Конечно, человек ко всему может привыкнуть, адаптироваться, даже на физиологическом уровне. Так уж они все устроены, что всегда попытаются уменьшить воздействие раздражителя, неблагоприятных условий, чтобы банально выжить, когда нет возможности сбежать, то хоть снизить чувствительность.   
И, наверное, было странно думать о таком, когда тебя целуют, но это было единственной мыслью, которая более-менее поддерживала, убеждала, что ничего страшного не происходит, это не яд, к которому надо выработать иммунитет, не огромная рана, требующая немедленной операции. Это всего лишь неприятные тянущие ощущения внизу живота, не имеющие уж точно ничего общего с удовольствием, но и не заставляющие плакать или вырываться, только все же вновь закрыть глаза, потому что смотреть на Григория ей точно не хотелось. Да и отвечать на его поцелуи, когда самой откровенно паршиво на душе и физически тоже не очень.
Наверное, поэтому, стоило только почувствовать свободу от веса чужого тела, Савенко тут же повернулась на бок, спиной к карателю, и попыталась оставить между собой и Григорием хотя бы несколько сантиметров, хотя на небольшой кровати это было сделать сложновато, даже почти вжимаясь в стену.  Было прохладно, неуютно и мерзко, но залезть под одеяло не получилось бы, пока они оба на нем лежали, так что Тая лишь приобняла себя руками, жалея, что места совсем нет, чтобы притянуть колени к животу, пытаясь так его согреть и немного снять оставшиеся неприятные ощущения. Тепло всегда помогало. В идеале ей бы сейчас залезть в бадью с теплой водой и посидеть там, пока в мыслях всё встает на свои места, а тело приходит в себя.
Хотя, пожалуй, о последнем думать не стоило. Лучше было разглядывать светлые стены, чем вспоминать, что вообще-то это всё может быть чревато даже детьми, хоть это и крайне маловероятно в условиях, когда организму не хватает ресурсов и даже менструальный цикл сбивается. Но бывали же случаи... И Тае совершенно не хотелось пополнять их статистику. Только пнуть Григория посильнее, нагрубить и столкнуть с кровати на пол. Пусть там лежит и рассуждает. А еще лучше - выметается и оставит её в покое.
И отвечать ему совершенно не было сил. Точнее, отвечать что-то приличное, за что ей бы вдобавок еще не врезали пару раз. Козлом, уродом, фашистским прихвостнем, увальнем, сволочью и просто отвратительным человеком и мужчиной Савенко бы его с радостью назвала, но пока оставалось только упрямо поджать губы и не дать себе повернуться к Казанцеву лицом, чтобы это всё ему не высказать.
- Мне все еще немного больно, - наконец, после затянувшейся паузы отозвалась Таисия, понимая, что просто отмалчиваться не получится, как и бессмысленно говорить, что ей хочется только сходить в ванну, одеться и замотаться в одеяло с головой, даже наплевав на возможность поесть, хотя желудок красноречиво напоминал о себе, когда рядом с подушкой нашлась оставленная там же шоколадка, которую и принёс Григорий, - Это всегда так будет? – девушка все-таки перевернулась на другой бок, чтобы посмотреть собеседнику в глаза.
Вообще вопрос был глупый, особенно, для человека с медицинским образованием, но сорвался как-то сам собой. В конце концов, никто не железный, невозможно быть сильным абсолютно всегда. Вот и сейчас Савенко не чувствовала к себе жалости или даже особо пылкой ненависти – просто выдохлась, устала, было именно ощущение собственной слабости.
Скорее всего, именно поэтому она не пыталась встать, попробовать перелезть через Казанцева или его отодвинуть, чтобы найти свою одежду или уйти в ванну, не было мстительных мыслей, чтобы подождать, пока он уснет и придушить или перерезать горло, чтобы сбежать с оружием. Пока моральная подавленность вкупе с физической усталостью и стрессом слишком сильно давили на плечи, вынуждая лежать и пытаться себя убедить, что не всегда поговорка: «лучше умереть чем с честью, чем жить в бесчестии», приносит пользу. Ей же нужно было как-то жить дальше, чтобы выгнать немцев с родной земли, помочь друзьям, извиниться перед той же Лидкой за свои слова, все-таки подругу она обидела незаслуженно, когда та её здесь заперла. Была еще куча дел в этой жизни, которые надо успеть сделать, а для этого иногда нужно взять паузу хотя бы на полчаса.
- Можно мне минут десять просто полежать? Пожалуйста, - глупо было бы испытывать иллюзии, что Григорий от нее отстанет или проситься спать, когда за окном, несмотря на короткий зимний день, только начинались сумерки, но нужно быть хоть сколько-то просто не шевелиться, точно зная, что хотя бы в этой промежуток времени её не тронут. Просто чтобы собраться с мыслями и действительно дать организму окончательно расслабиться, убирая остаточный дискомфорт от далеко не самого удачного, пусть и не самого плохого, первого опыта таких отношений.

Отредактировано Irene Hamilton (2021-06-20 11:09:24)

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Невозможно была вытравить привычки, поменять свое отношение к чему-либо за несколько минут, поэтому, несмотря на все произошедшее, Таисия все равно недоверчиво замерла, когда чужая ладонь дотронулась до её слегка спутавшихся прядей, а потом опустилась ниже. Был мимолетный порыв попробовать закрыться еще больше, снова отвернуться, но он был задавлен банальной усталостью, которая мгновенно возвращалась, стоило ему осознать, что конкретно эти прикосновения сейчас не несут угрозы, а значит тратить свои силы на них или какие-либо эмоции не следует, их слишком мало. 
- Не особо вдохновляюще звучит: "скоро",  это может быть и дальше больно, - скорее просто, чтобы не молчать, тихо заметила девушка, не вкладывая в это ни злости, ни обвинений, потому что подобные фразы вырывались сами раньше, чем успеваешь их обдумать и взвесить.
Даже внутренний голос, обычно щедрый на язвительность и иронию, помалкивал, будучи слишком измученным голодом, стрессом и необходимостью как-то сейчас подогнать едва не рассыпавшийся в труху мир. Не каждый день готовишься попрощаться с жизнью, даже если искренне готов отдать её за общее дело и получается не показывать страха. Это крайне выматывает, оставляя внутри на какое-то время сосущую пустоту, в которую проваливаются все эмоции, насмешки и напускные маски для окружающих, остается только то, что люди предпочитают никому не показывать - свое настоящее лицо, настоящие страхи, переживания, горести и радости, потому что притворяться не получается. Пусть это и короткое состояние, но на какие-то минуты или секунды все в него могут провалиться.
Вот и Савенко, что она увязла в нем, как в болоте, лишь упрямо поджимая губы и отводя взгляд, когда Казанцева пробило на слова о службе и фашистах.
Не будут они здесь ничем управлять. Костей не соберут скоро.
Уж она об этом позаботится. Обязательно.
Постепенно растревоженные мысли начинали оформляться в неплохой план, в котором была лишь одна загвоздка - пережить "разговор" с гестаповцем. Даже если потом у нее будет всего сутки или несколько часов на свободе, Савенко их хватит. Начинать в любом случае придется с малого, залечь на дно и делать вид, что все изменилось. И как создать такую видимость Таисия тоже начинала постепенно понимать, слушая того же Григория, вспоминая Лиду, перед которой точно нужно было извиниться. Её помощь будет очень к месту.
Но подробно об этом надо будет подумать попозже. Сейчас все равно это давалось с трудом и с куда большей охотой Тая все же подвинулась к краю кровати, чтобы поднять с пола сорочку и неловко натянуть на себя, пока Казанцев разбирался с кальсонами. Теплее от этого не сделалось, но так Савенко хотя бы перестала чувствовать себя полностью беззащитной и... краснеть, как бы глупо ни звучало. Своего тела она все еще стеснялась, считала неприличным находиться без одежды, кроме как во время водных процедур, да и никогда банально не считала себя красивой, поэтому стремилась максимально закрыто одеваться.
Вот и сейчас, стоило Григорию встать, больше не придавливая своим весом покрывало, девушка тут же забралась под него и под одеяло разом. Так почему-то стало действительно почти спокойно. По крайней мере, тепло и можно было устроить свою голову на подушке, тем не менее наблюдая за карателем и не выпуская его из поля зрения ни на секунду. Ощущения неправильности и подвоха никуда уходить не желали, пусть и изрядно притуплялись усталостью и истощением.
Но так стало возможно подтянуть колени к животу, словно стремясь так еще больше согреться, поэтому хотя бы на физический дискомфорт Таисия больше не отвлекалась, хоть и не смогла не поморщиться, когда Казанцева понесло на откровения.
Может, и хорошо, что она настолько вымотана, что даже не в силах выдать какие-либо эмоции, будь усталости чуть меньше, но столько же стресса, Савенко вряд ли бы смогла себя контролировать, с головой выдавая, как ей противно даже слышать такое и хочется раскроить собеседнику череп чем-нибудь тяжелым.
Но пока получалось только поплотнее закутаться в кокон из одеяла и покрывала, кажется, забравшись в него действительно почти по кончик носа, потому что даже шея чувствовала легкое покалывание шерсти. - Это обязательно? - Таисия все же вопросительно посмотрела сначала на стаканчик в руках Григория, а потом на него самого, -   Я же усну моментально и завтра не встану. Я никогда спиртное не пила, это слишком крепко. 
А вот хлеб все-таки заставлял вспомнить о том, сколько они не ели, и нехотя сесть, продолжая придерживать одеяло одной рукой, чтобы второй осторожно взять кусок с тарелки. Хотелось и сала. Но на голодный желудок, тем более, что подобного они не видели с начала войны, точно не стоило - вывернет от жирного, так что лучше было не рисковать. Ей здоровье еще нужен. 
- Там еще шоколад остался, - она кивнула на подушку, рядом с которой лежала сладость в бумажной обертке, - Можем тоже съесть, если хочешь.
На самом деле, хлеб казался удивительно вкусным, так что Тая даже несколько мгновений просто молча жевала, глядя перед собой и практически ни о чем не думая. Еда успокаивала, немного примиряла с некоторой скованностью в мышцах, которые расслаблялись сильно медленнее разума, все еще ощущая последствия спазмов от боли, но уже не доставляя проблем. А еще занимала рот, чтобы не высказать случайно чего-нибудь лишнего. Сплошные плюсы, если подумать. Если бы были силы думать.
Смеяться уж точно не хотелось, но и сидеть молча было странно, так что, доев половину куска, Савенко все же вновь посмотрела на уже почти мужа, если он все-таки не врал на счет документов, что все еще было сомнительно.
- Я не очень хочу слушать истории про сорок первый… У меня родители и брат тогда погибли. Я его до сих пор в каждом втором мальчике на улице вижу, Димка совсем маленький был… - не то чтобы её тоже пробивало на откровения, но сейчас что-то придумывать было сложно, пытаться тянуть информацию бессмысленно, Григорий ей в ближайшее время вряд ли что-то скажет, кроме вот таких странных и уже не имеющих значения фактов, от которых мутило от отвращения и к нему, и к себе, что пока приходится терпеть. Так что лучше, хотя бы полчаса, о таком не вспоминать, - Я тогда только с института приехала, счастливая такая, дурочка, радовалась, что все сдала досрочно, все про Ленинград рассказывала, про то, что хирургом буду, что меня в госпиталь здесь сразу взяли, а как бомбить начали, так на второй же день… Я их даже похоронить не смогла, - завалы там лежали до сих пор… От того, что было её домом, где она выросла, - А теперь у меня вообще никого не осталось.  Даже работы, чтобы о ней поговорить, поэтому ты прости, но как-то я не очень разговорчивая. Давай я лучше все-таки выпью и спать лягу, чтобы тебе праздник не портить?

