Как-то, в свой отпуск, Фрэнк утащил ее в аквапарк, и они целый день проторчали там. Он уговорил ее спуститься с какой-то особенно страшной горки. Сказал, что будет ловить ее внизу. Так и сказал – я поймаю тебя, Лори, сладкая. Давай, Лори, я тебя  поймаю. Скатился первым, и, когда она вылетела в бассейн, дезориентированная, и что уж там, испуганная, потому что на крутых поворотах ее едва не выбрасывало вниз, влетела, ушла под воду, он ее поймал. Поймал и вытолкнул наверх.
Сейчас он тоже ее ловит, когда она падает. Лори чувствует себя так же, как на тех горках, так же перехватывает дыхание, так же бьется сердце – ловит собой, на себя, а потом и сам падает в нее, следом, почти сразу же, и это слишком сильно и быстро, чтобы Лори успела его предупредить. Лори не успевает даже подумать о том, чтобы предупредить, что она сейчас не пьет таблетки. У нее началась аллергия, и она прекратила пить таблетки. Что ему нельзя, им нельзя… Не успевает, словом.
Лихорадка, уложившая их на этот диван, заставившая ее отвечать на поцелуи бывшего мужа, отползает – все равно, что отлив, оставляющий после себя на песке осколки кораблекрушения. Лори лежит под Фрэнком, он еще в ней, а она уже думает – что они наделали? Как теперь все будет? Ей же нужно возвращаться к Мэтту, в ту жизнь, которую она себе построила без Фрэнка, попыталась построить. И сама же все испортила… - Лори закрывает глаза, чтобы Фрэнк не прочел эти ее мысли, не догадался, о чем она думает. Она не хочет навредить ему. У всего есть цена, и у ее спокойной жизни с Мэттом тоже – но не такая же. Не Фрэнк – такой вот, потерянный, сломанный Фрэнк. Не может она перешагнуть через Фрэнка.

- Эй. Эй, ковбой. Давай-ка, подвинься, мне надо в душ.
А еще в аптеку за таблетками – потому что это не шутки. Потому что Лори взрослая девочка, знает, что бывает, когда парень не вынимает. Знает, что «а вдруг пронесет» может и не сработать. Эта мысль – о том, что она, может быть, залетела – окончательно прогоняет из головы и тела  все остатки удовольствия. Какое уж тут удовольствие.
Лори осторожно выбирается из-под Фрэнка, сгребает одежду и уходит – сбегает в душ. Ей нужно подумать. Обо всем, что случилось, и как теперь все будет дальше.
Ничего не придумывает.
Выливает на себя галлоны горячей волы и чуть не половину флакона жидкого мыла, но ничего не придумывает. Кроме того, что ей нужно вернуться до того, как Мэтт приедет с работы, чтобы избежать лишних вопросов. Ну, может быть, там на нее снизойдет чудесное откровение, что ей со всем этим делать – с Мэттом, с Фрэнком и со своей жизнью.

- Ты как? – спрашивает Лори Фрэнка – одетой она чувствует себя гораздо уверенней.
Щенок таскает по комнате ее носок. Вот у кого никаких проблем!
- Ты меня до смерти напугал, Фрэнки, как ты? Послушай, милый, мне нужно уходить. Правда, нужно. Но я позвоню тебе, сегодня вечером. Хорошо?
Ей до смерти хочется его обнять – это никак не связано с сексом – обнять, чтобы утешить, успокоить, чтобы он почувствовал, что она рядом, все равно рядом. Но Лори боится, что после этого она точно не сможет уйти, или что Фрэнк ее уже точно не отпустит, и Мэтту придется разыскивать ее, звонить, писать, и все это превратится в одну безобразную сцену с действующими лицами – муж, бывший муж, неверная жена. Все, конечно, сложнее. Она легла с Фрэнком не потому, что ей внезапно захотелось вспомнить старое, но со стороны это выглядит имен так. Заскучала.
Лори нервно поправляет сережку в ухе, оправляет свитер, липнущий к горячему после душа телу. У нее в машине косметичка, вопрос только в том, может ли помада и пудра скрыть следы случившегося. Лори, как, наверное, всем неверным женам и подружкам, кажется, что на ней крупными буквами написано, где и с кем она была и чем занималась.

- Я работаю в четверг и пятницу, если получится, я вырвусь в субботу, если нет – в понедельник.
Она не говорит «нет», не говорит – «нет, Фрэнк, я больше не приду», Лори быстро учится. Уже знает, что будет, знает, что Фрэнк, ее Фрэнк, снова с головой уйдет в эту трясину, откуда он только-только выбрался. Он не в норме, совсем не в норме – зря она так подумала, зря позволила себе купиться на эти внешние признаки нормальности. Он не в норме – и нужно держать это в голове. И она держит это в голове, обнимая Фрэнка в ответ, позволяя себя целовать и целуя его тоже. Испытывая и нежность, и вину, и грусть, и еще много всего, с чем ей еще предстоит разобраться.
- Не забудь придумать имя щенку, - напоминает она, наклоняется почесать пока еще безымянного малыша за ухом, он лижет ее ладонь, и взгляд, взгляд… ну вот как у Фрэнка сейчас, так в душу и заглядывает.
- Все, пока, я позвоню вечером.
Ей придется позвонить вечером, если она не хочет, чтобы Фрэнк принялся ее разыскивать.
В форде Лори приглаживает волосы, подкрашивает губы – помада чуть подрагивает в пальцах, губы у нее припухшие от поцелуев. От поцелуев Фрэнка. Он ее целовал, а она целовала в ответ. Они занимались сексом. А теперь ей нужно возвращаться к Мэтту. И делать вид, что ничего особенного не случилось.
Но сначала – в аптеку.

Честно говоря, такое с ней впервые. Искать аптеку подальше от дома, от старого дома и от нового дома, аптека, где ее никогда не видели и больше не увидят. Она была строгой девчонкой, с головой на плечах, и не развлекалась, меняя парней. Фрэнк был упорным, а еще не тропился уложить ее в койку. Сказал, что у него к ней все серьезно, так что ему не жмет подождать – и заработал хорошее количество очков в ее глазах. Когда они уже были женаты, таких вот ситуаций не возникало, а если бы такое и случилось, она бы точно не побежала за спасительной таблеткой. Она была бы рада ребенку от Фрэнка, даже если бы он появился не вовремя. И то, что она не может порадоваться сейчас мысли о возможной беременности – самый четкий маркер того, что у них все не так как раньше, и никогда не будет так, как раньше.

Форд, капризно захрипев, встает, когда она проезжает перекресток, и все ее попытки завести автомобиль оканчиваются ничем – перспектива ясна. Вызывать эвакуатор, везти в автомастерскую. Выслушивать то, что она уже слышала – зачем вам эта развалина, мэм?
Когда в сумке начинает вибрировать телефон, Лори в первую секунду думает, что это Фрэнк.
Фрэнк, который решил не дожидаться вечера и позвонил ей, хотя у них уговор, звонить ей только в экстренных случаях.
Но это Мэтт.
Плохо или хорошо, что она чувствует что-то вроде облегчения от того, что это Мэтт, а не Фрэнк?
- Милая? – в голосе Мэтта искренняя тревога. – Где ты? Я освободился пораньше, а тебя еще нет дома. Ты все еще на работе?

Ей приходится придумать целую историю. Начинать врать ей приходится – если называть вещи своими именами. О том, что она повозила Эмми, маникюршу, ну ты помнишь, такая, пухленькая. Автомобиль заглох, да, Мэтт, ты прав, это должно было случиться, рано или поздно. Одна ложь громоздиться на другую, и Лори знает, что если она не будет осторожна, эта ложь рухнет на нее и похоронит их с Мэттом семейную жизнь. Хорошую, спокойную, предсказуемую семейную жизнь. Поэтому она спрашивает Мэтта о том, как у него прошел день – рассказов хватает как раз до дома.
Потом они накрывают на стол, Мэтт разливает вино – Лори сегодня пьет больше обычного. И, когда Мэтт отворачивается, отходит к холодильнику или отвечает на телефонный звонок – смотрит на время.
Она должна позвонить Фрэнку. Она обещала позвонить Фрэнку. Она волнуется – вдруг ему стало хуже. Не смотря на щенка, не смотря на секс. И пьет больше обычного, и, наверное, поэтому пишет под столом сообщение Фрэнку.
«Как навал? Пришли фото».
И торопливо ставит телефон на беззвучный режим.
- Ты раскраснелась, Лори, милая. Тебе не хватит вина? Завтра же на работу. Хотя… - Мэтт обнимает ее за плечи и целует в висок. – Мы могли бы решить этот вопрос. Увольняйся, Лори, детка.
- Я подумаю над этим, - отвечает Лори, стараясь, чтобы голос звучал с нужным градусом кокетства.
Кто теперь больше ее муж, Мэтт или Фрэнк? Ей же придется выбрать. Придется. Но не сейчас, да? Не сейчас.
В аптеку она, разумеется, так и не попала.

