- Вам пора познакомиться, -  говорит Мэтт, когда Лори пытается отказаться от приглашения.
Его друзья – Марк и Холлидей – устраивают вечеринку в свой новой квартире. Приглашены еще несколько человек, с кем-то Мэтт учился в университете, с кем-то познакомился здесь, в Нью-Йорке. Все они были на свадьбе Лори и Мэтта, довольно скромной (так хотела Лори), но все же дюжина гостей и шампанское присутствовали. Но свадьба это одно, дежурные поздравления, дежурные ответы. А вот такая вот вечеринка – совсем другое. Лори подозревает, что ее будут оценивать, сравнивать с бывшей девушкой Мэтта, Робин. Подозревает, что это сравнение будет не в ее пользу.
- Брось, Лори, все будет хорошо. Тебе понравится – мы хорошо проведем время.
- Конечно, не сомневаюсь.
Конечно.
Когда они с Фрэнком устраивали вечеринки - шли в один небольшой ресторанчик, где было отличное пиво и домашнее вино, а к нему подавали всего один вид пиццы – «Маргариту» – но это была лучшая «Маргарита» в штате. Они пили с его друзьями, смеялись с подружками его друзей, и копили на первый взнос на дом. Хороший дом в хорошем районе, неподалеку от хорошей школы.
Все и в самом деле неплохо – ей даже нравится. Холлидей – психолог – очень милая, помолвлена с Марком. Клэр, арфистка, нравится куда меньше, худая, затянутая в узкое платье, она одинаково жадно смотрит на закуску (но не притрагивается к ней – диета), и на мужчин. Неплохо, и ей бы привыкнуть, так? Чем скорее, тем лучше. Эти люди – друзья Мэтта, ей придется их видеть, с ними общаться, даже если она считает Марка снобом, Клэр пустоголовой дурой. Зато Джаспер и его жена, оба журналисты, милейшие люди, пугают их весь вечер эпидемией супергриппа. Да и Холлидей очень сердечная. И очень серьезная.
Телефон в ее клатче начинает вибрировать, когда вечеринка в самом разгаре. Марк что-то выговаривает Холлидей за авокадо в закуске, у него аллергия или что-то вроде того. Клэр танцует с бокалом шампанского, вся такая томная. Грудь, уверена Лори, не настоящая.
- Я не верю в естественное происхождение этого вируса, - разглагольствует Джаспер.
Его жена закатывает глаза.
- У тебя паранойя.
- Прошу прощения, - извиняется Лори, выходит на балкон.
Осень. Пахнет осенью – дождливой осенью в большом городе. Сырость, смог… Она зябко ежится, отвечает на вызов.
- Привет, Лори, - слышит такой знакомый голос.
Закрывает глаза.
Ну кто бы сомневался, кто бы сомневался, все слишком хорошо шло. Даже эта вечеринка шла хорошо, не смотря на то, что Марк упрямо называет ее Лорен. Самое время появиться Фрэнку.
Иногда ей кажется, что у него какой-то радар. Что у ее бывшего мужа какой-то радар внутри, и, каждый раз, когда у нее все хорошо, когда ей хорошо, он появляется. Или, наоборот, исчезает – и ей приходится бросать все и ехать к нему….
- Фрэнк, я сейчас немного занята.

Они были женаты пять лет. Когда Лори сказала Фрэнку «да», она надеялась прожить с ним всю жизнь, честно надеялась. У них был отличный план – он идет в КМП, она учится на косметолога.
«Косметолог?», - переспросил Марк, с таким выражением лица, как будто Лори ему призналась в чем-то гадком. – «Отличный выбор профессии».
Отличный – они тоже так и считали. И все шло хорошо. А потом все стало плохо. Но пять лет – это пять лет, из которых три с половиной года были хорошими, замечательными, лучше не бывает. Но последние полтора стали тем еще адом.
Но хорошего же было больше, так?
Поэтому она отвечает. Когда бы Фрэнк ей не позвонил – она ему отвечает. Мэтту это не нравится, но он очень понимающий, ее муж. Очень понимающий, очень доброжелательный, очень уравновешенный – полная противоположность тому Фрэнку, который к ней вернулся из своего последнего тура.

- Где ты?! Что сделать? Фрэнк! Фрэнк! Ладно… да, ладно. Я приеду.
Лори дает отбой, кладет телефон в клатч, опирается на перила и дышит. Дышит. Ну да. все шло слишком хорошо в последнее время. Она даже думала, что все будет хорошо, что теперь все будет хорошо, у нее. У него. Но нет же, нет. И ей теперь надо придумать, как объяснить своему мужу, почему ей нужно уйти с вечеринки его друзей прямо сейчас.
Чтобы заплатить залог за своего бывшего мужа и вытащить его из полицейского участка.
Вряд ли Мэтт сочтет это романтичным.

Отредактировано Lena May Kane (2022-03-30 17:08:01)

Кажется, на этот раз даже спокойный Мэтт готов сорваться, и не Лори его з это винить. Она прекрасно понимает, что подставляет мужа, очень сильно подставляет. Понимает, как ее уход будет выглядеть в глазах его друзей, сколько разговоров об этом будет за его спиной. Мэтт, конечно, этого не заслуживает.
Мэтт, спокойный, доброжелательный, тактичный Мэтт заслуживает кого-то получше, чем Лори. Иронично, Фрэнк ей сказал в тот день, когда она положил перед ним документы о разводе – я понимаю, Лори, ты заслуживаешь кого-то получше. Никак ее жизнь не приобретет хоть какую-то устойчивость, так и стоит, на двух разъезжающихся стульях, пытаясь сохранить равновесие. Да, она знает, что нужно сделать, что должна сделать. Она должна прекратить видеться со своим бывшим мужем. Прекратить отвечать на его звонки, приезжать, если он не отвечает на ее звонки, прекратить контролировать количество продуктов у него в холодильнике и чистой одежды у него в шкафу. Прекратить вести себя так, будто она на девяносто процентов жена Мэтта, но н какие-то десять – все еще жена Фрэнка. Так не бывает.
- Ты ставишь меня в крайне неприятное положение, Лори, - сухо говорит Мэтт, и она кивает – да, да, так и есть, я ставлю тебя в крайне неприятное положение. – Что я должен сказать Марку и Холлидей, и всем остальным?
- Мэтт…
Лори берет его за руку, потом обнимает, прижимается щекой к его плечу – ей до сих пор трудно привыкнуть к тому, что это не Фрэнк. Что мужчина, за которого она вышла замуж, с которым спит в одной постели – не Фрэнк. Она, конечно. Любит Мэтта, боже, да как можно его не любить? Но да, такое чувство, что где-то глубоко внутри, на какие-то десять процентов, она все еще жена Фрэнка.
- Мэтт, ты прав. Конечно прав. Это в последний раз. Обещаю.
- Хорошо. Но Лори, нам придется о этом поговорить. Я люблю тебя, но нам придется об этом поговорить. Я вызову тебе такси…
Да, хорошо, хорошо, поговорить – Лори согласна. Она не любит эти разговоры, эти вежливые разговоры, во время которых взрослые люди со взаимным уважением выясняют, не повышая голоса, что не так. Все не так – то, что она срывается с вечеринки, чуть ли не в свой медовый месяц (их свадьбы была в июле), бросая мужа, чтобы внести залог за Фрэнка, уже говорит о том, что все не так. И ей придется постараться, чтобы загладить свою вину перед Мэттом. Так какого черта она на него злится?

Этот вопрос Лори задает себе в такси. Сначала ей приходится ехать домой, в их с Мэттом квартиру за наличными, потом в тюрьму. Злится, да. На Фрэнка тоже, сильно, но это привычное чувство, развод в этом смысле ничего не изменил. Но теперь еще на Мэтта. Потому что…
Ну, потому что Фрэнк бы ее запер, за руки бы держал, но не пустил бы ни к какому бывшему мужу, даже если бы тот умирал.
Разумеется, это не значит, что Мэтт ее не любит. Просто он другой, совсем другой. Он уважает чужие решения и чужие границы, он никогда не применит к своей жене физическую силу и не будет навязывать ей свои решения. Она этого и хотела, да? Чего-то такого. Все равно что прохладный дождик после адской жары, после того, как ты сгорела до костей, дочиста сгорела. И в первые недели их отношений Лори чуть не плакала от счастья… Так почему теперь она злится?

- Драка в баре, - говорит ей полицейский, пока она заполняет все бумаги. – Повезло еще, что никто не пострадал. Отделается исправительными работами, если не влипнет в какую-нибудь историю снова.
- Надеюсь, не влипнет, - отвечает Лори.
Полицейский скептически хмыкает – ну да, Лори его скепсис разделяет. Влипнет. Фрэнк влипнет, может быть, не сейчас, но скоро. И она ничего не может сделать, ничего.
Будь они сейчас женаты – было бы все то же самое. Месяц, два, иногда больше – все хорошо, а потом все летит в пропасть, Фрэнк слетает с катушек, и н это невозможно смотреть и понимать, что ничем она ему не может помочь. Только себе.
Ну вот. Помогла. Только все равно же она здесь – ее муж с друзьями на вечеринке, а она здесь.