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

То есть раньше поведение, как у мудака, не беспокоило?
Внутренний голос разве что скептически фыркнул в ответ на очередную попытку пошутить от Григория. Смеяться совершенно не хотелось, особенно после рассуждений о Франции. И нет, лютой ненависти или злости подобное давно не вызывало, разум приспособился просто все запоминать с мыслью, что потом аукнется. Всем им вернется это предательство, ублюдочное поведение, смерти, насилие, кровавая жатва, которая прокатилась по стране уже дважды. И немцам, и высокомерным уродам, считающим себя выше всех остальных. Не было смысла с пеной спорить или позволять углям ненависти вспыхнуть, выдавая себя с головой.
Нет, Савенко давно научилась не столько притворяться - с актерской игрой у нее всегда было плохо - сколько наращивать на сердце броню, чтобы все эти речи от нее просто отскакивали, не задевая ничего внутри, не давая отойти от изначального плана. Да, иногда случались промахи и слабости, как сегодня, потому что быть сильной постоянно невозможно, но сейчас Таисия не собиралась пускаться в рассуждения, даже мысленно. Это бы потребовало слишком много сил, которые нужно экономить, на сплошной ненависти далеко не уехать. В конце концов, месть - это блюдо, которое подают холодным, так что стоило сосредоточиться на рациональном подходе к ситуации.
- Не надо галет, - Савенко все же качнула головой, аккуратно беря стаканчик и еще раз с сомнением принюхиваясь к его содержимому. Пахнуть лучше оно точно не стало, да и полкуска хлеба за еду не считается, но второй раз отнекиваться, когда снова сама попросила, было бы вдвойне глупо, - В смысле лучше потом поедим на кухне, нам на этой постели еще спать, не хочу крошить.
Наверное, надо было сказать какой-то тост, так всегда делали, когда пили, но Таисии хотелось поскорее с этим закончить, поэтому она честно попробовала зажмуриться и побыстрее проглотить шнапс, но в итоге только закашлялась. То ли от резкого вкуса, ударившего по рецепторам, то ли от того, что все-таки поперхнулась, но так или иначе, стаканчик точно протянула обратно Григорию, пытаясь отдышаться и понять, хочется ли есть заесть это все еще хлебом или все-таки вскочить и добежать до ванной, потому что её может действительно вывернуть наизнанку. Совершенно нормальная реакция организма на такой сильный раздражитель после стресса и истощения. 
Пара секунд ушло на то, чтобы поглубже вдохнуть и успокоить взбунтовавшийся желудок, который все-таки потребовал торопливо доесть несчастный кусок хлеба и только после этого соизволил успокоиться. Вот уж точно лучшее доказательство, что алкоголь - это яд. Никак иначе. И больше никогда и ни за что его пить не следует.
И вызывает галлюцинации, не иначе...
Таисия в недоумении посмотрела на Григория, стоило тому заговорить о заботе. Серьезно? Он сейчас и впрямь это говорит тому, кого чуть ли не силой затащил в постель и под венец? Сколько они знакомы? Одна встреча в госпитале, одна вечером, да танцы. Три раза пообщались... Вот уж было бы с чего доверять и считать, что он её не арестовывать и убивать пришел. Про любовь и немцы заливать горазды, так что все эти признания аргументом за доверием не были.
Как и глупая присказка "стерпится, слюбится". Её придумали от безвыходности, потому что женщину не считали человеком, на её желание всем было все равно много столетий подряд, поэтому и считалось, что нужно со всем мириться и терпеть. Конечно, время многое решало, но если твой муж - урод, который относится к тебе как к вещи, то о какой любви здесь может идти речь? Даже гипотетической. Логика Казанцева в этом вопросе категорически ускользала от Таи.
- Я тебя практически не знаю, мне сложно было предполагать, чего ждать, тем более, что сейчас каждый сам за себя. Обо мне никто не заботился с тех пор, как наш главврач погиб, - это не было ложью, хотя бы потому, что любой человек не мог быть уверен в своей судьбе, тем более на её месте, так что не было ничего удивительного в подозрении, что тебя пришли убить.
И Савенко с радостью бы не отдавала одеяло, но пришлось все же выпустить его из пальцев, позволяя Григорию прикоснуться к её плечу и даже не пытаясь тут же поправить тонкую лямку сорочки, постепенно, как шуганный зверёк, организм привыкал к тому, что не всегда ему стремятся сделать больно или пойти против его воли, поэтому не приходилось испуганно замирать, лишь все-таки внимательно следить за пальцами и эмоциями собеседника. Мало ли… Настроение у некоторых меняется очень быстро.
- Мне бы хотелось в это верить… Но сам понимаешь, мы ориентируемся только на тот опыт, что у нас уже есть, - в общем-то логично, и она даже хотела добавить, что и впрямь будет не против, если больно не будет – не враг же себе, и страдать ради страданий – это только зря тратить силы.
Но упоминание Лиды все-таки заставило Таю нахмуриться. Не следует приплетать сюда подругу, тем более, что та точно не заслужила «бесед» с Казанцевым и все-таки не раз её выручала. Даже с тем же платьем и глупыми кудрями на танцы, не говоря уже про другие мелочи, которые медсестра всегда тактично пропускала мимо ушей или отвлекала лишнюю пару глаз на себя. Ну, и с особо буйными пациентами тоже беседовала.
- Эм… нет, больше ничего нет, - смысла врать не было, Григорий все равно может проверить, - Мне паек только  тогда должны были выдать, но на работу я не пришла, соответственно, пайка нет. И не трогай Лиду, она не со зла… Я как про облаву услышала, так думала, что лучше сама… ну, сама с собой покончу, лишь бы не мучиться. А Лида меня из петли вытащила, ну, я с дуру на нее и кинулась, побить хотела, а она испугалась, что я совсем того… головой ударилась, и сбежала. Не оставлять же ей дверь открытой было. А я потом струсила и не смогла до конца довести, подумала, что лучше ты меня пристрелишь, что это будет не так больно. В общем, я просто очень перенервничала, мне перед ней извиниться надо… - Савенко все-таки с искренним чувством вины отвела взгляд, неловко комкая подол сорочки, - И не называй её шлюхой. Она тебя же оперировать помогала, это заслуживает уважения.
Тема была откровенно неприятной, хотя историю Таисия лишь приукрасила, ведь подруга и впрямь нашла её в не самом вменяемом состоянии, пусть и без попыток самоубийства, но и сама Лида так подумала, когда увидала её заплаканную и рвущую простынь. Так что даже если не удастся увидеться, и Григорий решит поговорить, истории сойдутся.
- Гриш… Ты обещал меня просто поцеловать и обнять, помнишь? – раз уж чужие руки к ней все равно тянутся, то точно следует хотя бы напоминать о его же собственных словах, пусть для этого и приходится придвинуться почти вплотную и самой осторожно приобнять мужчину за шею, касаясь кончиком носа его щеки, - Мне правда надо успокоиться. Слишком много всего произошло.