Фрэнк и щенок, вместе, смотрятся настолько мило, что Лори испытывает короткий укол сожаления – ей бы хотелось сейчас быть с ними. Дурачиться, дразня щенка. Валяться с Фрэнком на диване, смотреть какой-нибудь фильм, не слишком сложный. Такой, чтобы можно было посмеяться. Ей приходится себе напомнить, что это всего лишь фотография, картинка, что реальность совсем другая. В той реальности Фрэнк, возможно, даже не понимает, какую ужасную вещь они – она – сегодня сделала. Принимает это за проявление любви. И, конечно, Лори его любит – но сейчас в этой любви столько всего намешано, что невозможно с ней жить. Все равно, что зайти в помещение, где нет кислорода.
Ответить получается не сразу, только когда Мэтт уходит в спальню с ноутбуком, чтобы проверить срочные письма, достает телефон, чтобы прочитать сообщения.
Вроде бы ничего такого, вроде бы просто шутки – нужно ли щенку имя и не назвать ли его Ковальски. Но за этими шутками Лори чувствует тревогу. Ожидание чувствует.
«Назови М-16», - шутит она в ответ, нажимает кнопку «отправить», еще раз смотрит на фотографию Фрэнка с щенком. На секунду ее посещает совсем уж безумная мысль – оставить и Фэнка и Мэтта, уехать в другой город – например, пожить первое время у матери, в Сент-Луисе, ее квартира все равно сейчас пустует… Выбраться из этой ловушки вот таким вот способом. Очень радикальным. Сменить телефон, начать новую жизнь. Онa бы так и сделала, наверное, но знает, что не выдержит неизвестности? Не сможет жить, не зная, что с Фрэнком. Гадая, насколько все плохо.
Вот так и получается – думает Лори, заходя в гостевую ванную комнату, которая расположена в противоположном конце квартиры от их с Мэттом спальни. Место ее тайных переговоров с Фрэнком. Мэтт считает, что у нее чувствительный желудок… Надо – с иронией думает Лори – придумать себе какую-то подругу с вечными проблемами. Переименовать Фрэнка в телефоне в какую-нибудь Надин. Наверняка, где-нибудь в интернете есть инструкция «как изменять мужу и не попадаться». И, на всякий случай, прежде чем позвонить Фрэнку, она включает воду. Отлично понимая, что это значит – она не хочет попадаться. Ей нужен Мэтт, нужна эта спокойная жизнь без проблем и ссор, как человеку, останавливающемуся после тяжелой болезни нужна поддерживающая терапия.

- Привет, -- говорит она, когда Фрэнк отвечает на звонок. – Не за рулем? Слушай, я тут подумала, нет, Ковальски плохой вариант. Ты говорил, он картавил. Мы же не хотим, чтобы щенок картавил. Ну же, Фрэнк, включи воображение!
Она садится на край ванны, смотри в зеркало на свое отражение – лицо напряженное, даже морщины на переносице откуда-то взялись, и когда они появились? До развода, или после. Лори пытается разгладить их указательным пальцем. Но голос у нее веселый. Именно такой, как ей кажется, нужен сейчас Фрэнку.
А еще она рада, что есть щенок, что он могут поговорить о щенке, потому что о них – и о том, что сегодня произошло – Лори говорить не хочет. Ей все это никак не прожевать, никак, застревает в горле.
- Может быть, Бэнг? Бутчер? Пончик? Серьезно, посмотри на него. Он вполне себе пончик! А еще знаешь, Грэг, тот мужик, у которого я нашего мальчик взяла, говорил, что есть школы дрессуры, может, позвонишь ему, узнаешь подробнее? А я вас запишу. Правда, Фрэнк, будет здорово. Щенок научится выполнять команды. Ты тоже несколько новых освоишь! А, что думаешь?
Лори подставляет пальцы под струю воды, водит ими туда-сюда.
Может, если ей получится занять Фрэнка как следует – заинтересовать пусть не группами всякой помощи, но щенком…
Но нет. Лори вспоминает, каким он был сегодня, когда она сказала, что им надо перестать видеться. Как просил ее остаться, умолял остаться, говорил, то не может отпустить. Тут и всех щенков в мире не хватит, как ей, похоже, не хватает одного, очень хорошего, адекватного, доброго мужа, чтобы вычеркнуть Фрэнка Кастильоне из своей жизни.
Возможно – снова посещает ее уже знакомя мысль – ей тоже нужна помощь.

- Бредли – отличное имя, - соглашается Лори.
И правда, отличное. Щенок серьезные парень, по нему сразу видно, что серьезный, и имя ему нужно серьезное.
- Вы, похоже, подружились да? Я рада.
Лори выключает вод, потом включает снова – это такие, механические движения. Она нервничает, после сегодняшнего, потому что вроде как, выходит, она Фрэнку надежду дала. На то, что они могут быть вместе. Но они не могут, она замужем за Мэттом, и сегодняшнее точно не должно повториться. Ей было хорошо – конечно, ей было хорошо с Фрэнком. Но эту проблему сексом не решишь.
Эта надежда, у которой нет будущего, она у Фрэнка в голосе, Лори ее слышит, чувствует, и чувствует себя просто чудовищем каким-то. Хотела она, конечно, как лучше – и с этим визитами к Фрэнку, и с щенком, думала, это ему как-то поможет продержаться на плаву. А получилось только хуже, и теперь Фрэнк ей прямо говорит, что скучает. Ждет субботы. И Лори не знает, как им снова вернуться к прежнему формату – когда они, вроде как, друзья.

Она не хочет, чтобы он скучал, вот что. Не хочет, чтобы ждал. Лори хочет, чтобы Фрэнк жил своей жизнью и был в норме. Тогда и она сможет жить своей жизнью, той. Которую выбрала, согласившись выйти замуж за Мэтта, и быть в норме. Это не значит, что она не скучает – конечно, скучает. Но с этим нужно уметь справляться. С этим можно правиться. В отличие от других вещей – от приступов Фрэнка, он его ночных «обстрелов». А теперь еще новое – эта его маниакальная одержимость ею, и Лори не знает, как с этим быть. Чувствует себя, если честно, загнанной в ловушку.
- Я поищу, скину тебе ссылки – надо, чтобы школа была не слишком далеко, да? Чем ближе, тем лучше. И, Фрэнк, ты помнишь, что я тебе говорила насчет субботы? Если получится. Может и не получиться, тогда увидимся в понедельник. Я обязательно напишу, не хочу, чтобы ты сидел и ждал меня.
Он все равно будет, Лори это знает. Будет ждать ее с раннего утра, а может и с вечера пятницы. И, вроде бы, это как раньше – как было еще до свадьбы, он сам признавался, что очень ждет их встреч, но ощущается иначе. Как будто он ей выбора не оставляет – вот как это ощущается.
- А щенку передавай привет, скажи, что я скоро приду и принесу ему новую игрушку. Ты еще не свернул резиновой курице голову? Честное слово, ничего страшнее в жизни не видела. А малыш настоящий красавчик, честное слово, Фрэнк, вы с ним оба настоящие красавчики.

