Это была хорошая мысль – привести «гостей» в общую столовую, с чем Кирсанов себя и поздравляет. Тут они на виду. Тут каждый может на них посмотреть своими глазами – никаких тайн, никаких загадок, политика полной открытости, и на что Антон не дипломат, но он научился играть в эту игру, и вот, пожалуйста, правда всплывает на поверхность, как масло на водах, или дерьмо – такое сравнение для Кирсанова как-то ближе.
Когда новая баба, вцепившаяся в преподобного как клещ, начинает захлебываться слезами, когда Роберт подходит к столу – к столу, за которым сидят Медведи, те, кем в Бернсвилле уже пугают детей – Антон демонстративно встает за спиной у мужика, у Джигсо. Джим оказывается рядом с девкой, готовый хоть сейчас ее пристрелить, но так быстро она, понятно, не отделается и ее дружок тоже.
В общем-то, Кирсанов не удивлен. История у этой парочки была складная, только вот выглядели они больно сытыми для одиночек, выживающих на заброшенной ферме. Сытыми, хорошо вооруженными, уверенными в себе. Уверенными в том, что у них за спиной что-то есть, кто-то есть. И, да, есть – а подробности они узнают, теперь узнают. Теперь, когда статус гостей с них снят, и на каждом невидимым клеймом горит «враг».

Генри – как его там – Генри из Сент-Луиса признал девку, но не мужика, и теперь сидит, съежившись, на своем месте, среди остальных выходцев из той общины, лицо бледное, серое даже. Боится, что его накажут за ошибку? Зря боится, Роберт никогда не позволит наказывать невиновного, а даже Кирсанов, при всей своей подозрительности, не склонен всерьез винить Генри – с осени прошло достаточно времени, не важно, кем была эта Мэйбл-Лена Мэй. Важно, кем стала. Андерсон ее тоже узнал, так что жизненный путь миз Кейн не загадка загадок – шла с Андерсоном, он свалился с моста, она добрела до Сент-Луиса, а как запазло жареным, видимо, переметнулась. И по ней, кстати, не скажешь, будто ее кто-то к чему-то принуждает, может, дело в том, что эта миз Кейн производит впечатление бабы, которую хрен к сему принудишь, в отличие от той же рыжей. Короче, Кирсанову есть о чем поговорить и с Джигсо, и с его подружкой, и вместе, и по отдельности, но он ждет знака от Роберта – стоит молча, ждет, потому что сейчас, прямо сейчас, в столовой разворачивается настоящее библейское действо, с праведниками, грешниками, и божественным перстом, указавшим на волков а овечьей шкуре, вернее, на Медведей. Есть невинное дитя – пусть даже сам Кирсанов совершенно равнодушен к детям – обличающее злодеев. Дохера всего, короче, хоть картину пиши. И каждый, кто здесь присутствует, запомнит это чудо, на себе его прочувствует, и будет благодарен богу и преподобному Роберту, разумеется, потому что путь к богу лежит через Роберта Батлера, он проводник и единственный глашатай Его воли.

- Перед вами преподобный Роберт Батлер, - тихо говорит он, тихо, но с отчетливой угрозой в голосе. – Отвечайте.
Мелкая девка что-то там на своем младенческом языке лопочет, ее мамаша рядом колотится – и тут ничего не скажешь, если бы не она, так бы Медведи и остались неузнанными. Воистину, на все божья воле, и Антон не сомневается, Роберт напомнит об этом своей пастве. Это то, о чем нужно напоминать людям снова и снова, потому что люди суть скотина неблагодарная. Потому что когда у людей есть что пожрать, есть что надеть и чем заняться, они сразу начинают херней страдать и играть в демократию – мнение каждого ценно, хуе-мое. И, да, Кирсанову нравится видеть, как Роберт склоняет самые даже самые непокорные головы, и нравится, что иногда с его помощью.

Смущение - будто бы почти чувство вины; оно оказывается не прсто неуместным - а неприятным и гадким, противненьким таким чувством, которого и быть вовсе не должно. Но почти сразу Эдди забывает о нем; ее охватывает страх и стыд. Медведи здесь - из-за нее; если бы она не сбежала, если бы не наткнулась на ту церковь, то и они никогда не узнали бы о существовании этого места. Если с Бернсвиллем и его обитателями что-то случится, то это будет только ее вина, и в этот раз, она уже не сможет просто продолжать существовать, как после уничтожения заводской общины или Сент-Луиса.

Простит ли ее отец Роберт? Она и не понимает сначала, что буквально повисла у него на руке - той самой, на которой Шарлотта сидит. В первую неделю здесь, она была испуганной и почти не разговаривала, но потом другие детки и отец Роберт и Ханна, и все остальные - они были так добры, что теперь Чарли было и не узнать. Привычная ее молчаливость сменилась потоком слов и шалостей, а детские капризы из простого способа хоть как-то побороть стресс превратились в осмысленное выражение характера. Не то, чтобы Эдди это нравилось - но в общине хватало опытных матерей, которые делились своим опытом.

Шарлотта, которой приходится на мгновение вцепиться в шею Роберта, отпускает ее совсем, и тянет обе руки к Джерри.
-Дядя. Мама, дядя! - желудок ухает вниз. А что, если отец Роберт и Антон поймут все неправильно? Она замирает, судорожно глядя на Джерри и его спутницу (а где его брюхатая? Быстро же он переметнулся однако!), но судя по тому, как мистер Кирсанов и его помощник подступают к местам Джерри и Лены Мэй, ее слова производят вполне конкретное впечатление.