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Было так странно слышать в чужом голосе что-то похожее на тревогу... Словно Григорию действительно было не всё равно, как будто он мог за неё по-настоящему переживать. За её жизнь, а не за удовлетворение собственных желаний, для которых труп не подходил.
И, пожалуй, впервые за долгое время даже внутренний голос молчал, не давая никаких язвительных комментариев. Не было злости или ненависти, которая подспудно присутствовала практически всегда, заставляла находить в себе силы и смелость, чтобы спокойно смотреть в глаза человеку, который приставляет тебе ко лбу дуло пистолета или рассуждает о том, как убивал ни в чем неповинных людей. К этому можно было привыкнуть, нарастить на сердце броню, убедить себя, что все скоро закончится, что они победят и для этого и нужно не подавать вида, не позволять никаким эмоциям брать вверх. Только когда живешь так полтора года, теряешь дорогих людей, старательно отгораживаешься от любой заботы и дружбы, чтобы не привязываться, не плакать, то любое подобие человеческого тепла сначала вызывает недоверие, подозрение... Потому что к нему хочется потянуться, но знаешь ведь, что обожжешься.
Вот и Таисия знала. Разумом понимала, что это просто глупость, ей всего лишь плохо, она перенервничала, у нее эмоциональное и физическое истощением... Но где-то внутри все равно заворочалось неприятное желание снова расплакаться, просто дать себе снова волю. Не потому, что было желание сдаться, а потому сказать было нечего. Потому что впервые врать особо-то и не пришлось. Она ведь правда думала, что всё, конец. У неё были мысли просто открыть окно... Или вот даже та бритва, что теперь лежала под подушкой... Савенко ведь кинулась в ванну не потому, что верила, что сможет отбиться с помощью этого небольшого лезвия, а потому что ей нужны были те несколько секунд, чтобы успеть вонзить себе его в горло.
Не потому, что боялась что-то выдать. А потому, что знала, что это билет в один конец. И лучше самому решать, когда он наступит. Не было варианта чудесного спасения. Они все понимали, чем это закончится в случае провала. Все это принимали. И не нужно было доставлять кому-то лишнее удовольствие своими мучениями, лучше уйти с гордо поднятой головой и по собственной воле, когда других вариантов нет. И тогда, пока Казанцев не заговорил, ей казалось, что их и нет.
Да и сейчас не очень верилось...
- Как ты себе это представляешь? - все же тихо, раньше, чем успела прикусить язык, спроси Савенко, которая слишком хорошо помнила эту глухую решимость, холодный пот, в который её бросало от любой из двух перспектив - угодить в подвалы, не нужно было испытывать иллюзий, что уж виселица потом покажется манной небесной, или самой себе навредить, что изначально противоестественно и дико для любого существа, требует перешагнуть через самые глубокие инстинкты, - Я не знала, что происходит, в любой момент меня могли прийти и арестовать. Звать замуж можно сколько угодно... Это не отменяет того, что и за меньшее люди оказываются в застенках. Ты же сам мне рассказывал... - он сам её пугал, сам признавался, что ему было бы приятно это сделать, так кто бы в здравом уме после этого подумал искать у такого человека защиты? Даже без учета, что при малейшем подозрении в связи с партизанами не щадили. Никого. Даже немцев. Не то что "недолюдей". Не существовало вариантов, что можно выжить. Такого не бывало. И верить в это было верхом глупости, - Я до сих пор не верю, что буду жить...
И от слов Григория становилось только хуже. От этих действительно осторожных прикосновений к волосам, от поцелуев, от легкой дрожи, не имевшей ничего общего со страхом, пробежавшей по телу, стоило чужим губам прикоснуться к шее... Этому  против воли и доводов рассудка хотелось поддаться, хотя бы на пару секунд окунуться в то, что было необходимо каждому человеку как существу социальному - прикосновения, ощущение, если не безопасности, то социума, от которого приходилось старательно отгораживаться, прятаться за работой, бесконечными слоями ткани и вежливых слов. Чтобы не чувствовать вот этого щемящего чувства тоски по банальному человеческому сочувствию.
Тая знала, что все это блеф, что её разводят, как школьницу, банальным враньем. Только это не помогало сдержать инстинктивный порыв просто крепче сжать объятия, вплотную прижимаясь к Григорию и просто утыкаясь носом ему в плечо, чувствуя, как её слега потряхивает, а по щекам все-таки беззвучно скатывается несколько солёных капель. Она ведь не железная, не стальная, чтобы ничего не чувствовать после того, как потеряла всех, как приготовилась попрощаться и со своей жизнью, как ей бесцеремонно нарушили все личные границы и вместо жестокости, на которую еще можно было ответить стальной решимостью умереть здесь и сейчас, почему-то говорили даже не заученные фразы, а что-то слишком похожее на настоящее, человеческое участие, которого просто не могло быть у карателей и предателей.
Савенко затруднялась сказать, насколько затянулась пауза. Ей просто нужно было ни о чем не думать, чувствовать под пальцами тёплую кожу другого человека, прислушиваться к собственному дыханию, ощущать на губах солёный привкус слёз и пытаться взять себя в руки. Это и без того был непозволительная слабость.
И все-таки волевым усилием Таисия заставила себя отстраниться шумно вдыхая и неловко пытаясь стереть со щек оставшиеся влажные дорожки. Собраться. Прийти в себя. Побороть эту внезапно нагрянувшую апатию от осознания, что, скорее всего, всё это действительно просто ложь, в которую поверил и Григорий, но не говорить же ему об этом… В конце концов, и ножи, и автомат все еще здесь есть.
- Расскажи мне что-нибудь о себе, не о войне и лагерях,  - наконец прервала молчание девушка, зябко ёжась и находя теплую шаль, которую обычно вешала на изголовье кровати, а теперь в нее хоть  закутаться можно было, не идти же на кухню в одеяле, а поесть стоило в любом случае, - Ты учился на кого-нибудь? Ну, после гимназии… 
Неуверенно, но Савенко поднялась с постели, поплотнее кутаясь в шаль и первая выходя из комнаты, заодно захватив тарелку с недоеденным салом – нечего еду бросать где попало, на столе ей было самое место, а самая Таисия пододвинула к столу еще один табурет, сама садясь на него, но не решаясь притронуться к продуктам, лишь немного растерянно глядя на них и не поднимая взгляда на Казанцева, потому что все равно было странно. Не верилось. Не было ни малейшей зацепки, чтобы понять, где правда, а где ложь. И почему же ей так паршиво, если даже план есть, если еще не всё потеряно...
- Я не знаю, на самом деле, что тебе рассказать. Я, правда, не верю, что меня не убьют, так не бывает, не казнят публично, так просто после всех этих агитаций так же заберут, а потом скажут, что бандиты убили за сотрудничество с властью.  Тебе ведь тоже могли соврать. Почему ты так им веришь?

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

И вот что на это отвечать?
Таисии порой так отчаянно не хватало банального умения не совсем уж фальшиво улыбнуться, притвориться. Верхом её артистизма было сохранять спокойствие, да и больше не требовалось - никто не ждал от неё в ответ на подобные заявления смеха, улыбок, что она оценит столь странные и бестактные шутки или то, что собеседник столько лет промышлял грабежами и разбоем, что добавляет ему еще крови на руках. Хотя куда уж больше? Савенко не сомневалась, что телами все убитые Григорием люди могли бы уже потянуть на небольшую деревеньку, а она тут сидит и думает, есть ли с ним тушёнку. И от того, что есть хотелось, становилось вдвойне мерзко.
Но и отказываться было бы глупо. Она давно не ела мяса, ей нужны были силы, хоть как-то восстановиться, чтобы продолжить бороться и всем этим ублюдкам показать, что сдаваться никто не собирается.
Поэтому все же пришлось встать, чтобы достать ложку из ящика около плиты, только после этого вновь возвращаясь за стол и все-таки пододвигая к себе консервную банку. Даже в холодном виде это вызывало спазм в желудке, который совершенно точно не мучился вопросом, стоит  ли есть. Стоит. Однозначно.
- Спасибо, - только проглотив первый кусок и заодно, чтобы удержать себя от первого, инстинктивного порыва поробовать есть быстрее и больше - пока не отобрали, отозвалась Таисия, - Жаль, что у тебя не получилось дайти пойти учиться, - или сгинуть где-нибудь в канаве.
Савенко не то что не понимала, она не принимала всех этих рассуждений. Да и чего было ждать от человека, который спокойно воспринимал, когда убивают за цвет кожи, форму носа или национальность? Когда фактически порабощают его же. Глухому не объяснить, что такое симфония. Уроду не доказать, что существует адекватное, не построенное на унижении и использовании другого человека, общество. Казанцев бы её тоже не понял. Просто не сумел бы уместить в своей черепной коробке, как и немцы, что жизнь - это больше, чем кого-то побить, переспать и до конца своих дней валяться на диване, пока остальные на тебя работают. Так люди не живут. Так даже свиньи не делают...
Но лучше было молчать. Это Савенко тоже хорошо усвоила, поэтому предпочла аккуратно дотянуться до куска злеба, чтобы положить на него немного тушенки. Есть мясо совсем без всего желудку с нерпивычки было бы тяжело, так что увлекаться не стоило, даже если очень хотелось. И, по идее, лучше было бы запить, но вот на шнапс её точно больше не тянуло, а чай они так и не заварили. Даже воду не вскипятили, поэтому приходилось есть всухомятку, пытаясь соредоточитья именно на вкусе мяса с хлебом, а не словах Григория, потому что вместе с силами и спокойствие возвращалась стойкая неприязнь, которую показывать не стоило.
Как можно было драться на стороне фашистов, зная, что они могут убить твою семью? Савенко вот все бы отдала, чтобы снова обнять матушку, сказать, как она её любит, услышать голос отца и сходить с Димкой погулять. За то, чтобы тётушка вернулась домой, поругалась на неё... А Казанцев так легко, так вскользь говорил о том, что его родные могли быть живы, но ему плевать, что хотелось вот прямо сейчас его толкнуть, чтобы упал на пол, да еще и ногами добавить. Как так можно-то вообще? Неужели совсем ничего человеческого не осталось?
- А зачем ему оставлять в живых потенциального пособника партизан? - Тая все же нашла в себе силы проглотить последний кусок и вновь получше укутаться в шаль, лишь кинув мимолетный взгляд на руку на своём колене, -  Тем более сегодня у него одно настроение, завтра другое. И зачем ему отказывать, если ты пошел на такой риск, как просьба? Вдруг, что-нибудь тоже натворишь. Мы же все для них нелогичные и нас черти за руку водят, - а еще тупые и безграмотные. Ну, конечно... - А так и ты спокоен, меня в этом убедишь, сам приведешь, и вместе со мной придешь, никаких усилий прикладывать не надо. Ты как будто вчера родился и не видел, что они с людьми делают просто от паршиво прошедшего дня или какой-то мелочи, слов, разбитой бутылки, отказа улыбнуться...
Савенко тяжело вздохнула, отводя взгляд и пытаясь собраться с мыслями. Все равно этот разговор был бессмысленным и никуда бы не привел, просто молчать сил не было. Даже не от злости. От непонимания, как взрослый человек может быть настолько... непроходимо глупым, чтобы верить в такие нереальные обещания.
- Я не дура, Гриш, чтоб в такое верить после всего, что они делали. Но как знаешь, мне всё равно уже деваться некуда, - не говорить же, что в любом случае постарается предусмотреть вариант, как уйти из жизни побыстрее, - И от тебя это тоже уже не зависит, - если, конечно, не решишь меня лично пристрелить, - Спасибо за тушёнку, было вкусно.
Даже при имеющемся плане неопределенность давила на плечи. Сложно что-то планировать, когда постоянно метаешься от мысли, что надо либо готовить себе быструю смерть, либо все-таки придумать, как жить дальше. Это просто два противоречащих друг другу плана. Поэтому нужно было хоть на какое-то время выкинуть их оба из головы, попробовать разобраться в ситуации и только потом решать, как поступить.
- Пойдем обратно? – выпутав руку из шали, Таисия все же осторожно коснулась чужой ладони, чуть сжимая пальцы, - Здесь холодно, и если ты не хочешь есть или чаю, я предпочла бы вернуться под одеяло. И ты все равно обещал меня обнять. И поцеловать. Не думай, что я забыла, - как минимум, ей действительно не хотелось сидеть на холодной кухне. Да и подсознательно было ощущение, что если вдруг каким-то чудом все-таки повезет выжить, то закрепившаяся ассоциация, что любое прикосновение Григория всегда несет боль, не особо поможет ей в общении с ним, а поэтому требовалось как-то это исправить.