Лори кажется, что она слышит шаги Мэтта – она замирает, выключает воду, прислушивается. Нет, показалось…
И что – спрашивает она себя – теперь вот так все будет? Ей и раньше приходилось скрывать от мужа, как часто она звонит Фрэнку, ка часто у него бывает, но и этого Мэтту хватило, чтобы напомнить ей, за кем она замужем. А теперь ей придется как-то сдерживать настойчивость Фрэнка, Лори чувствует, что придется, до сих пор в ушах вот это – «и я тоже, сладкая. Уже скучаю». Придется играть роль хорошей жены, не являясь таковой – следует признать, Мэтт с ней промахнулся. Наверное, его друзья, Марк и Клэр, предупреждали его о том, что она ему не подходит, и что тут сказать, оказались правы. Эта мысль Лори прямо наизнанку выворачивает.
- Форд сегодня заглох, его пока отогнали на стоянку. Слушай, может, я тебе его отдам, а? Тебе же нужна машина, будешь с щенком выбираться на прогулки в парк. Честное слово, для меня он становится слишком капризным, никогда не знаешь, что сломается в следующий раз.
Эта правда. Фрэнку нужен свой автомобиль, и он разбирается в этих делах – вполне сможет довести форд до ума. Мэтта – Лори знает – порадует такое. Порадует возможность купить ей новую машину и убрать форд подальше с глаз. Она чувствует себя такой виноватой перед Мэттом, что хочет его порадовать, хоть чем-то.

Лори закрывает глаза на это «но ты все равно приходи», собирает все отпущенное ей терпение, всю любовь к Фрэнку, чтобы не напомнить ему, что она, вообще-то, замужем. У нее есть муж, его зовут Мэтт, он дантист и он вполне может захотеть провести с ней выходные. И что она должна ему ответить? Прости, Мэтт, у нас с Фрэнком планы? Но она не может так сказать, это причинит Фрэнку боль, а она не хочет делать ему больно. Не может вот так взять и выбить у него из-под ног почву, заставив взглянуть в лицо реальности. На не Холлидей Дюмон, но и без диплома психолога может сказать, что у Фрэнка своя реальность, в которой они все еще вместе, или могут быть вместе, и эта реальность напрочь исключает Мэтта и жизнь Лори с Мэттом.
И если попытаться разбить эту иллюзорную реальность, показать Фрэнку истинное положение вещей… ну, она знает, что будет. Увидела сегодня. И да, это было страшно.

- Если не в субботу, то в понедельник.
Лори отвечает, как могла бы, наверное, ответить капризному ребенку, который требует слишком многого. Чувствует, что нельзя уступать. Нельзя давать Фрэнку уверенность в том, что стоит ему надавить – она тут же со всем согласится, и отложит все дела в субботу, чтобы погулять с ним в парке. А потом что? Бросить Мэтта и переехать обратно к Фрэнку? Сделать вид, что все нормально? Ну да, будет легко сделать вид, что все нормально, до следующего кризиса, который наступит через месяц, или два – но наступит. И застанет ее врасплох, потому что к такому невозможно подготовиться заранее.
- Брэдли понравится в парке, я уверена. Там много на кого можно нарычать…
Забрать форд Фрэнк отказывается – сразу напрягается, Лори по голосу чувствует. Как будто у нег внутри радар, реагирующий на малейший намек на то, что они уже не вместе, больше не вместе, и Лори сдает назад. Не хочет, чтобы он себя накрутил, ему еще смену работать.
- Ладно – отвечает она с притворной бодростью. – Я просто хотела, чтобы старичок еще немного пожил, потому что это твой подарок. Но я не настаиваю. И не переживай начет ремонта или нового автомобиля, я с этим разберусь. Это не проблема.

Вернее, эту проблему должен решать не Фрэнк. Лори из тех женщин, которые уверены в том, что муж обязан и обеспечивать, и проблемы решать, и на руках носить, но в чем-то она консервативна. Например, в том, что позволять Фрэнку решать ее проблемы – считай, тоже измена Мэтту, может, даже посерьезнее той, что уже случилась. Секс есть секс, он иногда случается, иногда – ну что теперь – не с теми людьми. А вот это, с ремонтом форда или найти ей новую тачку, это уже подписаться под тем, что они с Фрэнком снова вместе.
Но они не вместе, и вместе не будут. Просто ей надо как-то с этим разобраться. Знать бы еще – как.
- Слушай, Фрэнк, мне пора. Уже поздно. Удачного дежурства и привет Брэдли. Я напишу тебе в субботу, как буду знать о планах на день. Пока.
Лори дает отбой.
Умывается холодной водой, чтобы немного взбодриться – разговор с Фрэнком ее вымотал, по-настоящему вымотал. Все, что ей сейчас нужно – это побыть в одиночестве, собраться с мыслями, но в спальне ждет Мэтт и нужно делать вид, что все хорошо.

- Может быть, придумаем что-нибудь в субботу? – спрашивает Лори, выключая светильник на своей стороне кровати.
Мэтт так и не выключил ноутбук, просматривает какие-то документы, но отрывается, чтобы поцеловать ее и заботливо подтянуть одеяло на голые печи жены.
- Сходим куда-нибудь? Ии пригласим гостей?
- Ты хочешь, детка? Я буду только рад, но ты у нас не любительница светской жизни, да?
- Ну, я люблю проводить время с тобой.
Прости, Мэтт. Прости, Фрэнк. Удивительно, но одной фразой можно предать и Фрэнка, и Мэтта, и себя.
- Марк приглашал нас в загородный клуб на уик-энд, хочешь? Мне показалось, тебе не нравится Марк и я не торопился соглашаться.
- Зато мне нравится Холлидей. Пиши Марку, милый, будет недурно выбраться из города на день-два.
- Хорошо. Спи, милая, я еще немного поработаю. Доброй ночи.
- Доброй ночи, Мэтт.
Доброй ночи, Фрэнк.
Доброй ночи, Брэдли.

Они неплохо проводят время за городом. Играют в крикет, танцуют, пьют. Даже Марк ведет себя пристойно, только Клэр, перебрав шампанского, несет что-то про мужчин, которые встречаются не с теми женщинами. Лори, понятно, принимает это на свой счет. Это она тут белая ворона, или наоборот, черная – черная кость. Но Клэр не тот человек, чьим мнением Лори дорожит, так что весь этот концерт пропускает мимо ушей, в итоге Марк уводит Клэр, укладывает ее спать… Неплохо проводят время, да, и Лори удается даже не слишком часто думать о Фрэнке. Она, конечно, позвонила ему, предупредить, что не приедет, но в остальном эта поездка оказалась глотком свежего воздуха – и в прямом и переносном смысле.
Они возвращаются в воскресенье. Фрэнк ей не звонит, Лори хочет думать, что это хороший знак. Что Фрэнк занят с щенком, или занят еще чем-то, достаточно занят, чтобы не думать о ней. Но, конечно, в понедельник они встретятся. Придется встретиться, она же обещала. Да и нужно посмотреть, как там Брэдли, ее кормит ли Фрэнк щенка пиццей. За щенка Лори чувствует ответственность. И за Фрэнка. Ничего с эти поделать не может.
Когда они решили развестись, мать Лори, жизнерадостная алкоголичка, предсказала - ты себя сгрызешь за это, Лори, и оказалась права. Только теперь у Лори больше причин себя грызть – она изменила Мэтту.
Но это больше не повториться.

Уже открывая дверь своим ключом, Лори думает о том, что следовало позвонить, что нужно избавляться от старых привычек. Она приходит в эту квартиру как к себе домой, и Фрэнк принимает это как должное, и это тоже неправильно.
Щенок летит навстречу, громко лает, набрызгивает на нее, вертя смешным хвостом. То ли узнал, то ли просто рад возможности поиграть.
- Эй, малыш, смотри, что у меня есть для тебя…
Лори достает из сумки резиновый мячик – специальный, для щенков. У них, как ей объяснили, зубки чешутся, поэтому они постоянно что-то грызут. У Брэдли, похоже, не только зубки чешутся, но и лапы, и уши, и хвост, потому что он ни секунды спокойно не сидит.
- А где Фрэнк, малыш?
Куртка Фрэнка виси на крючке. Лори нравилось приходить домой и видеть эту куртку, нравилось еще с улицы замечать свет в окнах, нравилось, что Фрэнк ее ждал с работы, старался что-нибудь придумать, чтобы порадовать, и она тихонько гладит эту старую куртку, как подружку, которая помнит их счастливые деньки.
Щенок хватает игрушку, убегает. Лори проходит в квартиру, заглядывает на кухню, и просто не знает, что сказать. Кухни нет. Есть доски, обрывки обоев, разобранные шкафы, даже линолеум снят. Все, что хранилось в шкафах – свалено у углу. И это сошло бы з ремонт, если бы Фрэнк собирался делать ремонт, и если бы в этом была какая-то логика и порядок. Но логик и порядка нет, есть только какой-то первобытный хаос, и Лори думает – не может не думать – не на кухне ли вымещал Фрэнк разочарование от того, что она не пришла в субботу.

Фрэнк в гостиной, на диване. Спит.
Лори смотрит на него, смотрит – она давно не видела Фрэнка спящим. Проблемы со сном у него начались сразу же после последнего возвращения. Как будто сломался какой-то тумблер у него в голове, застрял, и теперь никак не переключается. Два часа, три – редко больше, да и сон у Фрэнка поле ранения стал поверхностным. Беспокойным. Он ворочался, что-то бормотал, вздрагивал – иногда даже кричал, и Лори тоже не могла уснуть, лежа рядом с ним.
Но вот сейчас, кажется, он по-настоящему уснул, даже не услышал, как она пришла, не услышал лай Брэдли – если это благодаря тому, что он разгромил кухню, ладно, бог с ней, с кухней. Только надо придумать, что ему громить в следующий раз, потому что спать Фрэнку надо – об этом его врач тоже говорил.
Спящий Фрэнк – совсем ее прежний Фрэнк. Совсем прежний. И если бы Лори не боялась его разбудить, то, наверное, сделала бы какую-нибудь глупость. Погладила бы, поцеловала. Может быть, даже поверила бы на секунду, что вот он откроет глаза – и все будет как раньше. Он будет здоров, они будут счастливы, а кухня – что кухня, новая будет лучше.
- Пойдем, - шепотом зовет на щенка, укрыв Фрэнка пледом – пусть папочка спит.

Они занимаю спальню – Фрэнк, похоже, на кровати так и не спал, подушки не смяты, покрывало идеально ровное. Но они с щенком это быстро исправляют. Лори катает по полу мяч, Брэдли за ним гоняется, быстро понимает, что если приносить мяч обратно, игра будет веселее – очень умный щенок. Потом они кувыркаются на кровати, Лори разрешается чесать горячее щенячье пузо – Брэдли даже язык вываливает от восторга. Но, видимо, одной Лори ему мало, потому что щенок выворачивается, несется в гостиную, запрыгивает на диван и начинает вылизывать Фрэнку лицо – явно предлагая проснуться и поиграть вместе с ними, у них же такая веселая игра.
- Эй, малыш, нет, нет, не надо, дай Фрэнку поспать... Брэдли!
Брэдли, весь в своем щенячьем мире, где мячики и резиновые курицы, прогулки в парке и игры, забывшись, начинает жевать Фрэнку нос.
Лори смеется – сначала тихо, потом уже не особенно стараясь не шуметь, потому что ну ладно, спать, когда тебе жуют нос, просто невозможно.
- Прости, Фрэнк, - отсмеявшись, говорит она. – Я пыталась отвлечь Брэдли, но видишь, он хочет с тобой играть.
Ну, примерно об этом она и думала, когда ехала за щенком – что щенок будет тормошить Фрэнка, требовать внимания. С этой задачей Брэдли справляется на отлично.

Веселье Лори сразу как-то угасает после слов Фрэнка о том, что ей следовало устроиться на диване рядом. Она так и думала, что это может стать проблемой. Она считает случившееся эпизодом, о котором сожалеет – особенно сильно сожалеет потому что она тоже получила от этого удовольствия. А Фрэнк – Фрэнк считает это было началом… вернее, продолжением. Продолжением того, что у них было раньше.
Может быть, думает Лори, если она будет достаточно осторожна, им не придется об этом говорить. Если она будет достаточно осторожна – такой ситуации больше не возникнет.
- Да, хорошо провела время. За городом просто чудесно.
Лори опускает все подробности, зная, что Фрэнку они будут скорее неприятны – расстроит упоминание о том, что у нее теперь новая жизнь, новые знакомые. Лори осторожна – собирается быть особенно осторожной с Фрэнком сегодня, чтобы его ничем не спровоцировать.
Щенок тащит мяч, Лори бросает его в сторону спальни – тот с радостным лаем несется за ним. Лапы разъезжаются в стороны на скользком линолеуме.
- Соседи еще не жалуются на этого парня? Мне кажется, он очень громкий. Даже удивительно, такой маленький и такой громкий. Может, сходим с ним погуляем? А на обратном пути купим пиццу.
Чем меньше времени они проведут вдвоем, в квартире, тем лучше – Лори так думает. Меньше ненужных мыслей, меньше напрасных надежд. Да и что тут делать, в смысле, в квартире, Лори себе с трудом представляет. Она могла бы приготовить еду – но теперь к плите не подступиться, кухня напоминает место боевых действий. В уборке квартира не нуждается. Не смотреть же им телевизор, сидя рядышком на диване.

- Что за задумка? Это ты ради нее кухню разворотил?
Ругать Фрэнка за кухню Лори не собирается. Словечка ему не скажет. Во-первых, это его кухня, он тут у себя дома, и Лори собирается отныне помнить о границах и соблюдать их. И тогда Фрэнку тоже придется их соблюдать, так? Ну а кроме того, она рада, что Фрэнк хоть чем-то занялся, что у него появилось дело. Надолго ли, другой вопрос, но Лори и этому рада.
Ему нужно быть чем-то занятым, чтобы оставалось поменьше времени для того, чтобы думать. Думать, вспоминать, ждать ее звонка, ее прихода.
- Сбираешься поменять обстановку? Эй, малыш, малыш, хочешь погулять? Побегать на улице? Хочешь, ты же всегда хочешь побегать. Он вообще успокаивается хоть на пару часов, или у него это круглосуточный режим?

У Мэтта аллергия на шерсть животных – неприятно, но жить с этим можно, но это значит, что у них никогда не будет собаки, у их детей (если у них будут дети) не будет собаки. Лори это так и видит, как картинку, из которой вырезали изображение, оставив дыру.
Дети.
Таблетку на так и не приняла, для теста на беременность рано, к тому же, может еще пронесет. Если бы беременность случалась с одного меткого выстрела, они бы уже спихивали друг друга локтями в океан. Так что есть надежда, что пока единственным ребенком в ее жизни останется Брэдли.
Любопытно, но знакомые Мэтта вообще не слишком торопятся обзаводиться детьми, все говорят о необходимости пожить для себя, о том, что саморазвитие это важно, профессия это важно, путешествия… Хотя Марк и Холли хоть завтра могут себе позволить пожениться, купить красивый дом. Завести парочку детей. А вот те парни, которые служили с Фрэнком, парни совсем не из богатых семей и их жены и подружки, все хотели детей как можно скорее. А кое-кто и обзавелся первенцем.

Они заказывают две пиццы, острую и с грибами – ладно, Лори не может отказаться, у «Альфредо» лучшая пицца в городе. У которой, к тому же, вкус счастливы воспоминаний. Вечеров вдвоем, и, честное слово, им никто не был нужен. Фрэнк, ее Фрэнки оказался домашним парнем, не из тех, кого тянет по барам и вечеринкам, Лори тоже после работы сразу домой ехала – на крыльях летела, если знала, что Фрэнк ее ждет. Вообще не понимала девчонок, которые что ни пятницу, то куда-нибудь сваливают.
Щенок носится по парку, нарезает круги вокруг Лори и Фрэнка, пытается втянуть их в свою игру, задиристо облаивает собак покрупнее, но потом, на всякий случай, подбегает к ним – к ней и к Фрэнку. Совсем как ребенок. Они долго играют, стараясь вымотать Брэдли как следует, но это та еще задачка.
- Откуда у него столько сил, - удивляется Лори, когда они возвращаются. - Такой маленький, а бегал больше двух часов. Даже тебя умотал, а, Фрэнк?
Щенок трусит рядом, полностью удовлетворенный прогулкой и вниманием, которое он получил, принюхивается к запахам, исходящим от картонных коробок, а в квартире бежит к миске, повизгивает, намекая на то, что очень, очень проголодался, но Лори перехватывает его под круглое брюшко, сует в руки Фрэнку, тот барахтается, им приходится его удерживать, стоя совсем близко, и Лори говорит себе, что пора уходить. Они поедят пиццу, и она уйдет. Иначе все это… все это слишком похоже на то, что у них было и что могло бы быть, и от этого только хуже, и Фрэнку, и ей. Потому что это не правда. Она больше не его жена, она не живет с ним в этой квартире, и у них ничего не будет впереди. Ни дома, ни детей.
- Вот. Мой ему лапы, Фрэнки, и себе тоже мой, а я насыплю Брэдли корм. А потом поедим пиццу и мне надо будет уходить, Фрэнк. С вами было весело, парни, но мне пора. На следующей неделе еще погуляем, да? Да, Брэдли, малыш? А пока Фрэнк будет слать мне ваши фотографии, чтобы я не скучала.
Лори треплет щенка, смотрит на Фрэнка – улыбается, стараясь, чтобы улыбка выглядела естественной. Обычная доброжелательная улыбка, веселая даже – ну а что, они хорошо провели время, она давно столько не смеялась, потому что Бредли – самый смешной пирожочек, сладкий смешной пирожочек, и Фрэнк с ним просто ожил. Тоже бегал по парку, кидал ей палку, а она ему, а Бредли со счастливым лаем носился между ними. Здорово это было – здорово, чудесно просто, н пора заканчивать, потому что Мэтт скоро вернется с работы и ей пора возвращаться – в ту жизнь, которую она для себя выбрала.