-Дал уйти. - соглашается Эдди. Ложь это грех, и она не собирается огорчать ни святого отца, ни Господа Бога. Она больше не собирается лгать, она больше не собирается трусить и не собирается позволять тем, кем овладел Дьявол, вредить ее друзьям.

-Но если вы здесь, Бернсвиллю грозит опасность. Этого нельзя допустить, святой отец. - она закусывает нижнюю губу, почти до крови. Лучше бы Джерри пришел за ней, хотя…

Медведи ни за что не упустят такую добычу как Бернсвилль, верно ведь? Не теперь, когда знают об этом месте и о том, как комфортна местная жизнь. И Медведи рано или поздно нашли бы эту общину - но если Джерри говорит правду, то может Бернсвилль выиграет время, не позволив ему вернуться к своим?

Подпись автора

Мужчина этот, должно быть, понимает, что врать бесполезно, его и Аделаида узнает, и Шарлотта. Шарлотта протягивает к нему руки, балансируя на локте Роберта, весело зовет маму...
Был ли этот мужчина одним из тех, кто мучил Аделаиду в Уайт-Бэар? Роберт это узнает: если зло было совершено, то свершитель будет наказан еще и за это.
И что бы не скрывалось за формулировкой "дал уйти", оно его не спасет, раз не спасает в глазах Аделаиды, раз Аделаида не рада встрече и предупреждает о том, что Бернсвилль в опасности.
Безопасность Бернсвилля для Роберта на первом месте, Господь избрал его, чтобы защищать общину, а эти люди опасность, но куда большая опасность стоит за ними. Дьявол не приходит сам, сначала он засылает своих приспешников, и не мертвых нужно бояться, а тех, кто приходит под видом нуждающихся в помощи.

Роберт крепко сжимает ладонь Аделаиды, глядя, как ее мелкие белые зубы глубоко впиваются в полную нижнюю губу, наливающуюся жаркой краснотой. У нее белая кожа, нежная и тонкая, она подобна ангелицам с картин живописцев, она та, кого Господь прислал к нему, Роберту, с миссией: указать на зло, и даже если эти посланники Дьявола из Бернсвилля явились по ее следам, то такова воля Господа, так уготовано.
Роберт пропускает мимо ушей слова слова о том, что они явились не разнюхивать вокруг Бернсвилля, пропускает уверения, что эта миссия мирная, как и то, что сюда их привезли без их желания, что они не явились сюда сами.
Дьявол хитер и коварен, у него достаточно уловок, но главное - он король лжи, и слуги его лгут, такова их природа.
Однако женщина говорит еще и о карте. Снова карта, снова там, где ее не должно быть.

После встречи с Сент-Луисом Роберт распорядился уничтожить все указатели, может ли быть такое, что Тони пренебрег этим распоряжением или позабыл о нескольких? Карта рядом с территорией Уайт-Бэар-Лейк, карта на территории разгромленного Сент-Луис-Парка, их там и не должно было быть, как они там появились и почему остались?
- Мы и не допустим, - ласково говорит Роберт Аделаиде. - Мы защитим Бернсвилль. Возьми девочку, милая, и ничего не бойся.
Шарлотта все смотрит на мужчину из Уайт-Бэар, тормошит мать, пытаясь ей что-то объяснить, но Роберт не вслушивается в детский лепет, достаточно и того, что она опознала чужаков.
- Генри, Генри, - одергивает разошедшегося Роберт, протягивая руку в его сторону. - Не нужно.
Генри зол, смотрит и на женщину, и на мужчину, как на врагов, и он не единственный, почти все уцелевшие беглецы из Сент-Луис-Парка, должно быть, охвачены жаждой мести.

Роберт еще раз пожимает Аделаиде ладонь, обнимает ее за талию, поддерживая на ногах.
- Тони, уведи их обоих. Выясни, зачем они здесь на самом деле и где видели карты, - распоряжается он негромко, уверенный, что Тони понимает, что делать, а затем, так и держа Аделаиду возле себя, разворачивается к своей пастве, растерянной, смущенной, испуганной. - Встаньте! Встаньте, друзья мои, и помолитесь вместе со мной! Попросим Господа указать нам путь, попросим дать сил выполнить его волю! Враг бродит поблизости, но тем крепче наша вера. Враг не дремлет, может обернуться кем угодно, даже вашими друзьями и знакомыми из прошлой жизни, чтобы проникнуть в общину и отравить наши сердца, но Господь послал нам мудрость, чтобы отличить зло от добра, и ту, кто укажет на ложь. Аделаида, наша сестра во Христе, узнала этих людей, указала на них - они из Уайт-Бэар-Лейк!
Он говорит громко, хорошо поставленным голосом, и теперь эта новость, распространяющаяся пока шепотом между людьми в столовой, превращается в реальность, озвученная Робертом, и дает именно тот эффект, на который он рассчитывает: люди смотрят на него, не отрывая глаз, на него и на Аделаиду, с надеждой и смятением.
Ибо враг за стенами Бернсвилля, и покинуть Бернсвилль значит попасть в его когтистые лапы и обречь свою душу на погибель.

Отредактировано Robert Butler (2022-03-06 11:00:41)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром