Том аккуратно паркует грузовик на солнышке, на площадке, где прежде парковали автомобили те, что жил здесь. В прошлый и позапрошлые разы они приходили иначе, приходили с оружейным огнем, как враги, и Том хорошо помнит себя полугодовой давности, хорошо помнит ту жажду... не крови, нет. Драки. Жажду драки, так будет правильнее. Жажду победы, окончательной и полной.
Помнит и приказ Пирсона, и то, как они добивали раненых. Хотелось бы сейчас утверждать, что это делалось из милосердия и ради того, чтобы они не поднялись мертвыми, и Том старательно верит в это, когда разговаривает с кем-то, кого здесь не было, с Холлидей, или с Джейн, или с Лукасом, однако на самом деле это было не так. Не было ни милосердия, ни сострадания.
И не могло быть: такова цена.
Цена, которую они все платят, вне зависимости от своего желания, каждый из них, но в этом и дело: Том предательством считает то, что кое-кто отказался платить.

Он знает, что Лена Мэй согласна с ним. От нее нет необходимости скрывать, что Том жалеет о тех последствиях, к которым ведут принятые решения. Она ставит выживание превыше всего, как не верит и в милосердие, и если Кейтель размяк, из-за ожидаемого прибавления в семействе или чего-то другого, то Том - нет.
Он видит в зеркало, как спрыгивает Бельтран, улыбается Лене Мэй.
- Пошли.
Все дело не должно затянуться, а Лена Мэй все же прожила здесь полгода прежде, чем оказалась в лагере Уайт-Бэар, и лучше помнит, как здесь было все устроено. Задерживаться они не планируют, и уж на такую-то короткую вылазку их должно хватить; зиму не пережила приличная часть автомобилей, а без волшебства Дебры, даже с учетом старания Саймона и других, вернуть их к жизни так и не вышло, да и топливо на исходе. Хорошо бы ограничиться одной поездкой, собрать все, что покажется подходящим, и вернуться, пока их здесь никто не обнаружил.
Ньютон они так и не нашли; хотелось бы верить, что она сгинула в лесу, замерзла насмерть или умерла иначе, но пока уверенности в этом у Тома нет. То, что с ее побега прошло больше месяца покоя, еще ничего не доказывает. Если Кейтеля это успокаивает, то Тома только сильнее тревожит: что задумали те, чьи следы были у завода зимой? Чего они хотели и чего хотят?

Они неплохо осенью тут прошлись, уничтожая все на своем пути, делая это место непригодным для жизни, и сейчас, фактически, должны копаться среди развалин и руин, но Лена Мэй знает, куда идти.
Том еще раз осмотрит на надпись, явно обозначающую братскую могилу, и идет за ней, обходя по пути несколько тел. Сейчас сложно сказать, кому принадлежали эти тела, жителям Сент-Луис-Парка или пришедшим позже мертвецам, которых кто-то прикончил, но Том склоняется к первому варианту, хоть и не особенно приглядывается: зрелище на редкость отвратительное.
Лена Мэй останавливается возле того, что Тому кажется просто грудой хлама, просто кучей досок под подтаявшим на солнце и схватившимся ледяным покрытием снежком, но он приглядывается и видит то, на что кивает Лена Мэй.
Не просто доски, но рамы со стеклом, то, что нужно для теплиц.
- Перчатки захватила? Тут легко посадить занозу, - спрашивает, подходя к ближайшей раме, осторожно подцепляя ее и раскачивая, чтобы вытащить из кучи, не повредив, но это не так-то просто: скорее всего, придется разбирать завалы и перебирать найденное.
- Так и будете стоять? - оглядывается он на остальных, останавливая взгляд на мрачном лице Кейтеля, и тут же начинает ломить челюсть, будто по привычке. - Экскурсии не будет.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Интересно, откуда тут дохера мертвых. Лена Мэй, доставая из-за пояса перчатки, смотрит на здание больницы, прикидывая, заодно, дохера – это сколько. Ну, наверное, много. Их пятеро – нормальная, вооруженная группа, не вот за кленовым соком собрались. Могли бы открыть один выход и убирать тварей по мере их поступления. Но раз Кейтель говорит, что в больницу они не сунутся, значит, действительно, много.
- Ладно, босс, как скажешь, -покладисто кивает она.
Ей вообще радости нет смотреть на мертвые лица и выискивать среди них знакомые, из тех, с кем в столовой сидела или жила в одном общежитии. Смерть есть смерть – никто из них не доживет до старости и не отойдет в мир иной, окруженный любящими внуками. Но вот такая смерть – это другое, так что убивать ходячих, кусак, кожеедов – как их только не называют – это не только залог выживания, это вроде даже их, сука, долг перед человечеством.
В общем, глубоким размышлениям Кейн не предается, ей это вообще не свойственно, за что, наверное, спасибо генам отцов-дедов-прадедов фермеров, которые жили по принципу: есть дело – делай, нет дела – спи. Или пей. Или ругай правительство, китайцев, русских, коммунистов, мексиканцев.