Она насыпает Брэдли корм, ставит рядом миску с водой – щенок обзавелся приданым, Фрэнк ради этого прошелся по магазинам. Достает из холодильника колу, потом, подумав, меняет на пиво – пусть уже все будет как раньше, еще хотя бы час. Она скажет Мэтту, что после работы зашла с девушками в бар, Мэтт удивится, конечно, но можно сказать, что у кого-нибудь был день рождения. Ей не нравится ему врать, совсем не нравится, но она не готова к долгим, мучительным для обоих объяснениям. Не готова рассказывать Мэтту, что использовала выходной чтобы погулять в парке с бывшим мужем и щенком, потому что, Мэтт, ему это надо, понимаешь? Потому что так он держится, а ей очень нужно, чтобы он держался. Потому что как она может позволить себе быть счастливой, если Фрэнк не будет в порядке?

Лори пододвигает к дивану журнальный столик, выставляет коробки с пиццей, включает телевизор – все как раньше.
О том, что произошло на этом диване – старается не думать. Это была случайность. Эмоции. Фрэнк не справился с эмоциями, она тоже не справилась, когда он так близко оказался. Плохо, очень плохо, она очень виновата перед Мэттом, но что теперь ей делать? Только жить дальше и не допускать повторения подобного.
- Ковбой, - зовет. – Пицца ждать не будет. Первый кусок самый вкусный, сам знаешь.
Щенок, надо полагать с чистыми лапами, хрустит кормом. Лори надеется, что он потом поспит сам и даст Фрэнку поспать – иначе Фрэнку придется купить велосипед и выгуливать Бредли еще и так.
- И первый кусок, - болтает она, - достается Лори…
Сыр тянется, пицца пахнет просто умопомрачительно, и Лори двигается по дивану, отодвигаясь, давая Фрэнку место, пока на экране телевизора идет какое-то дневное шоу с закадровым смехом.
- Ешь быстрее, пока не отобрали, - советует она. – Мальчик наверняка проголодался, съест свой корм и примется за наш… откроешь мне пиво, Фрэнки? Брэдли меня так загонял, что от одной банки точно вреда не будет.

Ну да, Лори помнит, что подогретая пицца не хуже – ладно, когда Фрэнк бывал дома, пицца остывала часто. Они любили друг друга, они были женаты, и, черт возьми, счастливы, да. Идеальной сладкой парочкой они не были, ничего такого, Фрэнк упрямый парень, у нее характер не сахар, да и говорит она иногда не думая, со зла, потом, конечно жалеет о сказанном… Но как бы они ни ссорились, потом всегда мирились, в спальне или на этом вот диване мирились. Но никогда, даже во время ссоры, она не думали о разводе и не заговаривала о разводе, потому что сразу знала – это навсегда. У них. Они вместе навсегда, пока смерть не разлучит, и все такое. Знала, что Фрэнк думает так же. Но чего они не предусмотрели – не смогли предусмотреть, это его ранения, бессонных ночей, когда он не здесь – а там, в пустыне. Того, что иногда раны так глубоки, что не заживают и не дают начать новую жизнь.
Это она тоже помнит, как и вкус разогретой пиццы, она и правда от этого хуже не становилась.
Фрэнк гладит ей плечи – тоже как раньше, она и не хочет на это реагировать, но все равно наклоняет голову, давя ему себя трогать, гладить, вминать пальцы в плечи. Тело само реагирует, но на этот раз Лори, конечно, уже настороже. На этот раз не будет, как в прошлый раз. Не в том дело, что ей не хочется – было бы гораздо проще, если бы не хотелось. Но нельзя. Она замужем за Мэттом, не за Фрэнком. Но Фрэнк об этом как будто забыл и хочет, чтобы она забыла.

- Тебе надо подружку завести, ковбой, такие таланты пропадают, - шутит она.
Плохая шутка, они оба с Фрэнком понимают, что это плохая шутка, но она не знает, как еще выкрутиться. Как, не обижая Фрэнка, дать ему понять, что у них ничего быть не может. Ничего.
Она не будет бегать к нему тайком, играть с щенком, есть пиццу, трахаться – а потом возвращаться к Мэтту, в квартиру Мэтта, в его жизнь, такую понятную, упорядоченную. Она все еще хочет быть частью этой жизни. Любая женщина захочет – женщина, которая мечтает о семье, о детях, о том, чтобы у детей было будущее. И Лори хочет быть честной – и с Мэттом, и с Фрэнком, и с собой, если уж на то пошло. Просто не знает, как сказать об этом Фрэнку, чтобы не сделать хуже.
- Пусть Брэдли ее выматывает на прогулках!
Пусть щенок ее выматывает на прогулках, пусть он ест пиццу с Фрэнком, пусть он ей разминает плечи. Она будет ревновать – конечно, будет. Ей тоже нелегко смириться с мыслью, что он больше не ее. Но только так правильно.
А то, что он целует ее в щеку, в шею, то, что она, кажется, дышать в этот момент забывает – это неправильно.
- Фрэнк… Фрэнк, не надо. Мне уже уходить пора, я думала, мы поедим, и я пойду, но если ты не голоден…
Лори отворачивает голову от Фрэнка, от его поцелуев, кладет в коробку недоеденный кусок пиццы.
Он не голоден, это понятно. И это Лори не нравится, не нравится и то, что Фрэнк ее держит, удерживает на этом диване. Вроде бы шуткой, или лаской, но у них такого раньше не было, даже в качестве постельных игр – связывания там, удерживание, шлепки, всякие намеки на насилие, это не для Фрэнка было и не для нее. И Лори нервничает. Дергается. Вроде бы понимает, что это Фрэнк, верит, что он не сделает ничего такого, чего она не захочет. Но нервничает и дергается.

- Слушай, Фрэнк, я тут подумала – неправильно, что у меня до сих пор ключи. Давай я тебе их отдам, так будет лучше. Вдруг ты захочешь в гости кого-то привести, а тут я приду, неловко выйдет, да?
Она все еще пытается держать этот шутливый тон, который не очень-то уместен, но Лори цепляется за него, как все еще пытается цепляться за мысль о том, то они с Фрэнком друзья. Только друзья. Останутся друзьями – просто будут реже видеться. А когда-нибудь, через год, например, он познакомит ее со своей подружкой, и тогда их история закончится.
И это будет правильно.
А экране шоу прерывается на рекламу каких-то овсяных хлопьев, суперздоровых, супернатуральных. И семья – мать, отец и трое смеющихся, счастливых детей, кажется Лори насмешкой, издевательством. Разве она виновата в том, как все у них с Фрэнком вышло? Вернее, в том, как не вышло… Она старалась! Даже Фрэнк ей говорил, чтобы она ни в чем себя не винила, что она старалась, все сделала.
- Потому что с любовью – вкуснее! – радостно улыбается на камеру идеальная мать и жена, а рядом, обнимая ее за плечи улыбается идеальный муж, чем-то похожий на Мэтта, и у него точно нет ПТСР, точно нет никаких проблем, кроме, может быть, проблемы выбора, на какой курорт отвести в этом году свою расчудесную семью.