-- Привет, - холодно кивает она Фрэнку, даже не стараясь делать вид, будто рада его видеть.
У него на скуле синяк. И взгляд такой… в общем, Лори по этому взгляду уже понимает, что хорошие недели для Фрэнка закончились. Те недели, когда он становился почти прежним, шутил, когда она к нему приходила, даже готовил к ее приход макароны с сыром, лучше Фрэнка никто не готовит макароны с сыром. И так легко было поверить в то, что теперь все, теперь точно все. Но нет. Никогда не бывает точно все.
Они выходят из участка, Лори кутается в плащ, который больше для красоты, а не для тепла.
- Мне нужно возвращаться. Я бросила Мэтта посреди вечеринки, Фрэнк.
В ее голосе осуждение, обвинение, усталость – и нет, она не будет изображать из себя идеальную бывшую. Не будет целовать Фрэнка в щеку и желать ему хорошего вечера.
- Но сначала я довезу тебя до квартиры, и ты ляжешь спать. Иначе к утру ты снова попадешь в участок, и на этот раз штрафом не отделаешься, а я не получу обратно свой залог.
Фрэнк в своей старой куртке, с этим синяком на скуле прямо-таки возвращает ее в прежние их дни, те, которые предшествовали разводу, и Лори обжигает чувство вины – тоже привычное. Все же она ушла. Бросила. Да, это было здравое решение, невозможно жить с человеком, который седи ночи вдруг решает, что они под обстрелом, тащит ее в «укрытие» - в угол, за кресло, в ванную комнату. Невозможно строить будущее рожать от него детей. Все так, все верно и даже Фрэнк ее понял. Но чувство вины – вот оно. Никуда не делось.
- Хочешь чего-нибудь? – смягчившись, спрашивает она. – Голоден? Может быть, поищем кофе на вынос и какую-нибудь еду?
Она не виновата – но и он не виноват. Или виноваты оба, но идея записаться Фрэнку в КМП казалась удачной, действительно удачной. Это же не навсегда. Это ради их будущего – они накопят на дом, он уволится со службы, поступит в университет. Ради их будущего… Ну вот оно, их будущее, ставшее настоящим. Она вносит залог за Фрэнка а дома ее ждет разговор с мужем и она пообещала Мэтту, что это в последний раз. В последний раз на срывается к Фрэнку по его звонку, бросая все.

Комментарий Фрэнка насчет вечеринки она оставляет без ответа. Не хочет врать, говоря, что вечеринка была просто первый класс, но и жаловаться, понятно, тоже не хочет. У нее теперь новая жизнь, нормально, что не все вызывает восторг. Она не обязана, например, любить всех друзей Мэтта, и друзья Мэтта не обязаны любить ее, достаточно, если они будут вежливы друг с другом. Но даже если бы у нее были проблемы посерьезнее сноба-Марка, или Клэр, она все равно не стала бы жаловаться Фрэнку. Он бы не стал злорадствовать, конечно, нет, только не Фрэнк, в другом дело. В том, наверное, что это было бы не честно по отношению к Мэтту. Хотя, то, что она сейчас здесь, а не с ним на вечеринке, уже достаточно нечестно и он, конечно, прав в своем желании поговорить – высказать ей свои претензии. Лори иногда ставит себя на его место – эти телефонные разговоры, эти визиты, вот такие вот поездки, внезапные и всегда неуместные – если бы он так с ней поступал? Звонил бывшей жене. Решал проблемы бывшей жены. Смогла бы она это терпеть? Нет. Точно бы не смогла.

В такси на садится уже продрогшей насквозь и благодарно кивает водителю, включившему печку по просьбе Фрэнка. Горячий сухой воздух тут же обнимает колени, она сует руки в рукава плаща, чтобы согреться. Надо было переодеться, незачем было ехать в участок в таком виде, но уж, наверное, каждая минут за решеткой Фрэнку за час казалась.
В общем, она торопилась – друзья же так и поступают, правда? А ей хочется верить, что они остались друзьями. Ну, может и не друзья, но и не чужие люди, это точно.
- Давай к «Альфредо», - соглашается она, старательно игнорируя то, как это звучит.
Как раньше.
Детей у них не было, готовить Лори не особенно любит, ну вот они и ходили в «Альфредо», или заказывали еду на дом, и не парились из-за крошек на ковре и покрывале.
В их с Мэттом квартире тоже есть ковер, но на нем крошек не бывает.

- Мэтт дантист, Фрэнк. Дантист. Ну, знаешь, лечит людям зубы.
Он спрашивал раз пять, и все равно забывает – а может, делает вид, тоже развлечение. В жизни Фрэнка теперь не так чтобы много развлечений, не считая драк в барах. Так что Лори готова закрыть глаза на то, что ее бывший муж все никак не может запомнить, чем занимается ее нынешний муж. Иногда Лори кажется, что как-о многовато мужей для нее одной, но потом напоминает себе, как ей повезло с Мэттом. С Фрэнком, в общем, тоже повезло – они развелись мирно. Если существуют дружеские разводы, то это был именно такой развод.
- Я заплачу, - торопливо говорит она, доставая бумажник из сумочки, когда они подъезжают к «Альфредо». – Купишь мне кофе и будем в расчёте.
Лори не знает, хватит ли у Фрэнка денег заплатить за такси, но на кофе ей он точно наскребет.

- Хорошего вечера, - вежливо улыбается им таксист, отъезжает – на той стороне улицы кто-то уже машет рукой. Пятница, вечер, все куда-то спешат.
Лори никуда уже не спешит – возвращаться на вечеринку глупо, возвращаться в пустую квартиру тоже не слишком хочется, вернее, не хочется приближать минуту разговора с Мэттом. Это не очень-то красиво с ее стороны, но что уж теперь… Просто все эти разговоры – думает Лори – они душу выматывают. Лучше бы они один раз поссорились как следует, а потом помирились, и отметили это дело в постели. У них с Фрэнком так и было, но нельзя же сравнивать Фрэнка с Мэттом. Нечестно по отношению к ним обоим.
На дверях ресторанчика объявление о том, что зал закрыт и тут же меню на деревянной доске – на вынос можно взять кофе, сладкие булочки с кремом, горячие бутерброды и все прочее, что можно съесть, сидя на скамейке.
- Мне кофе и булочку. С корицей…
Могла бы и не уточнять – Фрэнк только слово «дантист» выучить не может, а с ем она любит булочки и какой кофе в свое время с первого раза наизусть запомнил, ну и вряд ли успел забыть.
Хотя, ей бы, наверное, отказаться от булочки и остановиться на кофе. У Лори нет комплексов насчет своей фигуры, но худоба Клэр и жена Джаспера, Джинни выглядят так, будто могут в любой момент поучаствовать в показе нижнего белья.

В парке сыро, пахнет прелыми листьями, Лори греет руки о бумажный стакан с кофе. Она уже наступила в лужу и промочила ноги. Чувствует себя такой уставшей – тут, конечно, все до кучи. Проблемы на работе, з-за эпидемии у нее неплохой такой шанс остаться без нее. Мэтт говорит, что это не проблема – но это проблема. Из-за вечеринки, с которой ей пришлось уйти. Из-за Фрэнка, который идет рядом в своей старой куртке, которую она отлично помнит.
- Как дела в группе? Ты же не бросил?
Фрэнк ходит на групповую терапию – Лори считает, что неплохо бы еще ему пойти к Анонимным Алкоголикам, но если она заведет об этом речь, они опять поссорятся. А на сегодня – считает Лори – хватит с нее недовольных мужей. И бывших, и настоящих.

Лори с понятным скептицизмом смотри на бумажный пакет с логотипом «Альфредо», на нем уже есть пара жирных пятен от бутербродов, но из двух зол выбирает меньшее. С тревогой смотрит на туфли – дорогие туфли, но ей, конечно, нужно было как-то сегодня соответствовать всем этим дамочкам. По ним видно, что новые туфли для них не проблема, для нее теперь вроде тоже не проблема, но Лори не торопится гулять по магазинам с кредиткой Мэтта, и свои сбережения тоже тратить не торопится. Держит в уме, что они понадобиться могут – для Фрэнка. На его лечение, например. На хорошего психотерапевта – Холлидей, кстати, клинический психолог, знать бы еще, хороший или нет. Но, наверное, сможет кого-то порекомендовать, если она спросит…
Центр закрыли – это плохая новость. Встречи по скайпу… ну да, Лори может представить себе эффективность этих встреч. Может даже предположить, что одно вполне связано с другим. Минус встречи, плюс драка в баре. Фрэнку нужен поводок, крепкий поводок, и когда он вернулся со своего последнего тура, когда все началось – Лори считала, что сможет. Буде рядом, будет крепко держать Фрэнка, не даст ему сорваться, вытащит. Они же любят друг друга – любили, этого же должно быть достаточно. Не достаточно, как выяснилось.
Она ни в чем не виновата – говорили ей в группе психологической поддержки – она тоже ходила в такую группу, пыталась справиться, пыталась найти в себе силы. Она должна позаботиться о себе, иначе она не сможет заботиться о Фрэнке. Иначе они оба сгорят. И да, развод иногда – единственный выход, хотя бы для одного из супругов.