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Дурак ты, Гриша. Злобный, эгоистичный, жестокий и беспринципный, но все равно дурак.
Пожалуй, впервые в этой мысли не было особой ненависти или отвращения, скорее горечь и налет презрения. Конечно, тупость не преступление, но было неприятно думать, что вот из-за таких идиотов умирают люди, которые могли бы столько хорошего сделать для мира. Гибнут дети, старики, женщины, учёные, инженеры, светила науки и искусства... Сгорают книги, разрушаются чудеса архитектуры, умирает человечество. Не из-за жестокости, не из-за недостатка ресурсов, а из-за элементарной глупости, которая страшнее всего на свете.
Именно от нее идёт вот эта слепая вера в религию, в превосходство одного человека над другим по цвету кожи, глаз, волос, форме носа... Таисия как врач этого не понимала. Сколько лет прошло, как доказали, что такое вид, нашли его критерии. Это было применимо к людям тоже. Они все одинаковые. Рыжие, блондины, европейцы, африканцы, китайцы, японцы, русские, немцы, евреи - это всё надуманное, лишь очередной повод для ненависти, к которому пытались подтащить науку. И вот такие тупицы как Гриша верили. Верили, что люди, которые не могут отличить откровенный бред от реальных фактов, которые позволяют себе обращаться с другими как с животными, могут говорить ему правду, оказывать какую-то помощь... Вот сам бы он стал сохранять жизнь кому-то, кто мог ему угрожать, если бы его об этом попросил тот, кого он считает мусором под ногами? Таисия точно сказала бы, что нет. Скорее, он бы обоих пристрелил, да еще и поиздевался вдоволь.
Так с чего этим подонкам поступать иначе? 
И, к сожалению, Савенко знала ответ. Даже могла бы предположить несколько вариантов, но ни один из них её не устраивал. Только толку-то об этом рассказывать Григорию? Уж точно же не раскрывать карты, что если каким-то чудом получится выжить, то сидеть и вышивать кружевные салфетки она не собирается. И её планы на дальнейшую жизнь Казанцева бы точно не устроили. Возможно, настолько, что он и сам взялся бы за автомат, чтобы лишних проблем избежать.
Поэтому следовало молчать, просто поднимаясь с табурета и устало глядя в глаза собеседнику.
Наивный дурак. Кто бы тебе это позволил сделать?
Таисия знала немцев, знала их методы и видела столько дряни, что просто не понимала, как до того, кто их же приказы исполняет, не доходит простая истина - все его планы бесполезны, если он уже допускает, что им можно верить. Нельзя. Если Файербаху нужно, чтобы Григорий её привел для чего-то показательного или меньших проблем, а Казанцева он задумал поставить на место или тоже пристрелить, то уж точно озаботился бы тем, чтобы ни у одного из не было оружия. Ни малейшего шанса причинить вред себе, друг другу или ему. Это же так очевидно и просто. Так логично. Но Казанцев, как упрямый ребёнок, отнекивался, искал бессмысленные и бесполезные оправдания, варианты, которых не было.
В какой-то мере было просто смешно. Почти до истерики. Таких глупостей она в своей жизни ещё не слышала даже от четырнадцатилетнего Шурки, который тоже любил фантазировать и распинаться, как они всех обманут и сделают... Двое наивных мальчишек. Жестоких и озлобленных.
- Я не буду никому ничего рассказывать в любом случае, - тут она даже не соврала. Болтать с кем-то из немцев не входило в её планы при любом раскладе, а дальше Григорий пусть толкует, как хочет, - Не волнуйся.
Хотя, пожалуй, пофилософствовать все-таки стоило, потому что от поцелуя все же немного кружилась голова.  Савенко не ожидала такого напора, на пару мгновений теряясь, прежде чем все-таки попробовать ответить, даже не замечая, как шаль соскальзывает с плеч, когда Таисия приобняла Казанцева, пытаясь сконцентрироваться только на тепле его кожи и жадных прикосновения горячих губ. Так было проще. Не закрадывались очередные неприятные и болезненные мысли. 
- Если бы я подмешивала что-то, то уж точно не этот антинаучный бред, - что именно, Савенко уточнять не стала, это с равной вероятностью мог быть как яд или банальный метиловый спирт, так и наоборот что-нибудь полезное, пусть фантазия Казанцева сама дорисует, что ему больше нравится, - Ты же помнишь, что сказал, что мне понравится? – Тая все-таки вскинула вопросительный взгляд на Григория, прежде чем самой приподняться на носочки, коротко касаясь губами его шеи, явно неуклюже пытаясь пародировать действия самого мужчины, - Мне очень нравится, когда ты меня целуешь, когда обнимаешь и гладишь. Я бы хотела чуть больше твоих прикосновений, можно? И можно мне тоже тебя целовать? Скажешь, как тебе нравится?
Наверное, надо было пойти в спальню, но пока была смелость, Савенко решила, что не хочет нарушать момент, лишь покрепче обнимая Григория и прижимаясь к нему вплотную, потому что без шали и впрямь было холодно в одной тонкой сорочке.
- Мы же никуда торопимся, я хочу всё попробовать, - тем более, если завтра можно сдохнуть...

Отредактировано Irene Hamilton (2021-07-01 14:25:28)

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Подмешать что-нибудь было бы более надежно...
И даже непонятно, хорошо или плохо, что эта мысль не пришла ей в голову на час раньше. Таисию ведь именно это и угнетало больше всего - неопределенность, когда не можешь даже минимально просчитать последствия, попробовать найти наиболее безопасный вариант. Даже не потому, что боишься умереть - от смерти всё равно не убежать, да и все знали, на что идут. Просто глупо было бы умирать вот так - ничего толком не сделав, не успев. 
Поэтому было ощущение, что она пытается найти иголку в стоге сена в абсолютной темноте - просто каким-то чудом угадать, как себя вести, что сделать.  Полагаться можно было только на интуицию или случайность. Потому что, вдруг, Григорий и впрямь окажется прав и по какому-то неведомому стечению обстоятельств Файербаху взбредет в голову сохранить ей жизнь. Хотя, конечно, напрашивался неутешительный вывод, что такое обещание можно трактовать как угодно - инвалид или сошедший с ума человек тоже жив. Так что Савенко не особо на это полагалась, скорее, давая себе время просто немного успокоиться, поверить, что до утра точно особо ничего страшного не случится.
Наверное.
Веры Казанцеву с его словами о том, что боль быстро проходит, не было от слова "совсем". Как минимум, потому, что вряд ли он вообще когда-либо задумывался от чего эта самая боль возникает, как её избежать, и вообще заботился о состоянии другого человека, а не только собственных желаниях. 
Вот даже сейчас из всех её слов, Григорий услышал только то, что хотел - про своё удовольствие. И не то чтобы это было неожиданностью, но все же Таисия вскинула настороженный взгляд на карателя, когда тот сжал её запястье. В этом не было ничего страшного, прикосновение к тёплой коже не вызывали отторжения или какого-либо негатива, наоборот, было даже немного странно прикасаться к другому человеку не с целью медицинских манипуляций, а просто так... Исследовать, что ли? Во всяком случае, это звучало более прилично, чем слова Казанцева, от которых Тая все-таки против воли покраснела, не хуже рябины после мороза, отводя взгляд и и против воли чуть прикусывая собственную нижнюю губу, борясь с внутренним противоречием.
- Ты очень далеко загадываешь... Не надо.  Больно, когда есть на что надеяться, а потом эту надежуд отбирают, - доживет ли она хотя бы до завтрашнего вечера никто из них точно не знал, хотя то, что Гриша уже второй раз, вроде как, серьезно говорил  о семье, о детях, неприятно коробило душу. Словно правда в это верил и этого хотел.
Ей не нравилось мимолетное ощущение всколыхнувшегося в груди тепла. Если противно, если ненавидишь, то не смущаешься. Не стыдишься. Отвращение и презрение затмевают всё. А вот так... Вот так неправильно. Непозволительно даже думать о том, что все эти слова, прикосновения к груди вызывают какой-то отклик, пусть даже на уровне банальной физиологии.  Иначе бы не было так мучительно неловко.
- Я хочу, чтобы нам обоим было хорошо, - по крайней мере, сейчас. Уж всяко лучше, чем лишний раз подвергать свое тело страданиям, так что врать смысла не было, как и отталкивать Григория, даже если все его действия и впрямь заставляли краснеть хуже провинившегося детсадовца.
Тем более, что у нее все же наконец хватило смелости самой осторожно скользнуть ладонью под пояс кальсон и, чтобы совсем уж не краснеть и не забывать как дышать, привстать на носочки, целуя Казанцева. Не сказать, что это было удобно, но хотя бы не так стыдно, когда пытаешься сосредоточиться не только на том, как пальцы аккуратно пробегаются по чужой разгоряченной плоти, но и на поцелуе, а от всего вместе слегка кружится голова. От волнения уж точно. 
- Мне так неудобно… - все-таки тихо выдохнула Савенко, внезапно понимая, что до сих пор стоит на носочках, разница в росте тут была явно не на их стороне, - Сядь пожалуйста, - свободная рука мягко, но вполне настойчиво надавила на плечо Григорий, благо, отойти от стола и табурета они не успели.
Так, определенно, стало удобнее, пусть даже и чтобы продолжить свою неумелую попытку в ласку, пришлось аккуратно сесть Казанцеву на колени и не прижиматься к нему вплотную, а лишь чуть податься корпусом вперед, коротко целуя.
- Не пойдем в кровать? – вопрос скорее был риторический, раз уж сама попросила сесть, а собственные губы прошлись дорожкой почти невесомых поцелует от уха до плеча Григория, и свободная ладонь скользнула по его груди, на пару мгновений задерживаясь у подсохшей корочки крови и нежно проводя проводя самыми кончиками пальцев по её границе с кожей, то ли в раздумьях, то ли в молчаливо извинении, - Расскажешь мне, как можно ещё доставить тебе удовольствие? – сказать такое вслух было жутко стыдно, наверное, поэтому и пришлось шептать на грани слышимости, прикрыв глаза и через мгновение вновь целуя Казанцева, чтобы просто утопить это неуместное смущение в тепле чужих губ, в ощущении, что, пока ей не страшно и, может, даже и впрямь не будет больно, если позволить Григорию изначально вести, а не вставлять палки в колёса хотя бы в вопросах постели, где он явно понимал лучше, что происходит и, вроде как, и впрямь не преследовал цели заботиться только о себе, - Я всё сделаю, честно. Всё, что скажешь.

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Всё происходящее слишком мало походило на реальность... Но уж заподозрить себя в столь откровенных и бесстыдных снах Таисия точно не могла. Она никогда не стремилась к прикосновениям, не представляла, даже в теории, что будет после её свадьбы, как собирается заводить детей, строить быт, и уж тем более сидеть у едва знакомого мужчины на коленях, целовать его... Это всё больше отдавало нравоучительными лекциями о том, как вреден и опасен распутный образ жизни, как он разлагает общество и вредит трудящимся.
Савенко всегда к такому относилась если не с отвращением, то с непониманием. В её мире как-то отдельно существовала физиология и потребности тела, а любовь с семьей - это совершенно другое. Это про тепло, про дом, про заботу, про безграничную нежность, восхищение и щемящее чувство радости, когда возвращаешься с учебы. Это семейные праздники, это весёлый смех, безобидные подколы, совместные выходные, чтение газет по утрам. Вот это ей виделось в снах и мечтах о будущем. Так она представляла, что будет жить, когда выйдет замуж.
А здесь... Здесь у нее не было уверенности ни в чем, начиная от того, что Григорий ей не врет на счет бумаг, заканчивая тем, что она доживёт до завтрашнего вечера. И уж тем более в собственных действиях, пусть даже в какие-то мгновения было действительно... приятно.
Таисия искренне старалась на этом не зацикливаться, воспринимать всё как суровую необходимость, как пресловутый приказ от начальства, условность ради того, чтобы их дело жило, за возможность отомстить и поквитаться. Но в то же время было сложно не замечать, что тело против воли откликается, тянется ответить на поцелуи, еще раз провести по груди Григория кончиками пальцев, почувствовать тепло его дыхания, прижаться чуть сильнее, инстинктивно, не считаясь с разумом. Она ведь пыталась, но не могла не замечать, как собственное дыхание становится более глубоким, как ей хочется вдохнуть побольше кислорода, потому что становится будто бы жарко, несмотря на то, что в одной сорочке зимой на плохо отапливаемой кухне точно находиться не стоило бы.
Это всё отходило на второй план, когда Тая послушно замерла, чувствуя чужие пальцы на собственном запястье и все же немного отстраняясь, чтобы поднять уже немного расфокусированный взгляд на Казанцева. Лучше бы он просто сказал, что от нее хочет. Было бы легче. Ушло бы это чувство неопределенности, фоновая тревога, дающая о себе знать в инстинктивном недоверии, когда Григорий поднялся, вынуждая и Савенко последовать за ним.
Её вполне устраивало, как всё было. Она ведь даже успокоилась, как-то настроилась, попыталась убедить себя, что надо еще немного потерпеть и переступить через этот зарождающийся, но еще не успевший оформиться страх перед близостью, вызванный первым неудачным опытом. И Казанцев ведь ничего толком не объяснял, вызывая всё больше вопросов, на которые ответов не находилось...
Таисия успела лишь чуть повернуть голову, следя за тем, как Григорий сдвинул галеты и всё, что было на столе, и в ту же секунду, как странная догадка только промелькнула в мыслях, инстинктивно схватиться мужчине за плечи, когда тот её внезапно приподнял, усаживая на край стола. 
Так было… странно. Но немного удобнее, потому что мебель уменьшала разницу в росте и позволяла спокойно отвечать на поцелуй, уже уверенно обнимая Казанцева и просто принимая как должное, что он зачем-то это сделал. Ничего же страшного. Вроде.
- Если тебе не нравится, я могу снова взяться за нож, он тут рядом, - кажется, впервые попробовала пошутить Тая, хотя и получилось как-то скомкано из-за собственного тяжелого дыхания и странного чувства, уж больно похожего на отголоски возбуждения, разливающегося по телу, от которого хотелось бы избавиться.
Получать удовольствие, пусть даже мимолётное, от близости с человеком, который убивает беззащитных, пытает твоих друзей и подлизывается к фашистским ублюдкам, было точно неправильно, недостойно, отвратительно… Савенко ведь просто не хотела лишней боли, всё остальное в её планы не входило.
Но вряд ли с этим кто-то считался. Да и в целом все планы, обычно, срываются в самый неподходящий момент по закону подлости.
Вот и сейчас то, как Григорий опустился на колени, заставило в недоумении посмотреть на него, но даже не успеть сформулировать вопрос, вздрагивая от горячего прикосновения губ к чувствительной коже и рефлекторно пытаясь свести колени от неожиданности.
- Ч-что ты делаешь? – голос всё-таки предательски дрогнул, видимо, вторя дрожащим коленкам. То ли от страха, то ли от желания продлить эти поцелуи, просто закрыть глаза и ни о чем не думать…
Во-первых, это было что-то странное, грязное, неправильное. Во-вторых, почему-то очень приятное… И Тая не знала, что хуже, и почему вслед за шумным вдохом приходится прикусить собственную губу, глуша и без того короткий и едва слышимый стон, который был совершенно неуместен, слишком отдавал чем-то неприличным и недостойным уважающей себя девушки.
- Гриша… - собрать слова было невероятно сложно, как и вообще что-либо сказать, когда и вдохнуть-то получалось через раз, а голова немного кружилась от недостатка кислорода, диссонанса, очевидно, приятных ощущений и упреков разума, съедающего стыда, заставляющего покраснеть, кажется до самых кончиков волос, хотя Савенко и попыталась зажмуриться, но легче не стало, наоборот, стало только хуже от обострившихся ощущений и предательства тела, которое не понимало, бояться ему или попробовать притянуть Казанцева к себе поближе, попросить еще прикосновений и поцелуев.
- Мне... мне... - жарко? Странно? Плохо? Хорошо? Где хоть одно слово во всём русском или немецком языках, чтобы описать это состояние, когда не знаешь куда деться и что сделать? - Хватит, пожалуйста. Я не понимаю, - что со мной и как на это реагировать, - Что мне делать... - когда инстикнтивно получается только сильнее сжать пальцы на плечах Григория и тяжело дышать.

Отредактировано Irene Hamilton (2021-07-07 22:48:42)

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Больше всего это состояние было похоже на лихорадку, когда бросает в жар и дрожь, нет ни единой мысли, а тело кажется немного чужим и не всегда реагирует на приказы разума, на отчаянные крики внутреннего голоса о том, что это аморально, отвратительно, стыдно и недопустимо. 
И, конечно, можно было бы собрать всю волю в кулак, попробовать абстрагироваться или даже оттолкнуть Григория, скорее всего, схлопотать не самые приятные ощущения и натолкнуться на чужую злость, а потом утешаться мыслью, что это более правильно, чем позволять себе даже думать о том, что ей может быть хорошо с убийцей и предателем. Проблема была в одном маленьком "но" - рассуждать здраво просто не получается, когда воздух кажется горячим и даже в одной сорочке мучительно жарко, несмотря на зимние сквозния. Может дело было в новизне ощущений, Таисия ведь к простым прикосновениям относилась очень натсороженно, не подпускала к себе даже родственников слишком близко, но это не уменьшало естественной потребности в них, в нежности, в человеческом тепле и теле. Может, против неё сыграло эмоциональное и физиечское истощение, когда все силы уходят совершенно не на лишние и мешающие мысли, а на то, что может принетси облегчение, избавить хоть ненадолго от ощущения опасности.
Казалось бы, странно чувствовать себя в безопасности рядом с тем, кто еще недавно причинил тебе боль, кто пытает и убивает людей каждый день. Да и Савенко уж точно не стала бы доверять Григорию свои страхи или секреты, верить в его слова даже о свадьбе...
Но все же сейчас ей было слишком хорошо, чтобы об этом рассуждать. Даже смущение сдалось и осттупило, позволяя уже не пытаться выровнять тяжелой дыхание и все таки позволить нескольким шумным полустонам-полувсхиипам словат с губ. Тае бы очень хотелось продлить эти мгновение - или минуты? - избавиться от скручивающего внутренности в узел возбуждения, чтобы снова трезво посмотреть на ситуацию, отдавать отчет своим собствненым действиям.
Потому что стоило Григорию внвь встать, Савенко разочарованно выдохнула, открывая глаза и поднимая немного расфокусированный взгляд на карателя, который в опускающихся на город вечерних сумерках почему-то не выглядел особенно угрожающе и не вызывал желания тут же отвернуться. Возможно, она все-таки простыла и сейчас на нее действительно так действовала поднявшаяся температура.
Иначе Таисия не могла объяснить, почему её не смущает то ли просьба, то ли требование Казанцева, почему на него даже мысленно не хочется огрызнуться или промолчать...
- Правда. Мне очень нравится... Я никогда такого не испытывала, - и, скорее всего, потом она будет винить себя за эти тихие, немного рванные слова, потому что в горле внезапно пересохло и дышать было тяжело, но сейчас её волновал только стоящий совсем рядом Гриша, до которого хотелось снова дотронуться, поцеловать...
Правда, этому порыву не суждено было воплотиться в жизнь. Таисия даже не успела понять, что пытается сделать Казанцев, её разум мог концентрироваться только на самих прикосновениях, на тепле чужих рук, а потом звук рвущейся ткани его совершенно не волновал, даже с учетом, что одежду нужно было беречь и её было мало. Потом разберется. Вообще всё потом.
И, наверное, нужно было смутиться, попытаться оттолкнуть Григория за столь бесстыдные прикосновения… Но получилось совсем наоборот – только чуть податься корпусом вперед, самой осторожно положить ладонь на щеку Григория, на мгновение все же находя в себе силы посмотреть ему прямо в глаза, прежде чем коротко, почти целомудренно прижаться поцелуем к его губам, начисто выкинув из головы все мысли о том, что это неприлично, неправильно, негигиенично и еще кучу «не».
- Ты тоже красивый. Очень, - сейчас он и ведь и впрямь казался ей таким. И пусть потом её съест с потрохами чувство вины и стыда, сейчас об этом думать не было ни сил, ни желания.
Пусть на грани сознания все же оставалось едва слышимое опасение, что, как и в тот раз, будет больно, а все эти приятные ощущения лишь обман, Савенко все-таки сама обняла Казанцева за шею, стремясь прижаться к нему вплотную, а свободной рукой наощупь все-таки потянуть вниз оставшиеся на мужчине кальсоны, пусть это и было крайне неудобно делать, сидя на столе.
- Давай попробуем еще раз? Мне сейчас с тобой так хорошо, - в конце концов, это и впрямь так, - И я хочу тебя.
Таисия понимала, что так не должно быть, что нужно было всего лишь потерпеть, но… Она устала, ей не хотелось снова бояться, а потом сворачиваться в клубочек и ждать, пока утихнет боль. Может, это действительно последние часы её жизни… Если её с утра пристрелят, то уже не будет мук совести, а если выживет, то и поделом ей… Успеет еще заняться самобичеванием, а пока хотелось только вновь поцеловать Григория, запутывая пальцы в коротки темных волосах у него на затылке и инстинктивно чуть сжимая их.

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Наверное, потом, если проживёт ещё хотя бы сутки или больше, ей будет стыдно даже от мимолётного упоминания или ассоциации на происходящее сейчас - настолько это не укладывалось в понятия семьи, любви, честности и нравственности. И Таисия не пыталась себя оправдать любыми утверждениями об усталости или отсутствии выбора - вон, те же ножи всё ещё лежали рядом - только руку протяни, но ей не хотелось...
Пусть когда ей Артемьев говорил, что выйти замуж - это необходимость, чтобы добыть информацию, снять с себя какие-то подозрения, получить доверие и возможность подобраться поближе к Гестаповским выродкам, - Савенко едва не послала всех далеко и надолго с такими предложениями, сейчас приходилось признать, что какая-то логика была. Как и в словах Лиды, которая ещё перед танцами говорила, что если от некоторых вещей не сбежать, то лучше относиться к ним спокойнее, уменьшая собственный физические и психологические травмы. Хотя думать о подобном было невозможно, когда собственное тело способно сконцентрироваться только на поцелуе, на тепле чужой кожи и прикосновении к своим коленям, которые всё-таки был порыв вновь свести вместе.
Как ни крути, Таисия не ждала чего-то хорошего, хоть и надеялась, что больно не будет... Всё-таки сейчас, было глупо это отрицать, и она не просто терпела чужие приставания, а испытывала влечение, пусть и банально на уровне тела, но этого должно было хватить, чтобы чуть меньше думать и бояться.
И оттого было вдвойне странно ощущать не боль, а то, как прогибается собственная спина и как начинают дрожать кончики пальцев. Возможно, в ином состоянии - будучи не изможденной голодом, стрессом, недавней истерикой и очевидно болезненным опытом, Тая вела бы себя иначе, все ощущения не казались бы такими яркими. Но сейчас, пусть даже совсем уж опьяняющим удовольствием это назвать было сложно, ей действительно было хорошо вплоть до поспешных поцелуев, стремления прижаться к Григорию еще плотнее и, кажется, даже пары совершенно неприличных, пусть и тихих стонов, когда получалось только с силой сжать чужие плечи.
У нее даже не сразу получилось осознать, что всё закончилось – только уткнуться лбом в плечо мужчины, закрывая глаза и пытаясь отдышаться. Окружающая действительность возвращалась крайне неохотно, но, в первую очередь, брал своё прохладный воздух, заставляющий поежиться, стоило только Казанцеву отойти и оставить её в одной рванной сорочке.
А потом, словно удар чем-то тяжёлым по голове, пришёл стыд, вынуждающий уже даже не краснеть, а скорее побледнеть от мысли, насколько вульгарно и развратно все происходящее и её собственный внешний вид. Даже шлюхи, наверное, вели себя скромнее…
Мышцы слушались неохотно, но Таисия все же неуклюже слезла со стола, попутно пытаясь хоть как-то вновь натянуть на плечи остатки сорочки и не зная, куда себя деть и уж точно стараясь смотреть куда угодно, кроме как на Григория, пусть даже в нос отчетливо ударил резкий аромат табака, вынуждающий скривиться и машинально поднести ладонь к лицу. Аллергия есть аллергия, против неё бессильно даже съедающее чувство вины и стыда. 
Савенко уже подумывала просто тихонько и позорно сбежать, хотя бы чтобы одеться, но вопрос заставил её остановиться, сделав только один шаг по направлению к двери.
И пусть в подобном состоянии было сложно сформулировать мысли, не то что слова, Тае вбили в голову сразу: врешь – так ври складно и всегда, не забывая ничего. Да и что бы значило её признание, если б и пришло в голову сознаться? Как она уже говорила, ни от неё, ни от Григория не зависело, что взбредёт в голову немецкому ублюдку. Захочет – пристрелит, стоит переступить порог, отправит на виселицу, а сначала на допросы или просто демонстративно еще что-нибудь придумает. Уж в отсутствии фантазии этих нелюдей точно упрекнуть было нельзя, отчего Савенко все еще сомневалась в том, стоит ли это таких рисков, не надёжнее ли вернуться к плану с пулей в лоб и уж точно ничего и никому не выдать и не доставить удовольствия своими страданиями.
- Как ты сможешь к чему-то подготовиться? – вопрос сорвался сам собой, - Морально принять, что меня могут убить у тебя на глазах или отдать «поиграть» твоим же вчерашним друзьям по поимке партизан? Что изменится, Гриш? Ты же все равно можешь либо меня пристрелить и бежать, либо вот так же ждать чужого решения. К чему тут можно подготовиться?
Всего этого точно не стоило говорить, но сейчас было слишком сложно сдерживать абсолютно все эмоции, оставаться бесстрастной, когда нет уверенности ни в чем и на уровне инстинктов все равно хочется выжить, а перед глазами слишком живо стоят картинки кровавых расправ, на которые немцы никогда не скупились.
Сорочка держалась на плечах плохо, так и норовя соскользнуть, но Таисия приобняла себя руками, то ли пытаясь её зафиксировать, то ли немного согреться. Хотелось малодушно уйти от разговора, найти длинную ночнушку, шерстяные носки и закутаться в одеяло под самый подбородок. Но так или иначе нужно было принять решение о том, собирается ли она живой встречать рассвет, и чем раньше, тем лучше.
И в проницательной Файербаха она, конечно, верила, но скорее на уровне, что он изначально будет считать все её слова ложью, потому что враньё до этого, до того, как Казанцеву пришло в голову подбивать к ней клинья, офицер вполне себе верил. И не факт, что еще и за него не спросит по полной программе.
- Я помогала потому, что боялась потерять единственного человека, которого люблю, - ложью это не было, поэтому Тая устало опустила на табурет, машинально пытаясь натянуть подол пониже и поднимая с пола шаль, чтобы накинуть её себе на плечи, - Потому что мне угрожали, - только совсем не наши ребята, - Потому что у меня не было выбора, - не смиряться же с тем, что творилось. Не отступать от того, что считаешь правильным. Не сдаваться… Они еще всем покажут, на костях и прахе этих ублюдков станцуют, - Я не знаю, что тебе ещё сказать… Как это может повлиять на ситуацию?
Всё равно говорить об этом было тяжело, поэтому Савенко просто уперлась локтями в стол, на пару секунд утыкаясь лбом в переплетённые пальцы и стараясь подобрать слова или просто сосредоточиться.
- Не знаю, может, тебе известно больше, но мне, как подумаю об утре, всё больше хочется взяться за бритву или верёвку, это хотя бы не так больно. Ну, подумай, кого они в живых оставляли? С чего бы делать исключение? – возможно, впервые Таисия действительно искала помощи и ответов именно у Григория, поднимая уставший взгляд на него и вновь приобнимая себя, чтобы хоть немного отвлечься от собственных мыслей, - Куда мы хоть завтра пойдем? Сразу в подвал или куда еще тебе меня сказали привести?