Лори согласна – им нужно поговорить. То есть, конечно, лучше бы без этого, лучше бы все само шло, но шло как надо, без горького привкуса этой неправильности. Лучше бы они с Фрэнком и правда остались друзьями – почему нет, не все бывшие после развода начинают друг друга ненавидеть, ей не за что ненавидеть Фрэнка, она любила его, и ушла не потому что разлюбила... Конечно, лучше бы без разговоров и без вот этого в голосе Фэнка: он снова опасно близко к краю и снова из-за нее. Но никак – она же старалась, но никак, и его слова это подтверждают.
Мы все вернем. Мы с тобой.
Это, конечно, ее вина. Она развелась с Фрэнком, но так до конца от него и не ушла, и дело даже не в сексе, который у них был. Она звонила ему, отвечала на его звонки, приезжала, подарила ему щенка... Это у нее была целая жизнь за пределами этой квартиры, понимает Лори, вот только понимание это, похоже, запоздало – ей бы раньше об этом подумать. У нее была работа, клиенты, приятельницы, Мэтт, их стремительный роман, свадьба. Ее жизнь неслась вперед с такой скоростью, что она иногда за ней не успевала. Фрэнку же не так повезло – это она могла сойти с этого поезда, он же вынужден ездить на нем, по кругу, из дня в день. Конечно, он надумал себе. Всякое надумал. Что у них что-то может быть, что  можно все вернуть.
А самый большой самообман Фрэнка – это его «мне намного лучше». Потому что нет. Ему не лучше. Драка в баре, то, как он отреагировал в прошлый раз на ее слова о том, что им нужно перестать видеться, даже эта разгромленная кухня, все это признаки того, что ему не лучше. И, возможно, то, что она скажет – совсем все сломает, но Лори не верит в ложь во спасение и в секс во спасение тоже не верит...

- Нет «нас», Фрэнк. «Нас» больше нет, я замужем за другим, я жена Мэтта, Фрэнк, не твоя. Нам не повезло, да, ты прав – мы оба пережили катастрофу, и ты и я. И мы не будем к этому возвращаться, нет, я не буду к этому возвращаться, я не смогу пройти через это еще раз. Не выдержу. Это не «сложный момент» это чертова проблема, огромная проблема, которую мы решить не в состоянии. Прости, что бросила тебя с ней, прости, что не смогла все это делить с тобой...
Лори чуть не давится этими словами – прости, прости, прости... Это все чувство вины, которое за два года выросло, разжирело, заполнило собой, кажется, всю эту квартиру, выдавливая отсюда воздух. Это все чувство вины, в которое превратилась ее любовь к Фрэнку, не могла же она просто исчезнуть, не могла, вот и забродила, запертая, плотно запечатанная. Стала другим – отвратительным, по мнению Лори, и на вкус, и на запах. И если бы Фрэнк был прежним, если бы он был здоров, он бы никогда не принял одно за другое, никогда бы не стал довольствоваться остатками того, что у них было раньше.
Хотя, конечно, если бы Фрэнк был прежним – она бы никогда от него не ушла. Не важно, сколько бы ему пришлось восстанавливаться после ранения, не важно, как надолго им бы пришлось отложить свои мечты о доме и детях.

Надо уходить – вот что. Рвать по живому, делать больно и себе и ему, но уходить прямо сейчас, потому что дальше будет только хуже.
- Я пойду, Фрэнк. Не о чем тут говорить, мы обо всем уже говорили, ничего не изменилось. Тебе нужно начинать жить без меня. Мы и так затянули с настоящим расставанием – я затянула, это моя вина, прости. Не надо было оставлять себе ключи, приезжать к тебе, ты бы справился со всем этим намного быстрее, а я, получается, тебе только навредила. Хотела как лучше, но сделала только хуже. Ты не сможешь начать новую жизнь, пока я рядом, Фрэнки, милый, а ты должен. И я должна.
Лори хочется подсластить пилюлю, добавить что-то ласковое – что она любит его и будет любить, что он ей очень дорог, всегда будет дорог. Но такие вещи не говорят, когда собираются уходить. Не говорят при последней встрече, потому что  вот это уже по-настоящему жестоко.
Пицца остывает, пиво выдыхается в открытой бутылке, щенок хрустит кормом – она могла бы тут остаться, это было бы легко. Но легко – не значит правильно. Так что Лори заставляет себя встать с дивана – это правильно. Посмотреть Фрэнку в глаза – это правильно. Достать из кармана джинсов ключи – два ключа, один от входной двери, другой от квартиры на плоском брелоке, кладет на стол, рядом с картонной коробкой, на которой уже проступили жирные пятна. На кусочке металла, выполненного в виде флага, звезды и полосы, брелок подарил ей Фрэнк... Он много чего ей подарил, ей до конца жизни с ним не расплатиться, так что лучше и не начинать закрывать этот бесконечный счет ценой своей нормальной жизни, он все равно будет только расти с каждым днем.
- Так что... Так что давай прощаться, Фрэнк. И на этот раз уже насовсем. Тебе это нужно, и мне тоже.

Мы уже закончили – хочет возразить Лори. Когда развелись. Развод, эта отвратительная казенная процедура, для этого и создана. Чтобы поставить точку. Официальную. Бесповоротную. Мы закончили, надо только закончить окончательно, совсем, последнее усилие и им обоим станет легче – все, как написано на всяких форумах, куда она, отчаявшись, ходила за поддержкой. Чего только не сделаешь в отчаянии… Но Фрэнк, наверное, знает об отчаянии больше, чем она – Лори не настолько эгоистка, чтобы думать, будто на ее долю выпало страданий как никому и никогда. Им обоим досталось, но Фрэнку да. Куда больше. Она ушла, но он-то остался. Но она его не жалеет – в смысле, жалость Фрэнку не нужна, она просто пыталась быть его другом. Но, наверное, плохо пыталась – или слишком хорошо…
Фрэнк так близко – опасно-близко, и это уже не случайная близость, не случайное прикосновение локтя к локтю, щекой к щеке при прощании. Это то самое. От чего она теряла голову раньше, и до свадьбы, и после, и развод, как выяснилось, ничего не изменил. Не в этом.
- Фрэнк…
Фрэнк, не надо.
Фрэнк, давай поговорим.
Фрэнк, мне правда надо идти.

Фрэнк не дает ей договорить, просто не дает, и это не честно – на не из тех девушек, которые ведутся на секс, но она велась на него – хотя и заставила з собой побегать. Заставила, потому что хотела убедиться, что у него к ней все серьезно. Ну вот, все серьезно, серьезнее некуда.
Он влюбляется в нее – такие красивые слова, такие искренние, что Лори замирает, преступно затягивая эту минуту, на которую они не имеют права, минуту в его объятиях. Таких привычных, таких… таких желанных, что ей хочется позволить ему все это. И обнимать ее, и гладить, перебирая волосы, ей всегда это нравилось, всегда нравилось и он помнит…И целовать тоже позволяет, а потом и сама целует в ответ, не может не целовать, потому что тут – между ними, между их телами, ничего так и не закончилось, никакой развод точку не поставил.
Какой развод? Развод, хоть всех адвокатов Нью-Йорка привлеки, не изменит того факта, что они друг для дуга, в сексе друг для друга, и Фрэнк это знает, как она знает, и использует это против нее же, только Лори не может сердиться.
Как можно сердиться на Фрэнка, когда только н может заставить ее стонать – и заставляет. И ее стоны – это, конечно, не ответ на его вопрос, или, наоборот… Она уйдет – цепляется Лори за колючую, как проволока, мысль, холодную, колючую, да еще под напряжением, и ее как током бьет – она уйдет, должно буде уйти. Но Фэнк… Фрэнк ее целует, целует, сжимает ее грудь – ничего грубого, нет, но как же он к нему прижимается, как же она его хочет! Почему она не может научиться так хотеть Мэтта? Почему с Мэттом все мило и хорошо, но только мило и хорошо, а с Фрэнком шторм, которому бесполезно пытаться противостоять? Можно только поддаться, дать себя уложить на диван – опять на их старый диван, ветеран стольких битв.