- Пока не закрыли.
Лори отпивает кофе – горячий, сладкий, кусает теплую булку, тоже сладкую, и это куда вкуснее всех закусок на той вечеринке, с которой она ушла. Все такое ненастоящее – разноцветные коктейли, невесомые закуски, разговоры ни о чем.
- Но, похоже, уже скоро. По новым правилам между клиентами должен быть перерыв не меньше сорока минут. Это в два раза меньше людей, Фрэнк, ну и в два раза меньше денег. Пока держимся, но что будет через месяц – я не знаю. Но, может быть, все и наладится – пойдет на спад. Это же просто грипп, только особенно заразный… Ты если себя плохо почувствуешь, звони мне сразу, хорошо? Я привезу все что надо. И слушай, насчет сегодня, насчет этой драки в баре… Ты просто выпил лишнего, или чувствуешь, что началось?

Начинается всегда одинаково – Фрэнк перестает спать. Он и так мало спит, меньше, чем нужно, но когда начинается – перестаёт спать совсем, так, пара часов в сутки. Когда они еще вместе жили, она сразу вычисляла вот этот момент, а теперь, понятно, все сложнее. Не звонить же ему среди ночи – эй, Фрэнк, я тебя случайно не разбудила? Просто подумала – вдруг ты не спишь. Вдруг у тебя там опять обстрел. И то все вроде как не ее проблема – кто угодно скажет, что не ее – но почему-то Лори кажется, что ее и ничего с этим не может поделать, ничего.

- Потому что если началось… давай найдем тебе хорошего специалиста, я серьезно, Фрэнк, у меня есть деньги – то, что я на дом откладывала. Да, я знаю, у тебя там всякие льготы, но я не верю в этих социальных психологов. И групповая терапия тебе не больно-то помогла. Давай не будем ждать, пока хуже станет.
Пока он не начнет прятаться в углу, прикрывая голову, ругая «этих чертовых арабов», и обещать, что подкрепление сейчас подойдет, уже подходит.
Рано или поздно у Мэтта лопнет терпение, даже у Мэтта лопнет – и он поставит ей ультиматум. Или - или. И ей придется закрыть дверь в старую жизнь, чтобы жить новой. Оставить Фрэнка с его проблемами. И она это сделает – она же ради этого развелась, так? Ради этого вышла замуж. Но пока еще это «или –или» не прозвучало, она хочет сделать для Фрэнка все, что сможет.
Он был ей хорошим мужем.
Лучшим.
Это у нее сил не хватило – он не виноват.

Ничего не началось – ну да, конечно. Лори хочется, конечно, наехать на Фрэнка, сказать, что чушь он несет, что ничего в этом такого нет, чтобы взять у нее деньги, которые она для них обоих копила. Смогла отложить благодаря тому, что он в пустыне торчал – и чем все закончилось? Но прямо запихивает в себя все это. Все эти слова.
Она ему больше не жена. Она может только предлагать – а он имеет полное право отказаться, и, зная Фрэнка, разве можно было сомневаться, что он именно так и ответит? Я не возьму у тебя денег, не беспокойся, все будет нормально. Будь она его женой, они бы уже ругались – но она не из-за этого развелась, ругались бы и ругались, просто она упрямая и Фрэнк такой же. Будь она его женой – все еще его женой – она бы сумела его убедить. Уж свой подход к мужу у нее был, хороший подход, им обоим нравилось. Но она ему больше не жена, вот так, Лори, и лучше тебе об этом помнить. Предложить помощь можно – но нужно быть готовой к тому, что Фрэнк откажется.
- В жизни не встречала никого упрямее тебя, Фрэнк.
Лори доедает свою сладкую булочку, вытирает пальцы салфетками, которые им сунули в пакет вместе с едой. Салфетки дешевые, тонкие, тут же липнут и рвутся. Но Лори в этом парке, с этим кофе на вынос все равно, что дома.

Все бы у них было, она это точно знает. Все бы было, не попади тогда Фрэнк под этот обстрел, не будь ранен, не случись с ним вот это вот – ПТСР, так называется. Не с ним одним, Лори, в свое время, кучу времени просидела в интернете, ища информацию об их «проблеме», ходила в группу, и знает, что это каждого коснуться может, каждого, кто надевает форму и отправляется за океан. Что это как лотерея, в которой несчастливых билетов куда больше. Жаль, они раньше об этом не знали, заработали бы на дом иначе, не так быстро, но все бы у них было. И дети были бы. И он бы увез ее в Мексику на годовщину их свадьбы, как и обещал. И это «было бы» оно под кожей сидит, как больная заноза, как осколок стекла, который не вытащить. Еще и потому, что она-то с этого поезда сошла, а Фрэнку никак не сойти, так и ехать...
- Ладно. Твое дело.
«Твое дело», - ей тяжело дается, все никак ей не привыкнуть к тому, что дела Фрэнка не ее дела, а уже пора бы привыкать.

В этом городе много мудил в белых воротничках, которые с готовностью объяснят Фрэнку, как надо было и как не надо. Марк, например, далеко ходить не надо, вцепился бы в такую возможность. Лори хочется посоветовать Фрэнку не ходить в бары, где пасутся такие вот мудилы, а лучше вообще не ходить в бары, но толку с ее советов? Только испортит им этот огрызок вечера, четверть часа, пока все, вроде как, хорошо. Они сидят на скамейке, пьют кофе, разговаривают. С Фрэнком все нормально – насколько это возможно, учитывая синяк на скуле и то, что она вытащила его из полицейского участка. Весь опыт последних полутора лет жизни с Фрэнком подсказывает Лори, что эти минуты надо ценить, потому что они неизбежно заканчиваются.
Как будто подслушав ее мысли, в сумке вибрирует телефон.
Сразу окатывает чувство неловкости. Чувство вины – перед Фрэнком и перед Мэттом.
- Извини, мне нужно ответить...
- Лори?
- Да, Мэтт.
- Все хорошо, милая? Я вернулся домой, тебя еще нет. Ты где?
Лори оглядывает безлюдный парк, смотрит на отражение фонаря в луже, думает о том, что тут неподалеку – десять минут ходьбы – квартира Фрэнка, их бывшая квартира, и ей до сих пор она иногда снится. И квартира и Фрэнк.
- Все хорошо. Я скоро буду. Думала, ты задержишься на вечеринке, решила выпить с Фрэнком кофе. Но я скоро буду.
- Хорошо. Не задерживайся, уже поздно. Если не сможешь поймать такси, позвони, я за тобой приеду.
- Да, хорошо.
- Люблю тебя, детка.
- И я тебя, - отвечает Лори.
Потому что это правда. Потому что не может не ответить – Мэтт сразу почувствует, что что-то не так. Потому что... Да можно найти тысячу «потому что»... Но если бы она могла – она бы промолчала.
- Ну вот, - нарочито жизнерадостно говорит Лори, убирая в сумку телефон. – Пора по домам.
По разным домам. Ему в одну сторону, ей в другую, и это теперь на всю жизнь.

Мэтт еще не переоделся, закатал рукава рубашки, нацепил фартук, что-то обжаривает на маленькой сковородке – пахнет приправами, чесноком. На большом блюде выложены подрумяненные тосты, открыта бутылка вина – Лори с ходу обезоружена, дезориентирована. Она ждет обещанного разговора, заслуженных упреков, но не позднего ужина.
- Пахнет вкусно, - осторожно говорит она, снимает плащ и туфли, в которых ноги затекли и замерзли.
Мэтт оборачивается, улыбается ей – так ласково, что у Лори сердце начинает болеть, что она каждый его толчок чувствует острым, режущим ударом. Не заслуживает она вот этого всего – вот что. Симпатичного, доброго мужчины, который готовит ей ужин, открыл для нее бутылку вина, этой светлой, просторной квартиры, будущего, которое они друг другу пообещали.
- Подумал, что ты захочешь перекусить. Ну что, как все прошло, как Фрэнк?
Мэтт выкладывает на тосты горячую смесь – овощи, томатный соус, кладет сверху тонкие ломтики прошутто. Наливает ей вино в бокал – все такое красивое, и бокал, и вино, и розовая стружка ветчины. Ей бы радоваться, но она думает о Фрэнке. О том, как он вернется в пустую квартиру, лишившуюся с ее ухом даже намека на уют, как будто Фрэнку стало все равно, где жить, что есть, что носить. О том, что он опять не уснет. И от этих мыслей вино горчит. Хорошее, дорогое вино – Мэтт в этом разбирается.
- Нормально. Не сошелся во взглядах на политику с каким-то мужиком в баре, ну и понеслось. Мэтт, ты хотел поговорить, я помню...
Мэтт бережно целует ее в губы, так бережно, как будто она сделана из фарфора.
- Да, хотел. Я знаю, что у тебя доброе сердце, Лори, милая, я за это тебя и полюбил, но послушай, так не может продолжаться бесконечно, ты же понимаешь?

Лори кивает – конечно, она понимает, господи боже, еще бы ей не понимать. Понимает она и то, что другой мужчина заговорил бы с ней об этом гораздо раньше.
- Я не хочу на тебя давить. Ты моя жена, и я хочу видеть тебя счастливой.
- Мэтт...
- Просто послушай меня, милая, хорошо? Я все понимаю, но с этим надо заканчивать. С этими звонками в любое время дня и ночи, с твоей готовностью кинуться к нему на помощь. Я уважаю твоего бывшего мужа, он храбрый человек и солдат, но ты ему не поможешь, ему должны помогать другие люди – врачи, психологи. Те, у кого есть опыт и квалификация. А ты должна жить дальше. Жить со мной. Потому что, когда ты выходила за меня замуж, ты выбрала меня. Так, Лори? Ты выбрала меня.