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Григорий был странным. Если отбросить желание отправить его самого к стенке за все смерти, бесчинства и убийства, попробовать подумать о чем-то другом или хотя бы логически порассуждать над его словами, то получалось странно. И совсем не сходилось.
Тая не то чтобы горела желанием копаться в том, что называют душой, скорее не понимала, как реагировать. Конечно, привычным было бы огрызнуться или покачать головой в ответ на такую наивность рассуждений, что она уже слышала на этой кухне сегодня и, кажется, Казанцев собирался завести ту же пластинку, но пока молча сидела, лишь устало переведя взгляд себе на колени. На стол смотреть было... стыдно. И это скребущиеся изнутри чувство, как и грызущая совесть, тоже совершенно не радовали, напоминая, что она поступила недостойно, похабно, ужасно и развратно. И вообще следовало бы немедленно нагреть воды, уйти в ванну, а потом переодеться и предложить Григорию поспать на свободной кровати, а самой перебраться на ту, где раньше ночевала тётушка, чтобы хоть немного разобраться в самой себе и том, что собирается делать дальше.
Только Григорий очень мешал. И был тем самым фактором, который игнорировать не получалось при всём желании, хотя бы потому, что он был у нее дома, вёл себя... странно даже для себя самого. И вызывал какое-то смешанное чувство ненависти, желания добить из жалости, простого человеческого непонимания и чего-то еще, что Савенко затруднялась охарактеризовать как отрицательное. И это не нравилось ей вдвойне. Катился бы колобком к своим немцам...
- Человечность, - устало подсказала Таисия без малейшей иронии, тяжело вздыхая и опираясь локтями на стол, чтобы помассировать виски, даже на пару секунд прикрывая глаза, - Это называется человечность, Гриш, когда тебе не плевать на кого-то ещё, кроме себя, когда ты способен любить, сочувствовать и беспокоиться.
Было так странно применять это слово к человеку, кровью чьих жертв, наверное, можно было бы наполнить небольшой пруд, если не озеро. Да и вообще, если у него раньше никогда не возникало такого желания - защищать, оберегать хоть кого-то, сочувствовать, помогать, то о какой человечности может идти речь? Савенко прекрасно помнила недавние разговоры о родителях, о семье... Григорий был циничной сволочью, давно заслужившей пулю в лоб хотя бы за такое отношение к людям, которые его вырастили и, наверное, любили. Жаль, что его самого любить не научили. Но, может, он просто сразу был больным на голову - бывает же такое. Так что вдвойне непонятно, чего от него ждать - опять же, то угрозы на, казалось бы, пустом месте, если вспомнить их вторую встречу, то вот такие заботливые уговоры, попытки успокоить и, кажется, даже не сделать больно. Кто угодно бы растерялся.
Да и всё равно было сомнительно, что всё будет так спокойно. Что её правда не убьют… Рациональная часть разума просто била во все колокола и кричала, что будь она на месте Файербаха, то пристрелила бы обоих без лишних разговоров, да еще и в назидание другим. Дело было не в сложных планах и хитростях, а в банальном сухом расчёте, который так любили фашисты. Но спорить сил не было. В конце концов, еще есть вся ночь, чтобы подумать.
- Хорошо, пойдем спать, - все-таки согласилась Савенко, чувствуя прикосновение к собственному затылку и переводя взгляд на Григория, даже опуская замечание, что уже даже интересно, когда у него в мыслях появится что-нибудь другое. Лучше было хотя бы попробовать поспать, пусть и было еще рановато, но усталость и стресс брали своё.
Так что пришлось поднять с табурета, поплотнее кутаясь в шаль и окинуть взглядом оставленные на столе продукты. Нельзя было так бросать.
- Только я уберусь сначала, - посуду мыть точно не стоило, но вот остатки сала и хлеба Таисия все же завернула в бумагу,  чтобы не заветрились. Разбрасываться едой точно не стоило, хоть и не было острой необходимости выносить её на холод на тот же балкон.
И к тому же это был повод немного задержаться, потому что, войдя в спальню, Савенко все равно на несколько мгновений замерла на порогу, с сомнением глядя на кровать и явно раздумывая, не попробовать ли отмазаться от компании Григория… Она банально не была уверена, что сможет заснуть рядом с этим человеком. Для сна нужно чувство хоть какой-то безопасности. А рядом с Казанцевым она была весьма сомнительной… Хотя бы по причине не очень приятных воспоминаний о его настойчивости, когда ему что-то надо. И пусть, вроде как, на кухне было всё хорошо и даже… приятно, хоть ей и не хотелось этого признавать, фоновая тревога оставалась от самой перспективы беззащитности во сне.
Но всё же, переборов себя, Таисия аккуратно повесила шаль на спинку стула около письменного стола и поправила порванную сорочку – переодеваться в новую смысла не было – прежде чем все-таки залезть под одеяло, тут же придвигаясь поближе к стене и раздумывая, не отвернуться ли к ней же, останавливало только понимание, что это глупо, по-детски, ничего не даст и все-таки не очень безопасно поворачиваться к кому-то спиной.
- Я всё равно не очень верю в это всё, - честно заметила девушка, устраивая голову на подушке и задумчиво глядя на Казанцева, - Можно мне хоть что-нибудь с собой взять, чтобы, если что, не мучиться? Не оружие, - не стоило испытывать иллюзий, что ей бы позволили пронести что-то в кабинет нациста, - Не знаю, хоть ту же белизну, чтобы глотнуть, если что, - тоже не самая приятная смерть, но уж точно побыстрее того, на что горазда чужая фантазия, - И… Убери, пожалуйста. Мне же, надеюсь, она больше не понадобится, - взвесив все «за» и «против», Тая все же извлекла из-под подушки бритву, которую туда спрятала в самом начале вечера, и протянула её Григорию, чтобы тот положил куда-нибудь на стол, - Я… сейчас верю, что ты не собираешься делать мне больно, - по крайней мере до невыносимого желания прирезать.

Отредактировано Irene Hamilton (2021-07-26 22:26:17)

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

Вот именно, что дружу. В отличие от тебя...
Внутренний голос наконец очнулся, вновь начиная огрызаться и тем самым успокаивая саму Таисию. Апатия и смирение - это худшее, что может случиться, а пока есть силы хотя бы мысленно посылать всех особо "умных" далеко надолго, то уже как-то легче, не чувствуешь себя поломанной игрушкой, появляются какие-никакие силы, чтобы подумать о нормальном плане. В конце концов, у нее для этого вся ночь впереди. Ей ведь искренне хотелось верить, что после мороза, стресса, раны, алкоголя и прочего Григорий спокойно проспит себе до самого утра, не отвлекая её от куда более важных размышлений.
При этом нельзя было сказать, что в его словах совсем не было логики...
Савенко все же не сводила взгляда с собеседника, не спеша отвечать или спорить, лишь наблюдая за тем, как он убрал бритву на стол и мысленно отмечая, что её оттуда надо будет забрать при первой возможности. Ей бы крайне не хотелось терять такую вещь - во-первых, все-таки память, во-вторых, полезная, как говорится, на все случаи жизни. Что бы там ни говорил Каанцев, Тася всё равно не особо верила в его добрые намерения, слишком хорошо помня все разговоры, зная его "заслуги" и просто наблюдая за поведением - лучше было перестраховаться, потому что снова ощущать себя беззащитным слепым котёнком ей крайне не хотелось - с головой хватило, не надо ещё раз.
- Сейчас бы ремня бояться... - беззлобно фыркнула Таисия, тем не менее не пытаясь отстраниться и лишь задумчиво глядя на улёгшегося рядом мужчину и, немного помедлив, всё же обнимая его одной рукой.
Не то чтобы Григорий пробуждал какие-то нежные чувства, скорее наоборот, но по-другому на кровати было бы лежать банально неудобно - либо отворачиваться к стене, либо вот так невесомо обнимать, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь другом. Нужно было не думать о том, что действительно кто-то может выбить дверь, не сейчас, так посреди ночи, когда они точно будут спать... Потому что в таком случае появлялось вполне закономерное желание как-нибудь себя обезопасить или даже попробовать сбежать, пока не поздно.
Лучше было уцепиться за слова о Файербахе. Они с Артемьевым ведь всё это и затеяли, чтобы к нему подобраться и на тот свет отправить первым поездом... И, может быть, это даже удастся осуществить, если её завтра все-таки не убьют. Определенно, такие мысли были намного приятнее и более успокаивающими, чем картины собственной мучительной смерти, на который фантазия никогда не скупилась, а уж в последние сутки особенно.
- Надо спать, - наверное, глупо звучало, но Савенко всё-таки не смогла избавиться от ощущения, что надо как-то закончить, хотя бы номинально, этот безумно длинный и тяжёлый день, - Я не буду... чудить, - во всяком случае сейчас это было бы бессмысленно и глупо, что, впрочем, не означало того, что Савенко отказалась от мыслей, что всегда нужно иметь запасной вариант, - Но нам обоим нужно выспаться. Если... если тебе что-нибудь будет нужно, разбуди сначала меня, пожалуйста, - вот уж точно ей не хотелось в панике вскакивать от какого-то незнакомого шума в квартире, если Григорий решит поставить чайник сам или что-нибудь поискать. Или от его приставаний... С полусна ведь и врезать может, и ничем хорошим это не закончится. Так что лучше было сразу попробовать хотя бы минимально очертить границы, - Спокойной ночи. И... спасибо, - за что уточнять благоразумно не стала, лишь аккуратно, почти невесом коснувшись губами щеки Казанцева прежде чем закрыть глаза и поудобнее устроить голову на подушке, собираясь хоть немного подремать, если получится.

Впрочем, сон всё равно долго не шёл – то ли эмоциональное истощение мешало, то ли присутствие почти незнакомого и пунающего человека, то ли мысли о завтрашнем дне, даже когда примерный план действий был уже готов, то ли невозможность поворочаться, не боясь разбудить уже давно спящего Григория… Таисия затруднялась сказать, почему так медленно и мучительно тянулись часы, за которые она лишь несколько раз проваливалась в подобие беспокойной дрёмы, прежде чем осознать, что больше уже не может просто лежать и её даже слегка трясет от необходимости сделать хоть что-нибудь.
И в принципе уже было раннее утро, как не удивительно, если прищурится и посмотреть на скромные часы на комоде. Зимой в любом случае светало поздно, так что темнота в комнате сильно сбивала чувство времени, как и болящая от недосыпа и тяжелых мыслей голова. Было крайне досадно, что у нее нет хорошего снотворного – можно было бы взять его с собой в смертельной дозировке и чуть-чуть успокоиться, но вместо этого приходилось лишь осторожно приподняться на локте, чтобы аккуратно высвободиться из объятий Казанцева и выползти из-под одеяла, хотя перебираться через чужие ноги все-таки было неудобно.
Холодный пол и морозный воздух все-таки немного отрезвляли и заставляли двигаться быстрее, убедившись, что Григорий еще досматривает очередной сон, и можно спокойно собрать  стопу чистой одежды, не нарвавшись на утренние разговоры и даже задержаться у письменного стола… Тася все-таки вновь кинула быстрый взгляд на, роде как, спящего мужчину, прежде чем забрать оставленную на столешнице бритву и выйти из комнаты.
Утренняя рутина немного успокаивала, переключала внимание на простые действия вроде того, чтобы поставить чайник перед тем, как пойти принимать быстрый и прохладный душ в ванной и умываться. Греть воду Савенко не хотела, а о горячей после бомбежек большинству районов города мечтать не приходилось, так что ледяная вода очень помогала проснуться и немного стучать зубами, уже даже переодевшись в чистое шерстяное платье и теплые чулки. И обычно Тая так не рисковала простудиться, но сейчас все-таки тревога давала о себе знать и требовалось хоть таким шоковым методом себя немного отвлечь, успокоить тем, что спрятала бритву в тётушкины туфли, которые были больше её собственных и нога туда спокойно влезет, а проверять обувь вряд ли кто-то станет…
По крайней мере, именно этот план мысленно проговаривала, пока заплетала привычные косы перед зеркалом с помощью ровно нарезанной ткани, оставшейся, кажется, от какой-то старой рубахи дядюшки.  Это и впрямь успокаивало… Как и свист чайника, продукты на столе… Можно было на них отвлечься, просто заваривая чай и разворачивая остатки хлеба со вчера, раздумывая, стоит ли будить Григория… Он ведь не сказал, во сколько они собираются идти.

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

В утренней тишине квартиры, нарушаемой только свистом чайника, чужой хриплый голос и звучание собственного имени особенно резали слух, заставляя инстинктивно покрепче сжать тёмные пряди между пальцами и даже слегка скривиться от досады.
Вот чего ему не спится?
Григорий, вроде, и выпил, и устал, если верить его же собственным словам, и чувствовал себя в безопасности, если был во всём так уверен, так чего бы не поспать, как нормальный человек? Или вместе с адекватностью и всем человеческим из этих палачей ушли и банальные потребности в отдыхе? Правда, в них, что ли, черти вселились? Савенко уже и в это бы поверила, чтобы понять, какие неведомые силы заставляют мужчину вставать в такую рань и столь искусно трепать ей нервы одним своим присутствием. 
Таисия откровенно злилась, в первую очередь, на себя за вчерашнюю бесхребетность и слабость, но и на Григория тоже - это он был причиной всех текущих проблем, это его хотелось хорошенько приложить чем-нибудь тяжелым, чтобы доказать самой себе, что она еще может сражаться. И что ничего особого вчера не произошло. Ей требовалось время, чтобы всё осмыслить и переварить, а Казанцев, как обычно, не вовремя заявлялся со своими глупыми шутками и выкрутасами. Старался даже показать свои знания немецкого. 
Оставалось лишь скосить недовольный взгляд, наблюдая за карателем через отражение в зеркале и не стремясь поворачиваться, демонстративно спокойно доплетая косу и завязывая её импровизированными ленточками. Всё случившееся осталось в прошлом, и если он думал, что с утра встретит улыбчивую девочку вроде Лиды, то крупно ошибался. Наоборот, теперь хотелось еще больше дать ему пару затрещин, но получалось удерживать невозмутимое выражение лица, словно они снова были в госпитале и их не связывало ничего, кроме долга врача перед пациентом.
- Guten Morgen, - ради вежливости все же отозвалась Савенко, поворачиваясь к Григорию и оценивающе глядя на него, - Ich habe die ganze Nacht nicht geschlafen, aber es ist dir wahrscheinlich egal*, - она не была уверена, насколько Казанцев хорошо понимает немецкий, но удержаться от желания выразить своё негодование просто не могла. В конце концов, это ведь было правдой - вряд ли его волновало что-то, что не мешало ему удовлетворять собственные желания и потакать капризам, - Бритву я сейчас принесу, я её на кухне оставила, пока ставила чайник, а мыло и чистое полотенце можешь найти в тумбочке, - Тая все-таки снизошла до того, чтобы вновь перейти на родной язык, кивая на мебель под зеркалом, прежде чем покинуть ванную.
Была крамольная мысль повредничать и поговорить с Григорием исключительно на немецком, зная, что все равно половину оборотов речи, выходящих за рамки солдатского быта, он не поймет, но пока наживать конфликты на пустом месте не стоило и приходилось затыкать внутренний голос, желающий снова окружить себя щитом язвительности и колких замечаний. Это было бы более привычно и комфортно. Но лишние подозрения были бы сейчас совсем не к месту, поэтому и про бритву пришлось слегка соврать, закрывая дверь в уборную, чтобы оставить Казанцева одного, а самой шустро вынуть из туфель, стоящих у порога, названный предмет и пройти на кухню, переливая кипяток из чайника в небольшую кастрюльку, за ручки которой получилось взяться только через кухонное полотенце. Вообще не кухне следовало убраться, бардак тут был знатный…
- Осторожно, - Савенко сочла, что если ошпарит Григория, то ей, конечно, будет даже приятно, но так они точно вместе «каши не сварят» и с огромной вероятностью все-таки угодят в проблемы с его начальством, так что стоило предупредить, вновь толкая дверь в ванную, - Кипяток, но больше, увы, нет, так что потом приходи завтракать.
Вот теперь, оставив кастрюльку на тумбочке можно было с чистой совестью выйти, возвращаясь на кухню. Нет, то, что пришлось отдать бритву, даже не особо тревожило, потому что соврать о том, что выбросила или еще куда-то дело, значило бы навлечь ещё больше подозрений, а так стоило лишь достать из-под стола складной нож, который они с Казанцев, видимо, сами того не замечая, запнули туда. На нем еще даже остались засохшие следы крови… И по размеру он был чуть ли не меньше, так что оставалось лишь прислушаться к звукам из ванной, чтобы тихонько вновь пройти в коридоре до тётушкиных туфель, затолкать внутрь сложенный нож и вернуться.
Сразу стало немного спокойнее. Можно было даже облегченно выдохнуть, начиная заниматься утренней рутиной – поставить заново чайник, протереть стол, развернуть хлеб с салом и разложить их по тарелкам, найти неоткрытую пачку галет, принести шоколадку, благополучно пролежавшую всю ночь под подушкой, отыскать и заварить чай… Словно ничего не предвещало беды и не было этого грызущего изнутри чувства тревоги. Даже теплая кружка, о которую Таисия, присев на табурет, грела руки, не помогала толком отвлечься, заставляя напряженно ждать, пока тихонько скрипнет дверь ванной.
- Будешь чай? – нельзя же вечно только алкоголь пить, - И… Гриш, а тебе точно ничего больше не сказали? Хотя бы времени, когда нужно прийти, - немцы любили пунктуальность, хотя торопиться на собственную казнь было бы глупо, но неизвестность выматывала больше всего, - Мне кажется, я с ума схожу от нервов.

* Я не спала всю ночь, но тебя, наверное, это не волнует/тебе, наверное, все равно.

Отредактировано Irene Hamilton (2021-08-10 20:42:27)

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит

- Ну уж извините, кофе мне в паёк не добавляли даже в лучшие времена, - беззлобно отозвалась Таисия, поднимаясь со стула, чтобы достать вторую кружку и налить Григорию горячий чай и, немного подумав, все же добавить туда прохладной кипяченой воды из литровой банки, стоявшей около плиты, - Пей давай,  не выступай, а то простынешь,  у меня лекарств на тебя нет, больничный тоже не выпишу, - не принимая возражений, она пододвинула к собеседнику кружку, от которой все-таки шёл едва заметный пар - все-таки, даже при работающем отоплении, с утра и ночью бывало прохладно.
И не то чтобы Савенко особо сильно беспокоилась лично за Григория, ей самой-то было тепло в плотных чулках и шерстяном платье, но это все-таки было привычкой еще с детства - позаботиться, чтобы все, кто так или иначе в зоне твоей ответственности, были в тепле, чувствовали себя относительно неплохо и не собирались слечь на больничную койку. Можно было бы, конечно, приплести сюда какие-нибудь меркантильные мотивы по типу, что болеющим еды не полагается, а её работа еще под очень большим вопросом, но Тая об этом даже не думала, если честно, просто стараясь уложить в своей голове, что, наверное, действительно не стоит психовать и дальше мотать себе нервы - всё равно ведь уже ничего сейчас не изменит - а для этого требовалось следовать привычной модели поведения. Да и вообще - чего-чего, а замёрзнуть до соплей у нее же на кухне Казанцеву она не желала, это было бы как-то слишком глупо.
- И я не спала, потому что волновалась. Ты тут ни при чём и мне не мешал, - ну, если не считать того, что ты в принципе во всем этом виноват.
Но пока сил и желания ругаться не было, намного лучше на нервную систему влияла возможность просто спокойно посидеть и сделать несколько глотков тёплого чая. Правда, от шлепка по спине Савенко разве что не подавилась, машинально прикладывая руку к губам и через секунду вскидывая возмущенный взгляд на Григория.
Совсем обнаглел? Давно по лицу не получал? Так я сейчас напомню, какого это.
Очень хотелось попробовать указать Казанцеву на дверь или сказать, что еще раз так сделает и сюда больше не зайдет, не то что к ней не подойдет. Нашелся тут, понимаете ли, самоуверенный "муж - объелся груш". Между прочим, еще и без документов о браке, так что все это пока только на его словах. Вот уж точно дурная манера любого мужчины, хоть мужика из деревни, хоть образованного - хотя это точно не про Гришу - юноши из института: считать, что если переспал с девушкой, то всё, никуда не денется, и вообще ты хозяин положения. Мечтать не вредно. Колбасой с крылечка покатиться все еще могут успеть. Тем более, если Казанцев так уверен, что всё будет хорошо, значит, спекулировать темой, что чего-нибудь Файербаху скажет сможет уже не сильно больше, чем раньше.
- Если хочешь, можешь еще поспать - мешать не буду, как раз пока твою форму зашью, но я бы всё равно пошла пораньше, мало кто любит ждать, - справедливо заметила Тая, все-таки проглотив обиду за такое невежественное поведение и решая, что, пока, скандал с разбитой посудой ей не нужен, да и позавтракать нормально хотелось, поэтому теперь она сама уже потянулась за хлебом и небольшим кусочком сала, больше жирного точно не стоило, - Так что если ты так уверен в том, что это безопасно, то предлагаю попить чаю с шоколадом после еды  пойти. Я всё равно изведусь ещё больше, ты же знаешь, что у страха глаза велики. И, если хочешь, я потом поучу тебя немецкому или учебник дам, у тётушки школьные есть от детей, они всё равно пока в деревне.
Конечно, то, что Григорий не особо любил учиться было и козлику понятно, он ведь так и не соизволил вспомнить, не то что прийти, о том, что собирался выучить первую помощь и как правильно делать перевязки, но уж язык-то ему каждый день нужен, должен же хоть какой-то интерес проснуться. Хотя бы ради похвалы от того же фашисткого ублюдка, коль ему так нравится выслуживаться. В конце концов, не зря же Артемьев говорил, что всему, что не в ущерб тебе, а помогает налаживать связи и сохранить позиции, надо делать.
- Только не надо всех этих присказок, что язык лучше всего учится в постели, - сразу предупредила Савенко, прекрасно зная все эти дурацкие шутки мальчишек любого возраста, да и проведя в солдатском кругу достаточно времени и в обществе Казанцева, чтобы понять, что тактичностью их юмор не отличается, - Ешь давай и пойдем. И шоколад тоже, - доев свой кусок хлеба с салом, Таисия легко разломала плитку на небольшие кусочки и только после этого развернула обёртку, пододвигая сладость на середину стола, - До обеда тебе еще далеко, а на ужин, как ты видишь, у меня ничего нет, так что наедайся сейчас, второго дня погулять тебе не дадут.

Отредактировано Irene Hamilton (2021-08-14 16:11:33)

Подпись автора

I love you like you've never felt the pain, away
I promise you don't have to be afraid, away
The love you see right here stays
So lay your head on meза аватар спасибо хэмингуэй
Мафия всё видит