Здесь он стоял в своем сне, и прямо перед ним была разверстая пасть могилы, и даже сейчас, при свете солнца, Айк чувствует озноб, пробегающий у него по спине.
Здесь царит странная, почти пугающая тишина - не слышно ни гудения насекомых, ни шелеста листьев в кронах деревьев, ни бьющих о скалы волн залива, и в этой тишине их с ведьмой голоса звучат поминовением. Айк оборачивается, как будто и в самом деле хочет увидеть тех, с кем говорит Мораг - но вокруг никого, это место могила, отмеченная лишь в человеческой памяти, зыбкой и неверной.
Никого, а его все не покидает ощущение чужого присутствия - и когда ведьма опускается на колени в корнях это дерева, такого древнего, невероятно древнего, будто видевшего первых королей Шотландии, коронованных Светлых двором, Айк хочет убежать. Развернуться и броситься прочь, не разбирая дороги, лишь бы оказаться как можно дальше от этого места, от этого чувства, что за ним наблюдают десятки, если не сотни глаз.
Вернуться к деревне - не той, которую сожгли англичане, но другой, дальше, а может, и вовсе покинуть Нагорье, спуститься на равнины, отправиться в Эдинбург, чтобы затеряться среди каменных улиц города.
Айк сжимает зубы, сжимает кулаки, лишь бы остаться на месте.
Меч, сказала ведьма - здесь лежит его меч, и этим мечом он убьет Лестрейнджа, избавляя Нагорье от врага.
Не одного англичанина - но того, который ведет за собой других.
Как он это сделает, Айк еще не знает, но когда ведьма наклоняется пониже, отшвыривая в сторону палую слипшуюся листву, когда влажный терпкий запах земли становится гуще, он тоже опускается на колени.

Его пальцы сразу же наталкиваются на прохладный камень. Айк ведет ладонью по плите, смахивая грозди паучьих яиц и перегнившие листья, и надпись не разобрать - слишком долгое время плита пролежала открытой дождям и снегам, и время сточило буквы, выбитые в камне, превратила надпись в едва заметную вязь.
И все же даже одного прикосновения хватает, чтобы по телу Айка пробежала дрожь - он будто коснулся одного из тех камней, что малый народец почитал как алтари, и эта дрожь одновременно пугает и приятна ему.
Используя посох как рычаг, им вдвоем с ведьмой удается сдвинуть плиту, и дальше они копают - у них нет ничего. кроме собственных рук и мягких обломков дерева, найденных прямо тут, во влажной земле, забивающейся под ногти, но они копают и копают, и, кажется, теряют чувство времени.
Оно будто застыло вокруг них - может, там, снаружи, проходят годы, может, полковник Лестрейндж уже сгинул во тьме веков, но здесь, у корней древнего дуба, времени будто и вовсе не существует, и Айк не чувствует ни напряжения в спине, хотя провел несколько часов на коленях, ни ломоты в заживающих плечах, ни голода, ни жажды.
Потребовалось бы - они копали бы так и дольше, вечность, две, три, но вот земля становится мягче, жирнее, и они почти одновременно наталкиваются на истлевшие шерстяные лохмотья. Прежде они, должно быть, были красными - ярко-выкрашенными, но время взяло свое, превратило плотную шерсть в вылинявшую тряпку, тонкую, рассыпающуюся в пальцах. Плед, должно быть - здесь же находится и потускневшая от времени серебряная застежка.
Теперь Айк копает не вглубь, а вокруг - они окапывают сверток, завернутый в эти лохмотья, стараясь не задевать саму ткань, и вот в земле проступают вытянутые очертания чего-то, что было завернуто в плед.
Айк перестает копать - замирает над могилой, будто в ожидании кары за то, что они потревожили покой мертвеца.
Тень от дерева, ставшая еще длиннее, теперь еще больше напоминает распятие, ложащееся ему на плечи крестом до Голгофы.
Будь он один, он бежал бы без оглядки, но присутствие Мораг удерживает на месте, не дает шелохнуться. Присутствие Мораг - и клинок, проступающий под пледом, покоящийся на арке потерявших плоть ребер, прижимаемый какимто чудом удерживающимися вместе фалангами, серыми, как пепел в прогоревшем очаге.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+