Она звонит Фрэнку в понедельник. Мэтт уходит на работу, а вот у нее сегодня свободный день. И в среду будет свободный день, и что делать с этим свободным днем Лори не знает. Звонит матери – та в далекой Филадельфии, в каком-то очень недорогом туре, совсем смешные деньги, но Лори, представь, тут бар открыт с семи утра! Мать Лори выпивает после смерти отца, а со смерти отца прошло уже десять лет.
А потом звонит Фрэнку.
Телефон отключен.
Лори включает и выключает телевизор. Без особого смысла переставляет с места на место вазу с фруктами и снова звонит Фрэнку.
Ладно, можно сколько угодно говорить себе, что ничего не случилось – но это плохой знак. Отключенный телефон – очень плохой знак. Она просто убедится, что с ним все хорошо – говорит себе Лори, ловя такси. А потом вернется домой. Мэтту об этом знать не обязательно. Он даже не знает, что сегодня у нее свободный день, смс от менеджера пришло вчера вечером, она прочитала и забыла сказать о том, что у нее изменилось расписание. Так что ничего страшного не случится, если она просто заглянет и удостоверится, что он жив и здоров. Или, хотя бы, жив.

Каждый раз, как она подходит к дому, открывает входную дверь своим ключом – Фрэнк даже не заикнулся о том, чтобы она вернула ключи – на нее накатывает столько эмоций, что Лори не знает как с ними и справиться. Она как будто возвращается домой, но знает, что это не так, это уже не ее дом. И эта дверь – не дверь в ее квартиру, нет. Она тут больше не у себя, и мужчина, который живет в этой квартире – не ее мужчина, не ее муж. Но она все равно приходит. Чтобы открыть дверь, ставит на потертый коврик, помнящий еще их с Фрэнком медовый месяц, бумажный пакет с продуктами – свежий батон, четыре бифштекса, завернутых в бумагу, овощи, и – у нее уже опыт – средство для мытья посуды и бумажные полотенца.
Ключ легко, охотно даже, поворачивается в замке, дверь открывается.
- Фрэнк? – зовет Лори бывшего мужа, осторожно заходит – если у Фрэнка снова проблемы, то лучше быть осторожной, это они уже проходили. – Фрэнк, это я, Лори. Фрэнк, ты дома?
Он, конечно, не причинит ей вреда – осознанно, конечно, нет, Фрэнк скорее руку себе отрежет, Лори это знает. Но беда в том, что, когда у него «проблемы» он не понимает, что делает. Бог знает, что он тогда видит – себя в пустыне, наверное. И один раз он все-таки сделал ей больно, когда она вот так вошла в квартиру после работы. Бесшумно появился из-за угла, она и сказать ничего не успела – он прижал ее к стене и потребовал назвать личный номер.
Им обоим потом было тяжело – обоим страшно.
- Фрэнк? У тебя телефон не отвечает!

Отредактировано Lena May Kane (2022-01-24 12:44:03)

Лори появившегося Фрэнка взглядом прямо ощупывает – и ее немного попускает. Ну, хотя бы свежих синяков не прибавилось. Похоже, он и правда не выходил из дома с пятницы, такое с ним тоже бывает и это не так чтобы хороший знак, но, хотя бы, никаких новых синяков.
- В среду. Сразу же. Иначе я тебе привезу новый телефон, Фрэнк, богом клянусь привезу, мы же договаривались!
Они договаривались – что он будет на связи. В общем, это предполагает и то, что Лори всегда будет на связи, но как это совместить с тем, что от нее ждет Мэтт – Лори не знает. Наверное, никак.
- Не рабочий.
Лори проходит на кухню, на захламленную кухню – обычно Фрэнк аккуратен, ну, насколько может быть аккуратен ы быту одинокий мужчина, и количество грязной посуды в мойке – все равно что красный флаг. Но он, хотя бы, что-то ел, но, в основном, пил – судя по количеству пивных банок. Да и от самого Фрэнка пахнет пивом и потом, майка в пятнах.
Ставит на стол пакет с продуктами. Оглядывается по сторонам, прикидывая, за что браться в первую очередь.
- Помнишь, я говорила, что у нас проблемы на работе? Ну вот, понедельник и среда у меня теперь свободны. Слушай, ковбой, не хочу быть грубой, но давай ты пойдешь в душ? У тебя еще есть чистая одежда? Грязную собери в сумку, я отнесу в прачечную. Ты голоден? Ладно, не важно, я купила бифштексы, пожарю, как только удастся найти чистую сковородку. Давай, Фрэнк, не стой!

Ей легко распоряжаться тут – в этой квартире. Наверное, потому, что Лори все еще чувствует себя здесь дома. Фрэнк ничего не менял, все оставил так, как было. Та же мебель, та же посуда, холодильник, плита. Даже их фотография на магните в виде сердца на холодильнике, Лори на нее смотрит каждый раз, но у нее не достает сил убрать эту фотографию, спрятать, хотя, наверное, это было бы правильно и для Фрэнка и для нее. Для них обоих.
- Раз уж я все равно здесь, разгребу-ка я этот бардак. Честное слово, Фрэнк, еще немного, и эта посуда отрастит лапы, и сама от тебя уйдет!
Лори улыбается – улыбается, старается, чтобы в улыбке было все что угодно, кроме тревоги, от которой ей никак с пятницы не избавиться. Тревоги, от которой ее серьезно так потряхивало, пока она ехала сюда, к нему. Пока заставляла себя не думать о плохом, делая покупки. Ей страшно, что уж. Ей страшно, что Фрэнк что-нибудь с собой сделает. Уморит себя голодом, например. Решит, что жить больше незачем – и сделает. До ранения ему бы ничего подобного в голову бы не пришло, тот Фрэнк любил жизнь, черт возьми, тот Фрэнк обожал жизнь – не слишком тонкие шутки, смешные фильмы, вкусную еду, секс. Особенно секс, да. Этот Фрэнк как будто и не здесь вовсе, будто уже за чертой и смотрит на нее оттуда. И Лори это до безумия пугает. До безумия.

- Фрэнки? Давай. Давай, делай, что я говорю, если хочешь получить горячий бифштекс, я даже острый соус купила. Но сначала – душ. И чистая одежда.
Ей одинаково сильно хочется его обнять и встряхнуть как следует, хорошо так встряхнуть, как будто это поможет ему в себя прийти, совсем, навсегда. Что-то поставит на место в его голове. Но нет, конечно не поставит, поэтому Лори сосредотачивается на продуктах, достает, выкладывает покупки на стол. Старается не смотреть на Фрэнка, но все равно смотрит – он похудел, или ей кажется, что он похудел?
Это не ее дело – снова напоминает она себе. Больше не ее. Мэтт прав, она выбрала его, когда согласилась выйти за него замуж. И отказалась от Фрэнка, когда подала на развод. Это не предательство, это здравый смысл. Она познакомилась с Мэттом уже после развода и Фрэнк это знает, она никого не обманывала, не изменяла мужу, даже когда он ее пугал до полусмерти. До слез доводил – хоть и не нарочно. Конечно, не нарочно. Фрэнк ее любил, и она его любила…

Лори все эти мысли обрывает, давит, сминает. Лишние, ненужные мысли, которые надо бы оставить в прошлом, и она оставит их в прошлом, как только Фрэнку станет немного получше. Достает из ящика стола мешки для мусора, отрывает один и начинает складывать туда пустые пивные банки, коробку из-под пиццы. В холодильнике нашлось молоко, готовое зажить своей собственной жизнью и хлеб, который стоило выкинуть еще неделю назад. Чистая сковорода, как ни странно, нашлась – Лори прислушалась к шуму льющейся воды в душе. Раньше на бы обязательно зашла к Фрэнку в душ, потому что никакая ссора не мешала им заняться сексом. А после секс уже и ссориться не хотелось. Только вот они не в ссоре. Он в разводе. И это совсем, совсем другое.
Круглые бифштексы падают на сковороду. Лори режет хрустящий, свежий хлеб, нарезает помидоры тонкими ломтиками, открывает банку с корнишонами, надеется, что все это соблазнит Фрэнка поесть. Нормально поесть, а там, может быть, нормально поспать, и секс, опять же, это то лекарство, которое ему ненадолго помогало, но на это лекарств у них рецепт закончился, еще полтора года назад.
- Фрэнк? Фрэнк, сделать тебе бутерброды с корнишонами? У меня есть сыр, и колбаса. И майонез. Хочешь?
Пусть он захочет что угодно. Попросит что угодно – она найдет, купит, привезет и приготовит. Что угодно, только бы по-настоящему.