Это опять случается. Так же жадно, так же глубоко, как в первый раз, потому что теперь она хорошо помнит (не смогла заставить себя забыть), как это – быть с Фрэнком. Какая у него кожа на вкус – и она отчаянно цепляется за него, как, наверное, цеплялась бы за последние секунды в раю, прежде чем рухнуть в ад, цепляется, лижет его кожу, вспоминая его вот так, на вкус, на запах, и как же это хорошо, как хорошо. Так хорошо, что Лори тянет время – а они уже об без одежды, тянет время, заставляя Фрэнка перевернуться, лечь на спину (может ли второй раз считаться случайностью, может ли женщина, забравшаяся сверху на своего бывшего мужа, поклясться, что это было случайностью), но так видно все его татуировки, так она может трогать пальцами, губами его татуировки и «маленькую птичку» тоже. И твердый живот. И то что ниже, тоже вполне себе твердое.
Опять случается… Ну а раз так, думает Лори, какая разница… какая разница, и их старый диван-ветеран поднатуживается и выдерживает их двоих, под бодренькое бормотание телевизора. Но сейчас по телевизору могли бы объявить всеобщую эвакуацию, ядерный взрыв, второе пришествие – Лори бы внимания не обратила, даже звук бы не убавила.
Потому что если попадаешь в шторм, то… то получай удовольствие, так? И Лори, которая иногда оправдывает свою эмоциональность итальянским корнями, так и делает. Пусть во всем происходящем будет виноват какая-то из прабабок, приехавшая с острова Сицилия, не иначе, решившая завести роман с каким-то прадедом Фэнка, сбежавшего от кровной мести из Неаполя. Они любили об этом шутить, но сейчас ей не до шуток. Когда она наклоняется, размазываясь по Фрэнку, прижимаясь к нему грудью, прижимаясь к нему губами, чтобы поделиться вот этим – и выдыхает ему в рот – ей не до шуток.
И не до Мэтта. Который сейчас кажется таким далеким, таким ненастоящим… ошибкой. Он ошибка, не Фрэнк. Сейчас - не Фрэнк.

Лори чувствует себя разбитой, а вернее разбившейся. Об Фрэнка. Она пошевелиться не может, вздохнуть не может, лежит в его руках, прижатая к его телу. Фрэнк все еще в ней и быть ближе друг к другу просто невозможно, они как будто одно целое, вот так, физически, и их стремительный, жадный секс, и пережитое удовольствие соединяет их сейчас так прочно, что Лори не представляет себе, как это – встать и уйти.
Вернуться к Мэтту.
Улыбаться Мэтту.
Лечь с ним в постель.
Это будет не ошибкой – она бы могла говорить об ошибке в тот, первый раз, и говорила, сама себе. Теперь это не ошибка, она хотела Фрэнка, хотела секса с Фрэнком так сильно, что не смогла его остановить, и сама остановиться. Теперь это измена.
Лори Фрэнку никогда не изменяла, никогда бы не изменила, и, выходя замуж з Мэтта, думала, что все будет так же. Потому что только так правильно. Потому что Лори знает, как может сломать жизнь измена. Фрэнк рассказывал – о тех, кого знал, рассказывал. Все эти истории, от которых становилось жутко: вернулся из тура, узнал, что у жены любовник, убил и жену и любовника, сел в тюрьму на пятнадцать лет. Как звали того парня? Кажется, Джерри, Джерри Кейтель, но Лори не уверена. Уверен в том, что Мэтт бы никогда не стал, Мэтт не такой – он спокойный, рассудительный, добрый… Но все эти его прекрасные качества не повод ему изменять. Не повод обманывать его и себя, что уж. И себя тоже.
И себя тоже.

От них обоих пахнет сексом – животный такой запах двух тел, которые телись друг об друга, прижимались друг к дугу, трахались, полностью отдаваясь процессу, у Лори остывает, высыхая, кожа между лопаток и на затылке, под волосами, у Фрэнка влажные волосы на груди, между ног он тоже мокрый, от ее смазки, от того, что из нее вытекает его сперма. И ее это не смущает, ей это нравится, ей не хочется вставать, не хочется выбираться из рук Фрэнка, идти в душ, уходить, хочется остаться с ним на этом диване, отдохнуть, а потом повторить все это еще раз. Раньше они всегда были осторожны. Лори настаивала. Дети – да, двое, трое детей – но только когда они смогут их обеспечить, не раньше. Но то раньше – а сейчас их бросает друг на друга, и какая там осторожность…
- Может, и не хочу, - Лори облизывает пересохшие губы, приподнимается, и тут же натыкается – нет, напарывается – на взгляд Фрэнка.
Он ее убивает этим взглядом, полным веры в нее, в них, в то, что они справятся. Просто убивает.
- Да, я не хочу, ты прав, но я должна. Мэтт не заслуживает такого предательства, Фрэнк, он сделал все, чтобы я была счастлива, он любит меня. Я не причиню ему такой боли. Не останусь с тобой, чтобы сообщить ему новость по телефону – прости, Мэтт, но я возвращаюсь к Фрэнку, спасибо, что был терпелив со мной. Нет. Я так не сделаю. Я должна вернуться – и я вернусь, Фрэнк. Нельзя… нельзя жить одними только желаниями. Есть и другие важные вещи.
Честность, например.
Да, Фрэнк прав. Она его любит, все еще любит, и хочет. Мэтта тоже, но не так сильно. Ужасно так рассуждать, просто ужасно, но это правда. Фрэне обжигает ее, все ее чувств обжигает. Заставляет ее сердце биться быстрее, заставляет ее снова его хотеть. Но это не оправдание тому, что она делает.

Она поговорит с Мэттом – решает Лори. Она расскажет ему все, никакой лжи, никаких оправданий. После этого ей, конечно, придется уйти, но не к Фрэнку, нет. К Фрэнку она не вернется. Потому что он себя обманывает и ее обманывает – не специально, конечно, просто потому что хочет верить и сам искренне верит. Проблема никуда не делась. Проблема все еще здесь. С ними. В этой квартире. И дайте ей ночку потемнее, и она выберется из своего угла воем сирены, грохотом взрывов, криками людей. Лори этого не услышит, она будет спать, но услышит Фрэнк.
«Пригни голову, рядовой».
«Эти суки уже близко».
«За нами пришлют вертолет, скоро ты будешь у мамочки. У тебя есть девчонка? У меня есть, жена, Лори, посмотри, она у меня красавица».
В темноте ванной комнаты Фрэнк показывает невидимому рядовому невидимую фотографию Лори. Потом пытается найти невидимый пистолет и не может найти – после той ночи Лори стала прятать вечерами ножи, только куда их спрячешь в этой небольшой квартире…

- Я знаю, как будет правильно, и я поступлю правильно, Фрэнки, даже если хочу другого. Прости, милый. А теперь отпусти меня, мне нужно в душ.
Кольцо рук не расцепляется, Фрэнк по-прежнему смотрит на нее, смотрит так, что у Лори слезы к горлу подступают – опять она делает его несчастным.
- Отпусти. Я не передумаю, Фрэнк. Ты меня знаешь, я не передумаю.
Кольцо распадается.
Лори подхватывает одежду и уходит в душ, там, выкрутив горячую воду так, будто ей нужно заживо содрать с себя кожу, можно и поплакать.
В ее жизни двое мужчин, и она любит их обоих, каждого по-своему, но любит. И не с одним из них, похоже, она быть не может. Лори не любит себя жалеть, но, честное слово, тут можно себя и пожалеть.

Отредактировано Lena May Kane (2022-03-05 17:14:09)

Атланта нравится Лори, всегда нравилась, Брэдли, в конечном итоге, она тоже понравилась. И дом в пригороде, где выросла Лори ему тоже понравился, хотя бы тем, что теперь не нужно ждать, когда его выведут в парк, можно носиться по газону, пугая птиц. Он вырос за эти шесть месяцев – и не только он. Лори все собирается покрасить комнату наверху, но все никак руки не доходят, пришлось разбираться с наследством – от этого вируса гриппа, который поначалу казался не особенно опасным, умерла мать Лори и ее тетка. Одна, а через неделю вторая. Лори до сих пор, если честно, в себя не пришла. Но, подумав, выставила квартиру матери на продажу и переехала в дом тетки. Ну вот, она всегда мечтала о доме, о доме, в котором она будет жить с Фрэнком и х детьми – трудно не думать об этом, планируя ремонт.
Ну и о Мэтте тоже – иногда Лори о нем вспоминает, каждый раз к мыслям о нем примешивается чувство вины. У них был всего один разговор – всего один, после того, как полиция пришла к Фрэнку. Один – и они подали на развод. Два развода за два года, это, конечно, рекорд…

Апрельское солнышко припекает, ярко светит через намытые до прозрачности окна. Брэдли нежится на коре тети Джулии, подставив живот солнечным лучам, блаженно вывалив язык. Лори посматривает на него из кухни, улыбается – Брэдли ей пришлось забрать с собой, не составлять же его в пустой квартире, кто бы за ним ухаживал? Но они подружились, хорошо подружились. Хотя Брэдли иногда мог быть упрямым, очень упрямым, и желал спать только в ее постели, скромно устраиваясь в ногах, но к утру переползая значительно выше.
Ну вот, думает Лори, делая себе овощной салат (приходилось следить за питанием), кое-что ей от Фрэнка все же досталось. Ну, значит так тому и быть, ну а какой у нее был выбор? Нет, Мэтт предлагал ей решение, но это не по ней.
Атланта почти залечила ее сердечную рану – как выразилась бы покойная тетушка Джулия, обожавшая «Унесенных ветром». Пронеслась зима, наступила весна, зацвели персики, весь. пригород утопал в цветущих персиках, и на душу Лори снизошло умиротворение. Будь что будет, так? Просто, конечно, не будет, она пока без работы, живет на сбережения матери и тетки, но она со всем разберется, со всем справится.

Салат выглядит уныло, Лори сбрызгивает его маслом авокадо, бросает щепотку соли и перца, хотя это уже настоящий первородный грех, не меньше. У нее лодыжки отекают. То еще удовольствие. Зато Брэдли можно все – у него роскошный выбор корма, специализированного, для энергичных собак, и да, он очень энергичный пес, Лори, хочешь-не хочешь, приходится его выгуливать, потому что газона Брэдли мало. Ну, ей прогулки тоже на пользу.
- Никакого кофе, Лори, только травяной чай, - со вздохом напоминает она себе.
Насыпает две ложки травяного чая, пахнущего апельсиновым цветом и медом в заварник. Заливает кипятком. Кухня в доме милая, но старомодная. На овальных фарфоровых медальонах, развешанных на витых шнурах по стенам, цветут розы и порхают бабочки. Когда-нибудь она все изменит, устроит тут настоящий ремонт, сменит мебель и плиту сменит, и мойку, но пока что вся эта древность, бережно сберегаемая тетушкой Джулией, действует на нее как теплый плед, в который хочется закутаться с головой.

Накладывая в глубокую миску салат, в котором много витаминов и почти нет вкуса, Лори слышит, как к дому подъезжает автомобиль, слышит, как оживляется Брэдли, топает к двери, задорно лает еще до того, как раздаётся трель дверного звонка. Гадает, вытирая руки, кто это – наверное, кто-то из подружек тетушки Джулии, они иногда заезжают к Лори, узнают, не нужно ли ей чего.
- Иду, - отзывается Лори, приглаживая волосы и одергивая на животе майку. – Уже иду.
Стоит ей открыть дверь, Брэдли вдруг вылетает на крыльцо с отчаянным лаем, кидается на пришедшего, прыгает, визжит, крутится, пытается подпрыгнуть и облизать лицо. Лори так и стоит в дверях, застыв.
- Привет, Фрэнк, - тихо говорит она, заставляя себя как-то… как-то взять себя в руки. – Не ждала тебя.
Не ждала, и постаралась, чтобы никто не смог ее найти, ни Фрэнк, ни Мэтт. Но он нашел, и Лори инстинктивно обхватывает руками уже заметный живот.
Почти два дня. Почти два дня она сидела в его квартире, их бывшей квартире, прежде чем пришла полиция. Фрэнк не открывал дверь, не выпускал ее и сам не уходил – все твердил, что не может ее отпустить.
И вот он, снова. Он ее нашел. И честное слово, Лори не знает, что чувствует сейчас, чего в ней больше – страха, радости, злости? Чего она больше хочет – обнять Фрэнка, или прогнать.
Но не так уж важно, чего она хочет – напоминает себе Лори, эту мантру она за полгода выучила, наизусть выучила. Важно, как будет лучше для них обоих – и для ребенка, который у нее в животе. В первую очередь – для ребенка.

Да, она сменила телефон. Штат тоже сменила – начала свою жизнь с чистого листа, хотя это было непросто. Никогда Лори не думала, что окажется беременной без мужа, матерью-одиночкой.
Когда она приехала к Мэтту, чтобы собрать и увезти свои вещи, она уже знала, что ждет ребенка, неделя задержки, и она пошла за тестом, догадываясь, какой результат получит. Она сказала Мэтту, потому что он предложил ей все забыть, «я люблю тебя, Лори, давай все забудем». Сказала, что ждет ребенка от Фрэнка, не для того, чтобы сделать ему еще больнее, просто чтобы он понял – она не может больше быть его женой. Мэтт долго молчал, потом предложил родить этого ребенка. Сказал, что будет его любить как своего.
Лори не согласилась.
Нет, она не сомневалась в добрых намерениях Мэтта, но неправильно это, чтобы ребенок Фрэнка рос с другим мужчиной. Так она, хотя бы, сможет с ним говорить об отце. Иногда Лори отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь о Фрэнке, или даже поговорить с Фрэнком, и она могла бы – его номер телефона Лори знает наизусть, могла бы набрать его в любое время, но, разумеется, не сделала этого. Потому что если с чистого листа – значит, с чистого листа. Она совершила столько ошибок, и с Мэттом и с Фрэнком, что просто не справилась с их последствиями, и сбежала, да. Иногда это единственный выход – сбежать.
Но Фрэнк ее нашел.
И спрашивает, кто отец.

Пригород Атланты это не Нью-Йорк, не Чикаго, даже не сама Атланта – соседкам, знавшим тетку Лори, есть дело до ее племянницы. «А когда приедет твой муж, Лори?», «Твой муж, наверное, счастлив, Лори». Лори, конечно, объяснила, что мужа у нее нет, она в разводе, и вопросы прекратились, но взгляды – взгляды не прекратились.
Фрэнк тоже смотрит – смотрит на ее живот, как будто на нем должна появиться табличка с именем отца, странно, но Лори даже в голову не приходило, будто Фрэнк может задать такой вопрос. Она не собиралась ему говорить, но ей в голову не приходило, что Фрэнк может задать такой вопрос. Кто отец.
А разве не очевидно?
Лори так на него и смотрит, приподняв бровь, злая, очень злая на него сейчас – а что, есть варианты, кто отец?
Ну, видимо для него есть варианты, и Лори роняет неохотно, не ответ, так, полу-ответ:
- Не Мэтт.
А дальше пусть сам делает выводы, считает до шести, до шести-то он считать не разучился, и помнит, что бывает, если заниматься сексом без резинки. Вот это и бывает – живот, а потом ребенок.

- Брэдли... Брэдли, иди в дом!
Какое там «иди в дом», какое в дом, Брэдли рад Фрэнку, как будто узнал, а может и узнал, Лори не знает, сколько собаки помнят своих прежних хозяев. Но щенок очень грустил по Фрэнку, когда Лори увезла его с собой, очень грустил, не хотел уходить из квартиры, скулил. Пришлось позвонить Грегу, тому громиле, у которого она взяла собаку, тот посоветовал взять дл щенка какую-нибудь вещь Фрэнка, на которой сохранился его запах – майку, например, и положить в переноску. Сработало. Брэдли долго на майке Фрэнка спал, потом куда-то спрятал, может, на заднем дворе зарыл...
- У меня все хорошо, Фрэнк. Правда. Ты зря беспокоился. Не стоило тебе приезжать. Все нормально, я не держу обиды за то, что было, честно, я понимаю, все это было слишком тяжело – и для меня тоже было тяжело. Но не стоило тебе приезжать.
Новая жизнь без Фрэнка и Мэтта казалась – да и сейчас кажется для Лори единственным правильным решением, но, конечно, это нелегко, видеть Фрэнка на крыльце своего дома. И из-за ребенка тоже, но, главным образом, потому что она соскучилась.
И вот поэтому ему не следовало приезжать – чтобы она не наделала новых ошибок. К нее через три месяца на руках последствия старых будут, куда уж еще...