После душа Фрэнк выглядит почти нормально, так близко к нормальному, что Лори готова не зацикливаться на мелочах: драка в баре,  неработающий телефон, квартира, нуждающаяся в уборке. Фрэнк переживает не лучшее время, и она не хочет на него давить. Не хочет подчеркивать, что замечает все эти признаки надвигающегося кризиса. Все еще верит, как верила в тот их первый год, что может быть, он справится, она поможет, неужели это ничего не значит – что они оба хотят с этим справиться? Значит, конечно, значит – отвечали ей все, к кому она обращалась с этой проблемой. Но этого мало, нужна комплексная терапия, и чем скорее, тем лучше. Нужен постоянный врачебный контроль. Вашему мужу, миссис Кастильоне, нужно лечь в специализированную клинику, и в этом нет ничего стыдного... Может быть, для кого-то и нет, но Фрэнк каждый раз встает на дыбы, и ей эту стену не пробить. Он обсуждали, обсуждали, даже выбрали три клиники, хотели съездить и посмотреть, но, в общем, у Фрэнка было такое лицо, такое лицо, что она не смогла, просто не смогла. Может, должна была, наверняка должна была, ради него, ради них, но тогда ее хватило только на то, чтобы обнять его крепко и пообещать, что они справятся. Не справились – и в этом ее вины тоже достаточно.
- Ну вот, другое дело, - улыбается она.
Он тоже вроде как улыбается – как будто его улыбка отражение его улыбки. Как будто только когда она рядом ему и хочется улыбаться, и это, конечно, причиняет ей боль. Но она улыбается – это-то она может для Фрэнка сделать. Ну и все вот это вот, зачем она пришла. Накормить его нормальной едой, навести порядок. Но это и для нее тоже, знать, что он не голоден, знать, что он сегодня ляжет на чистые простыни, и, может быть, даже уснет.

- Я бы все равно приехала, - отмахивается она от вопроса Фрэнка, делает вид, что занята сервировкой, хотя какая тут сервировка, тарелки да вилки с ножами, салфеток с монограммами они никогда не держали, хотя, помнится, мать на свадьбу подарила ей какие-то бабкины скатерти и вышитые салфетки. Лори их куда-то засунула, забыла, и ни разу об этом не пожалела.
Делает вид – потому что майка липнет к телу, а с этим мужчиной она ложилась в постель, и прекрасно помнит, какой он без майки, какой он без всего, и как ей нравилось, когда он был без всего.
- Все равно бы приехала, просто все удачно сложилось, ну, мой выходной. Так что да, побуду... Я на такси, опять под капотом что-то стучит, надо отвозить в ремонт.
Или соглашаться на предложение Мэтта купить ей другую машину – но этот старый форд ей Фрэнк покупал, смешно, конечно, но она его, наверное, поэтому так бережет.  Продать, или отправить на свалку – все равно, что с близким другом расстаться. Мэтт такого ее упрямства не понимает, вернее, списывает это на нежелание Лори тратить его деньги. И, в общем, это тоже верно – Лори не нравится тратить деньги Мэтта – но дело все равно в другом.
- Но пиво я не буду, я пару бутылок воды купила, так что... может, тебе тоже?
Пиво, бифштекс с острым соусом, дружеский треп – слишком все это похоже на то, что было, вот в чем дело. Все равно, что войти в прошлое и закрыть дверь, и сказать себе, что не было ничего плохого – ранения Фрэнка, его кризисов, их развода. Но это будет неправильно. Нечестно. Да  и просто тяжело, они же развелись не потому, что Фрэнк перестал ее любить, и она не перестала его любить. Но, может быть, потому, что ее любви оказалось мало? Может быть, если бы она любила Фрэнка сильнее – но как сильнее, Лори не знает. Она любит Мэтта – Мэтта легко любить, но это все равно другое. Спокойнее, гораздо спокойнее. Но за этим спокойствием она к нему и шла...

Лори накладывает бифштексы на тарелку Фрэнка, себе подкладывает ломтики помидор и авокадо, еще одна привычка, которую Мэтту удалось ей привить. Вода, овощи. Лори даже делает вид, будто полюбила вино, чтобы сделать ему приятное. Мясо, слава богу, испортить сложно – так что она справилась, и один бифштекс кладет себе, к овощам, и совсем немного острого соуса. Раньше она полила бы им весь кусок, так, чтобы мясной сок смешался с ним, а потом еще подобрала бы это вкусное с тарелки хлебом. И запила бы пивом – как леди – смеялись они с Фрэнком, когда после такого сытного обеда ей приходилось расстегивать пуговицу на поясе джинсов.
- Хочешь тут все разобрать – отлично, ковбой, будешь делать, что я говорю, вдвоем быстрее управимся. Но если надеешься, что я поведусь на твои обещания самому тут все разобрать, то зря. Ты, Фрэнки-бой, коробки из-под пиццы за мусор не считаешь. Так, за предмет обстановки.
Он, конечно, не инвалид – Лори даже в мыслях это слово не произносит. Конечно, нет. Но у Фрэнка никого нет. Она ушла, и у него никого больше нет, даже группа теперь по скайпу. А ему бы выходить из дома. Гулять. Есть. Заботиться о себе.
Или о ком-то.
Эта мысль Лори в голову как-то не приходила – но сейчас пришла, и, честное слово, это удачная мысль. Да, точно. Или о кому-то.

Лори все крутит в голове эту мысль – что Фрэнку, может быть, как раз вот это и нужно, вот это и поможет: заботиться о ком-то. Может, даже больше таблеток поможет... И тут он ее спрашивает о беременности. Не беременна ли она.
Лори смотрит на Фрэнка. Смотрит на тарелку.
Странно это, странно, ненормально даже, говорить со своим бывшим мужем о таких вещах. О ребенке, к которому он не будет иметь никакого отношения, о ребенке, которого она когда-нибудь родит, но не от Фрэнка.
Они хотели ребенка, детей – не меньше трех, чтобы в доме было шумно и весело, чтобы под ногами крутились дети, собака, кошка, чтобы игрушки и вместе завтракать и обедать. Купить машину побольше, и ездить всем вместе куда-нибудь, на озера, в кемпинговый лагерь, на рыбалку. Она, как только Фрэнка получше узнала, сразу поняла – он будет хорошим отцом, отличным отцом будет. Захотела от него детей. Не просто каких-то абстрактных детей, которые ей аист принесет, а детей от этого мужчины. Похожих на него и на нее.
Она и сейчас хочет ребенка, очень. Но вот этого, сбивающего с ног чувства – я хочу ребенка от тебя – больше нет.
И она могла бы не отвечать – вернее, ответить, что Фрэнк, давай вот об этом не будем, но есть кое-что... Он тоже хотел детей – и именно от нее, чтобы она ему родила, их общих детей. И когда Лори ушла... она, получается, не только сама ушла, она и этих детей, еще нерожденных, у него забрала.

- Нет, не беременна. Мы... Я и Мэтт, мы решили подождать с этим. Год или около того, из-за эпидемии. Ну, знаешь, этот вирус – беременным он точно не на пользу.
Год или около того – и ей бы огорчаться, но она не огорчена, нет. Она никак не может привыкнуть к той своей новой жизни, ей все время кажется, что это не взаправду. Вроде красивого кукольного дома, с мебелью, посудой. Все почти как настоящее, но все же нет. Странное чувство – ей бы радоваться тому, как ее жизнь, в итоге, сложилась. Мэтт хороший муж и будет хорошим отцом, дети пойдут в хорошую школу и поступят в колледж. Она может работать – а может не работать. Ну просто в сказку попала.
А настоящая жизнь – так и осталась тут. В этой квартире, на этой кухне, с этим мужчиной.
- Так что нет. И уборкой я займусь, не мечтай соскочить. А овощи и вода – ну, это полезно, представляешь? Полезнее пиццы, кто бы мог подумать? Хотя, может и врут, да? Что может быть полезнее пиццы.
Ну вот, вроде как свели все к шутке – ну и хорошо. Лори смотрит в тарелку, не хочет сейчас смотреть на Фрэнка – он рад? Рад, что у нее не будет (пока не будет) ребенка от другого мужчины? Он желает для нее самого лучшего – Лори знает – и дал ей развод именно для этого, чтобы она могла снова быть счастлива. И она уверена, окажись его догадка верна, он бы ее поздравил, сердечно и искренне. Но это же не про доброе сердце Фрэнка – ее мысли сейчас. Скорее, про ревность.

Лори, как и обещала, берется за уборку всерьез, командует Фрэнком, сама понимая, что все это как возвращение в прошлое, для них обоих. Что она сейчас, возможно, делает только хуже – могла бы заказать уборку на дом, если так волнует чистота квартиры Фрэнка. Но с Фрэнка бы сталось и дверь не открыть... Но все равно, она уйдет – а он останется. Один.
Это плохие мысли, горькие мысли, Лори заставляет замолчать этот внутренний голос, твердящий, что так нельзя, нельзя. У нее новый муж и новая жизнь – там ей и место. Есть и другие женщины, на которых Фрэнк может обратить внимание, с которыми у него все получится. Но она же не дает ему такой возможности – звонит, контролирует, приезжает. Она просто не оставляет в его жизни места для другой женщины...
Лори ставит пылесос в угол, оглядывает результаты их совместного труда – удовлетворенно кивает. Так-то лучше. Надолго ли – другой вопрос, но Лори упрямая. Если надо будет, она и на следующей неделе приедет и наведет порядок. Ей не сложно.
Ей нравится.
Нравится трогать вещи Фрэнка, хотя и гореть ей за это в аду. Нравится заботиться о нем. И если бы все было вот так, как сейчас – она бы не ушла. Но она уже знает эти качели, все хорошо – все не то чтобы хорошо – все плохо. Она на них полтора года качалась и ни разу эти качели не остановились в середине своей амплитуды и не повернули обратно. Ни разу.

- Мы молодцы,- говорит она Фрэнку. – В основном я, но и ты тоже хорош, признаю.
Они вдвоем справились – ну, квартира не очень большая, для двоих была в самый раз, а ей одной было в ней даже слишком просторно, когда Фрэнк в очередной раз уезжал. Ему, наверное, тоже теперь кажется слишком просторной...
- Вот что... я заеду в среду, в час или два, сможешь в это время мыть дома? Или есть какие-то планы?
Скорее всего, нет, но Лори тверда в своем намерении показывать Фрэнку свою веру в него. В то, что если не сейчас, то скоро, все у него наладится, будут и планы, и друзья, и женщины, и работа получше той, что сейчас. Но так же Лори знает, что ей в этой новой жизни Фоэнка места не останется. Она будет не нужна.

- Давай колы, - соглашается Лори.
Кола в холодильнике Мэтта не водится.
Ну вот – думает. Опять. Не в их с Мэттом холодильнике – а в холодильнике Мэтта. Мелочь, вроде бы, но это очень показательная мелочь. Из таких мелочей складывается целая картина, и Лори только надеется, что Мэтт не замечает, не обращает внимания. Что ее старания (а она старается) приводят к какому-то результату, например, ее муж уверен, что она счастлива в браке. Она же счастлива, так?
Конечно, счастлива – решительно отвечает себе, конечно, как же иначе.
- И, да, обязательно купи себе телефон. Пусть твоя секретарша запишет себе в ежедневник, ага?
Вот только что они так хорошо проводили время, за уборкой, правда, хорошо, и уже опять повисает вот эта неловкость. Лори знает, отчего эта неловкость. От того, что ей пора уходить, возвращаться домой, и Фрэнк это знает, и она знает. Ну насколько можно растянуть банку колы, даже если пить ее маленькими глотками? На десять минут, на пятнадцать? Но она все равно заканчивается и Лори кидает банку в пакет с мусором.
- Не забудь все доесть, ладно, ковбой? И мясо, и овощи... не морщись, Фрэнк, в пицце ты помидоры отлично ешь!

Фрэнк с ней не спорит – он и раньше с ней не особенно спорил, у него раньше всегда был способ отвлечь ее от чего угодно. А сейчас как будто боится, что если возразит ей – она повернется и уйдет. И, вообще-то, она Мэтту это, считай, и пообещала, что она перестанет ходить к Фрэнку. Но она же не ради чего-то такого бегает, не изменяет мужу с бывшим мужем. Она тревожится за Фрэнка. Вот убедится, что ему получше – тогда уже и... Тяжелый это будет разговор, для них обоих тяжелый, но это нужно сделать. Поступить правильно. Лори старается поступать правильно – так воспитана, это в ее характере – поступать правильно. Только вот в том, что касается Фрэнка она себя чувствует, как в густом тумане, не знаешь куда идти, чтобы дойти куда надо, не упасть, ему не навредить, не сделать хуже.

Он выходит ее провожать, заодно чтобы вынести пакеты с мусором и занести грязное белье в прачечную. Лори мысленно хвалит себя – за идею уборки, и Фрэнка – за старание. Он молодец. Нет, правда, он молодец, он же сильный, ее Фрэнк, даже если уже не ее. И так тяжело видеть, что эта болезнь его ломает, что-то самое важное в нем ломает.
- В среду, - напоминает она Фрэнку, как будто он может забыть – Лори знает, что нет, не забудет. – Приеду в среду.
Обнимает его – объятие получается неловким, скомканным, может быть, вообще не стоило, достаточно было просто кивнуть там, улыбнуться. Но Лори обнимает, гладит по плечу.
Как же так, думает. Как так. Почему так. У них все было хорошо – больше, чем хорошо, никакие споры не могли это «хорошо» разрушить, никакие крошки на полу или немытая посуда. Почему это досталось Фрэнку – ранение, расстройство – он ничем не заслужил все это дерьмо.
- Все, пока.
Мэтту она ничего не скажет. Может это и плохая идея, скрывать такие вещи от мужа, а она сразу решила, что не будет ничего скрывать от Мэтта – от Фрэнка же не скрывала – но она промолчит. Это между ними двумя, если уж на то пошло. И она Фрэнку должна – за все то, чего у него теперь не будет.

Так же она не говорит Мэтту о том, что в среду у нее выходной, прямо на скользкую дорожку ступает. И не говорит, как собирается ее провести. Провожает мужа на работу и собирается сама – в телефоне уже забиты адреса. Лори поначалу думала в приют заглянуть, но потом подумала – нет. Фрэнку взрослая собака не подойдет. Ему нужен щенок. Вроде ребенка, которого не оставишь одного. Плохое сравнение, что уж там, раз уж она ему теперь этого ребенка не родит. Но с щенком нужно гулять, его нужно воспитывать, кормить по часам, и Лори надеется, что Фрэнка это хорошо так отвлечет от того, что у него в голове творится, что его медленно сжирает изнутри.
После нескольких звонков  Лори все же рискует сесть в свой старый форд, надеясь, что он не заглохнет по дороге. Ехать приходится далековато, на окраину пригорода, встречает ее мужик с впечатляющим количеством татуировок на теле.
- Это, значит, вы Лори?
Оглядывает ее с ног до головы, неодобрительно оглядывает, и Лори, конечно, не их трусливых, но под этим взглядом как-то теряется.
- Я, а что, что-то не так?
Мужик перекатывает во рту зубочистку.
- Да думаю, что вам другая собака нужна. Помельче, ну такая, которую с собой таскать можно.
Ну спасибо – обиженно думает Лори.
- Я не для себя. Это подарок. Другу. Он любит собак. У него сейчас трудные времена, он, в общем он служил и был ранен... я думаю, щенок поможет, понимаете?
Зачем она все это объясняет, злится она, кому какое дело?
- Где служил? – зачем-то спрашивает мужик.
- Морская пехота.
Зубочистка летит в пыль под ногами.
- Ладно. Пошли, Лори, выберем твоему другу друга.

Друг повизгивает рядом, в переноске – рыжий, с белой грудкой, когда она возвращается обратно, в город. У Лори сердце колотится где-то в горле, так ее это все неожиданно разволновало. Мужик – Грег – оказался нормальным, рассказал ей все, чем кормить, что разрешать, что не разрешать.
- Главное – не обижать его. Он запомнит, и все, доверяя не будет, понимаешь?
- Фрэнк никогда никого не обидит!
- Ага, ну вот моя визитка, пусть твой друг звонит, если что.
Вместе с щенком Лори везет корм – на первое время, и любимую игрушку малыша – разжеванную, замусоленную резиновую курицу, которая еще и пищит.
Что ж, вот что Фрэнку точно не грозит, так это скука. Щенок и курица, как выяснила Лори, пока везла свое приобретение, убойное сочетание.

- Ладно, малыш, давай ко мне на руки. Удивим Фрэнка.
Щенок сучит лапами, вертится, умудряется лизнуть Лори в подбородок – он такой милый, такой сменой и милый, надо было раньше об этом подумать. Она же знала, как Фрэнк любит собак. Он рассказывал, что свой первый раз служил вместе с минерами – ну и возился с собаками в свободное время. Даже фотографии слал с этими псинами. Ну вот, теперь у него будет своя.
На этот раз она не открывает дверь своим ключом, звонит в домофон, поднимая к камере мордаху щенка.
- Фрэнк! Фрэнк это мы, открывай!
Пожалуйста – думает, поднимаясь по лестнице – пожалуйста, пусть ему понравится.

- Иди к папочке, малыш, давай, иди, знакомься, он тебе понравится.
Ей вот когда-то очень понравился, прямо как в книжках, с первого взгляда.
- Иди-иди, он хороший. Не самый сообразительный парень в штате, но хороший. Думает, мы мимо проходили… Мы к тебе шли, Фрэнк, это тебе подарок. Только ему надо придумать имя. Нехорошо такому красавчику быть без имени, да, малыш, ты красавчик?
Красавчик вертит хвостом, вертит крупной такой, основательной головешкой, принюхивается к Фрэнку, прямо собеседование свое щенячье проводит, но кажется, Фрэнк ему нравится, и как Фрэнк пахнет, ему тоже нравится.
Ну, ничего удивительного, Лори тоже когда-то очень нравилось, как пхнет Фрэнк.
- Это тебе, - поясняет она, улыбаясь – ну, сюрприз удался. – Совсем тебе. К нему еще и пищащая курица идет, ты будешь в восторге
Вместе с щенком, сумкой и переноской они вваливаются в квартиру, и та сразу начинает казаться не такой уж просторной, потому что Лори тоже хочется гладить щенка, и они с Фрэнком задевают друг друга локтями. Щенок волнуется от обилия незнакомых запахов и голосов, но Лори достает из переноски его игрушку и это решает дело. Щенок, кажется, согласен остаться.

В квартире порядок – идеальный, можно сказать. Коробка с телефоном на видном месте. У Лори прямо от сердца отлегает. Похоже, все нормально, или около того. Похоже, Фрэнк справляется, и она им гордится, очень сильно гордится, потому что знает, как это для него нелегко. Видела, много раз, как он вдруг, посреди обычных дел. зависал в одной точке, как будто его засасывало куда-то. Это ее чертовски пугало, и то, какой у него был взгляд в первую секунду, когда он приходил в себя. Пустой. Совершенно пустой. Как будто тело Фрэнка осталось, а самого Фрэнка как и нет. И, когда она думает о нем (а думает она постоянно), Лори так себе его и представляет, сидящим на диване, смотрящим в телевизор, картинка на экране меняется, Фрэнк не шевелится, он где-то там, куда его опять затянуло. И тогда ее захлестывает такая паника, что она хватает телефон и звонит ему. Убедиться, что он здесь – по эту сторону реальности.

Щенок должен помочь, она очень на это надеется, он маленький, ему нужна забота, а Фрэнк он такой – он не пройдет мимо тех, кому нужна забота. Защита. А еще он живой и шумный, с ним надо гулять и играть, его можно обучать командам. Его можно любить – на это Лори тоже надеется. Что Фрэнк полюбит щенка.
Друг для вашего друга – сказал Грэг, но. На самом деле, все куда сложнее.
- Это его корм, - Лори ставит на стол пакет, на первые несколько дней должно хватить, хотя кто знает, сколько едят эти щенки, им же надо расти. – Он какой-то жутко полезный, сбалансированный, такой и покупай. Только пиццей его не корми, ладно? Он еще маленький и у него нежный желудок. Еще ему нужна будет миска с водой и всякие игрушки, и поводок – гулять. Гулять с ним надо много. Фрэнки-бой. Я кладу на стол визитку – заводчика зовут Грэг, у него таких вот малышей десять штук, но знаешь, ко мне этот сразу подбежал, и я его выбрала. Тебе нравится? Вы подружитесь? Я знаю, такие вещи принято сначала обсуждать, а не притаскивать щенка, как рождественскую коробку под елку, но мне хотелось сделать тебе сюрприз.

Лори улыбается, смотрит на Фрэна и улыбается, потом не выдерживает, смеется в голос, когда щенок начинает воевать со штаниной Фрэнка, да так серьезно, так увлеченно, как будто дела важнее нет.
Ну да, хотела сделать сюрприз, а еще хотела исключить возможность отказа. Так бы Фрэнк, может, сказал, что нет, щенок ему не нужен, но как теперь сказать нет, когда вот он – маленький, живой, теплый, со смешным хвостиком.
- Ему имя нужно придумать, - напоминает. – Давай, как ты его назовешь? Он теперь твой, тебе и называть.
Эта картина, Фрэнк и щенок, один в один из того будущего, которое они себе рисовали. Сидели на этом вот диване, обнявшись, и придумывали – какой у них будет дом, сколько комнат. В какой цвет покрасят детскую (светло-зеленый), какие шторы будут в спальне. Какая будет собака. Они так много об этом говорили, что у Лори до сих пор чувство, будто этот дом уже где-то стоит, точно такой, как в их мечтах. Стоит и их ждет.
Но дома уже не будет – так пусть у Фрэнка хотя бы щенок появится, хотя, конечно, замена неравноценная.

- Я рассчитывала на макароны с сыром, - признается Лори, и это правда, никто так вкусно не готовит макароны с сыром и соусом, как Фрэнк.
Они не слишком-то заворачивались здоровым питанием, когда Фрэнк возвращался домой. У них и вкусы совпадали – пряное, острое, горячее. Чтобы соус, чтобы ощущение приятной сытости в желудке. Хорошая пицца на заказ тоже высоко котировалась, особенно под какой-нибудь фильм, который они включали. И это все про то же – про легкость, по которой Лори скучает не меньше, чем по макаронам с сыром. Им было легко друг с другом, было просто, понятно. Фрэнк никогда не требовал от Лори стать лучше – похудеть, покрасить волосы, обстричь волосы или отрастить, пойти на какие-нибудь «вдохновляющие» курсы или освоить высокую кухню. Лори никогда не требовала от Фрэнка «расти над собой», не пилила за то, что большую часть года его нет дома.
Мэтт, конечно, ничего такого от нее тоже не требует, но рядом с ним Лори постоянно посещает чувство, что ей надо стать лучше, что она не дотягивает. Что она никогда не будет такой, как Холлидей, Клэр или Джинни, точно никогда не будет такой, как мать Мэтта (вот с кем ей точно не хочется больше встречаться), но стараться-то надо.

Пока Фрэнк уничтожает следы первого знакомства с щенком, Лори достает из холодильника пару красных глянцевых банок. Одобряет наличие в холодильнике яблок и овощей, одобряет чистоту на кухне – все эти маленькие, но неопровержимые доказательства того, что Фрэнк в норме, может быть, не на 100%, но стрелочка с опасного красного деления переползла на безопасное зеленое.
Щенок хрустит кормом, смешно растопырив крепкие лапы – Лори нравится, какой он боевой, правда, боевой малыш, то, что нужно для Фрэнка. Друг для Фрэнка, который будет заставлять его выходить на улицу в любую погоду, ходить в магазин, даже если не хочется, разговаривать, играть, гладить.
Лори наклоняется, чтобы погладить щенка – такой сладкий кексик!
- Присмотри за ним, малыш, - шепчет. – Ладно? Хорошенько за ним присматривай.
Потому что если Фрэнк в норме, а ей кажется, что он в норме, то Лори следует уйти – и не возвращаться. Конечно, первое время они будут созваниваться, и дело даже не в Фрэнке, Лори знает, что сойдет с ума от беспокойства, если не будет знать, что с ним. Но встречаться им больше не стоит. У нее новая жизнь, у нее Мэтт, у Фрэнка тоже кто-то появится, если она перестанет занимать его время и мысли.
Им надо поговорить – сегодня. Лори уже несколько раз собиралась с силами, чтобы начать этот разговор, но всегда откладывала. Но сегодня им придется поговорить. Лучшего времени может и не быть – сейчас у Фрэнка все хорошо. Новый телефон, порядок в доме работа – и вот, щенок, о котором надо заботиться. Щенок поможет ему удержаться на плаву...

Мысли, вроде бы, правильные – и Лори хочет поступить правильно, но отчего-то чувствует себя так, будто собирается предать Фрэнка второй раз, развестись второй раз. Может быть, ей следует записаться на прием к подружке Марка, Холлидей? Поговорить с ней о том, что она чувствует к своему бывшему мужу, что чувствует к нынешнему. Она, разумеется, ничего подобного не сделает, но ей бы хотелось разобраться уже в том, почему все так. Неправильно, болезненно, странно. Почему, хотя у нее есть чудесный муж, спокойная жизнь и дети (в недалекой перспективе), ее все равно тянет сюда – в эту квартиру и к этому мужчине, жизнь с которым стала под конец брака просто невыносимой. Лори почти не спала – потому что не спал Фрэнк, боялась оставлять его одного, и с ужасом ждала ночных «обстрелов», когда он ее тащил в «укрытие», зажимая рот ладонью, не узнавая, не помня, кто она...

- Очень вкусно, Фрэнк. Твои макароны с сыром – это нечто.
Она уже съела приличную такую порцию, и Лори бы искренне получать удовольствие от вкусной еды, но неминуемый разговор – плохая приправа даже к самому чудесному соусу.
Щенок наелся и отправился исследовать территорию, лучась любознательностью.
Ну, Лори, давай – подгоняет она себя. Мэтт вправе рассчитывать на то, что его жена не будет постоянно бегать к своему бывшему мужу, срываться по его звонку. Давай, ты уже сделала выбор один раз, разведясь с Фрэнком, и да, это был дерьмовый поступок, сладкая, ты его, считай, бросила. Второй раз – когда вышла за Мэтта. Ну так будь логичной, доведи дело до конца, Лори, черт тебя дери.

- Слушай, - она отодвигает банку с кокой, потом пододвигает и начинает вертеть ее в руках – ну да, нервничает, а кто бы на ее месте оставался спокойным? – Я думаю, мне не следует больше приезжать. Ты в норме, у тебя работа, группа, а я с тобой нянчусь, как будто без меня ты не справишься. Справишься же, так? Ну и, если что, всегда можем созвониться, ты же знаешь – я всегда на связи.
Она на Фрэнка не смотрит, смотрит в свою пустую тарелку с остатками соуса. Не может заставить себя на него посмотреть сейчас, когда, считай, снова его предает, на этот раз – их дружбу.
Ну и дрянь же ты, Лори. Самая настоящая дрянь. Но если продолжать ездить к Фрэнку, наводить порядок в его доме, контролировать, присматривать за ним – она опять же будет дрянью, но уже по отношению к Мэтту. Безвыходная ситуация, и как она в ней сумела оказаться, она, которая всегда старалась поступать правильно, быть честной даже во вред себе – Лори не знает.

Чего она ждала? Ну так, если, честно – совсем честно? Что Фрэнк скажет – ох, Лори, как жаль, но я все понимаю? Да, Лори, спасибо, что была со мной все это время, дай обниму тебя в последний раз? Ты мой лучший друг, Лори? Нет, конечно, нет. Может быть, в каком-то другом идеальном мире, но не в этом. Но если бы существовал идеальный мир, в нем Фрэнк был бы в порядке, и они бы были вместе, так что никакого идеального мира не существует…
Но все же такого она не ждет, не готова к такому, ошарашена, растерянна, испуганна перед лицом этого отчаяния, такого сильного, такого искреннего. Как будто она у него сердце вырывает, как будто ничего больнее не было. Даже когда им пришлось сесть и поговорить о разводе, это было нет так… не так ужасно.
Не так больно.
Не так…
- Фрэнк! Фрэнк! Пожалуйста!
Лети на пол тарелка и вилка. Где-то в комнате испуганно взвизгивает щенок. Все это бьет по нервам, как будто они – оголенные провода, и на Лори сразу наваливается все. Все, от чего она уходила – страх, болезненная, до огненных кругов перед глазами, нежность к этом мужчине, который сейчас как ребенок. Как ребенок, которого бросают, о которого уходят. Невыносимо на это смотреть. Невыносимо быть причиной всего этого. Настолько, что она бы сбежала, просто сбежала, потому что всему есть предел, и это слишком, для нее слишком, было год назад – и сейчас. Сбежала бы – но Фрэнк держит ее, стоит перед ней на коленях и держит ее, за руку, за колени, а главное, держит взглядом.
Это самое страшное – его взгляд, самое страшное – выражение его лица. Потому что вот теперь он точно не в порядке. И это ее вина.
А может быть, все это – ее вина, она сначала развелась с ним, а потом не смогла оставить – не смога уйти совсем, дала надежду. Не хотела, видит бог, не хотела, понимая, что надежда на их воссоединение для Фрэнка – все равно что межденный яд, яд, разбавленный сладеньким сиропом. Может, глотать и приятно, но убивает он так же, наверняка. И вот сейчас она его убивает – Лори это видит, своими глазами видит – а он… он ее убивает. Она не хочет такого, не готова к такому. Он же ведет себя так, будто она единственный смысл его жизни. Твердит, что он все сделает, сделает все, что она скажет. Говорит, что он ее любит… И это ужасно, ужасно. Ужасно, потому что Лори, наконец-то, прозревает – но, как это часто бывает с прозрение – слишком поздно.
Фрэнк ее любит, ничего не изменилось. Любит так сильно, что готов довольствоваться тем, что о называют дружбой. На все готов, только чтобы ее видеть…
Он ходит на встречи.
Он купил телефон.
Он пьет таблетки.
Скажи, что мне сделать?

Она так не может, просто не может, не может быть для него смыслом всего, это слишком тяжкая ноша, слишком большая ответственность, ей страшно, боже. Как ей сейчас страшно. Но сквозь этот страх пробивается и другое, жалость, густо замешанная на нежности – остатках было любви – и на чувстве вины. Убийственной сочетание, просто убийственное.
- Фрэнк, пожалуйста, не надо, - Лори пытается оторвать от себя его руку, пытается увернуться от другой его руки, пытается сбежать от него, сбежать, еще раз сбежать, потому что все это слишком, она же не справится.
Неужели он не понимает? Она не справится – и его не вытащит из этой трясины, и сама в ней утонет, потому что это заразно. Потому что невозможно быть спокойной и здравомыслящей, когда твой муж перескакивает границу этой реальности, за секунду перескакивает, и тебя за собой тянет, в это болото эмоций, нездоровых, болезненных, которые не про партнерство и совместное будущее, а про зависимость, такую же зависимость, как у наркоманов от дури. И она не хочет – не хочет быть для Фрэнка – ее сильного, доброго Фрэнка – дозой дури, необходимой, чтобы встать утром и уснуть вечером.
А, может, должна бы – твердит ей предательский голос внутри. Может, другая бы смогла – любить еще сильнее, заботиться еще лучше.
- Фрэнк, прошу тебя, не надо. Не надо так со мной. Я не могу…
Я не могу быть для тебя всем – вот что хочет она сказать. Меня не хватит, просто не хватит. Меня и так слишком мало.
Она уползла к Мэтту – как раненое животное, порой, ползет к людям, потому что иначе – смерть. После того, как она съехала из этой квартиры, ушла от Фрэнка, она постоянно плакала, не спала – а стоило уснуть – просыпалась от судорог в ногах. Так тело реагировало на то, с чем не справлялась психика. С Мэттом ей стало лучше – намного лучше. С Мэттом она вернулась к нормальной жизни, заново выстроила себя… но сейчас, под взглядом Фрэнка, под руками Фрэнка, это «выстроила себя» рушится, как домик из детских кубиков. И она отталкивает его, пытается оттолкнуть. Не потому что не люби его, а потому что ее любовь к нему и его мучительная жажда ее утопят их, похоронят, невозможно на этих зыбучих песках построить хоть что-то. Просто невозможно…
- Отпусти меня, пожалуйста, - просит она.
Как в те первые их ночи «под обстрелом». Отпусти, Фрэнк, пожалуйста, Фрэнк…
- Дай мне уйти, пожалуйста, дай мне уйти!
Ее "пожалуйста" против его "пожалуйста".

Этот Фрэнк ее пугает до холода в пальцах – он как будто одержим. Да не как будто, а одержим – ею. Говорит, говори все это, про правила, про то что они могут даже не разговаривать, только не уходи не бросай, родная, сладенькая, любимая… У него руки трясутся, он весь как в лихорадке – пугающий, страшный контраст с тем Фрэнком, который ее сегодня встретил, и теперь-то Лори понимает, что все это было для нее – и порядок в квартире, и новый телефон, и макароны с сыром, и в холодильнике. Ради нее. Он держался только ради нее, а когда она сказала, что им больше не стоит видеться – все рухнуло. Рухнули тщательно выстроенные декорации, обнажив неприглядную правду. Фрэнк не в норме. Фрэнк далек от нормы. Фрэнк ее не слушает, не слышит, глушит ее просьбы своими просьбами, а потом прижимается к ее рту губами, и Лори чувствует его горячее дыхание. Чувствует его руки, у себя на коленях. У себя на шее. У себя в волосах.
Конечно, она узнаёт – пусть Фрэнк изменился, пусть он болен, пусть он сейчас как будто в бреду, н это ее Фрэнк, мужчина, которого она полюбила, за которого вышла замуж и с которым прожила пять лет. С которым собиралась прожить всю жизнь. Которого хотела, с которым ложилась в постель, даже задирала его специально, чтобы он уложил ее в постель, Фрэнк называл этот способ мириться «методом Кастилоне»…
Так что да, она узнает его – какой-то частью своего существа, той, должно быть, которая спрятана очень глубоко, до которой не добрался страх. А ей страшно. Прежний Фрэнк, ее Фрэнк, никогда бы не удерживал ее, не душил ее возражения поцелуями. И Лори спрашивает себя, она в ужасе спрашивает себя – это она виновата? Вот эти перемены – это же ее вина, даже когда она уходила, с вещами, с документами о разводе в сумке, он вел себя иначе. Ему было больно, и горько, и ей было больно и горько, но они держались. Понимали, что так надо, что это наилучший выход для них, и держались…

- Фрэнк!
Он не слышит, подхватывает ее на руки, снова закрывает ей рот поцелуем, ей всего-то и хватило вздоха на это кроткое «Фрэнк». Это как будто кошмар, когда ты не можешь пошевелиться и как-то повлиять на происходящее, как-то сопротивляться происходящему. Если бы это был кто-то другой, не Фрэнк, она бы кричала, сопротивлялась, кусалась, делала все, что нужно делать в такой ситуации. Но это Фрэнк – все еще ее Фрэнк, даже больше чем раньше ее, подсадил себя на нее, как на наркотик. И ей бы раньше понять, не обманываться внешними признаками нормальности. Она виновата перед ним, сильно виновата.
Надо было либо уходить, либо оставаться и быть ему, черт возьми, хорошей женой, женой которую он заслуживал. А она сделала все хуже, посчитав, что сможет оставаться в его жизни на правах друга, а он принял это, чтобы совсем ее не потерять…

Все эти мысли – много мыслей, гудящих, жалящих Лори, словно рой диких пчел – теснятся у нее в голове, да и сама голова идет кругом, когда Фрэнк укладывает ее на диван, ложится сверху. И в этом незнакомом Фрэнке до сих пор слишком много ее Фрэнка – по которому она тосковала. Конечно, тосковала, пила снотворное, чтобы не лежать без сна на своей новой квартире, в новой постели, на простынях, которые не пахли ими. Думала о нем – и не только о помощи ему, а о том, как им было хорошо. Как он умел ее любить. Как она ждала его, с нетерпением, чтобы, наконец, заняться сексом. И, конечно, долгие разлуки играли свою роль, но секс у них был просто невероятным.
- Мы не должны, - просит она, упираясь ладонями в его плечи, пытаясь отодвинуть Фрэнка, освободиться.
Да, она помнит о том, какой у них был секс, но так же помнит, почему они не должны этого делать. Почему она не должна позволять ему себя целовать, вот так, глубоко и жадно, гладить ее по груди забираясь под тонкий свитер.
И дело даже не в Мэтте, хотя и в Мэтте, конечно тоже. Но, в первую очередь, в том, что Фрэнк сейчас болен, и любой психотерапевт подтвердит, что в этом состоянии он не отвечает за свои поступки. В том, что все будет только хуже – если они переспят сейчас, вот так, это все сделает только хуже, еще болезненнее, еще запутаннее.

Но если ни о чем не думать, если выбросить из головы все, даже мысли о Мэтте, то все почти как раньше. Как тогда. Как в их лучшие дни, по которым она тоже тоскует, как в их лучшие ночи. И Лори уступает своей слабости и напору Фрэнка, позволяет ему себя трогать, целовать, впускает его язык в свой рот. И это легко. Очень легко, потому что Лори чувствует, как Фрэнку это нужно.
Она ему нужна. Может быть, после этого ему станет легче, он придет в себя, поймет, что так нельзя…