Дело есть – привезти как можно больше годного к строительству, так что они разбирают завал, окидывая в сторону всякий мусор.
- Ненавидела это место, - жизнерадостно болтает, типа, атмосферу делает дружелюбнее.
Джейн хорошая баба, но та еще сука, Рохо молчун. А Клэнси и Кейтель рядом – прямо как бывшие после развода, искрят взаимной неприязнью.
- Теплицы, в смысле, ненавидела. Тут, конечно, по уму все было устроено, компостная яма, проветривание по часам, а дождевых червей та баба, которая тут за главную была, наверное, по именам знала, не дай бог раздавить. Вот, Джейн, ты любишь дождевых червей? А надо их любить. Они пиздец полезные.
- Хер соси, - дружелюбно отзывается Джейн.
- С удовольствием, - Лена картинно подмигивает Тому. – Мы тогда отойдем, ага? А вы тут без нас.

Пошутить она любит, что уж. Вот так пошутить. Ну да, тонкостью натуры она не отличается, изысканным чувством юмора боженька ее не наградил – все в сиськи ушло. Но тут и общество не сказать чтобы было с претензией, к тому же Тома ее смехуечки вообще не смущают, ему даже вроде в кассу, что она не мисс Скромность и Целомудрие. И ей это, может, больше всего в нем заходит. Даже больше их ебли, тут ее чем-то удивить трудно, хотя и в этом у них все отлично совпало. Но все же, да, больше всего ей по шерсти, что он знает, кто такая Мэйдэй, знает даже, кто такая Мэйбл, но дает ей решать, кем быть. А ей нравится быть собой – Леной Мэй Кейн, с ее пошлыми шуточками, любовью к сексу пожестче, но в целом – нормальной такой. Хорошее это чувство – нормальность. Приятное, для разнообразия.

Они осторожно вытаскивают первую раму – стекло целое, только чутка потрескалось, но это ничего, это можно заклеить, главное – довезти. Оттаскивают в сторону.
- Стекло разбито, - констатирует Джейн, когда они следующую раму откапывают.
- Похер. Затянем пленкой или промасленной бумагой и нормально будет. Рама, смотри, хорошая, крепкая, только покрасить.
Джейн пожимает плечами, показывая, что ей все равно, Лена Мэй может затягивать эту чертову раму чем угодно, но уже без нее, пожалуйста.
Ну и покрашу – думает Кейн, настроенная вполне себе оптимистично. Покрасит и даже припомнит, что там Моррисон про червей рассказывала. И даже сходит в лес и накопает – это не кабана завалить, уж справится как-нибудь. Потому что это для себя. Для себя и для своих. Для Клэнси, для Кейтеля, блядь, для Дока их, которая с каждым днем все круглее и больше, для ребенка ее, который родится в этом чертовом мире, но другого-то нет.

Мертвецы действительно отличная маскировка, спорить с этим не приходится, и хотя до весны Фрэнку и Вере пришлось приостановить эксперименты с этим новым умением ходить среди мертвых - до зимы хватило забот с тем, чтобы организовать быт на ферме, укрепить заборы, утеплить дом и позаботиться о починке печи и чистке дымоходов, хотя и там им пригодился рассказ той девушки, так нелепо погибшей в итоге прямо здесь, на развалинах Сент-Луис-Парка, - но весна вступила в свои права, а с нею потихоньку начали вновь оживать и мертвые. Те, что оказались собраны под защитой крыши и стен, отмерзли первыми - должно быть, скопившийся за несколько месяцев метан от пусть слабого и медленного, но все же процесса разложения, повысил температуру внутри больницы, так что когда Вера и Фрэнк вновь предприняли долгий поход в надежде поживиться какими-либо обломками прежнего устроенного быта на знакомой территории, а заодно, может быть, попробовать оставить какой-то знак для других выживших, не ушедших в Бернсвилль (они говорили об этом всю зиму и, хотя риск был очевиден, решили попытаться установить подобие связи), запертое основное здание больницы было заполнено, и отнюдь не живыми, нашедшими место для зимовки.
К счастью, мертвецы были заперты - причем снаружи: Вера быстро обнаружила, что серьезной угрозы нет и, сняв лыжи, они занялись тем, что привело их  обратно на место скорби: на ферме водопроводная система оказалась слишком изношена, Фрэнк, вынужденный обстоятельствами научиться делать многое своими руками, надеялся, что у них с Верой выйдет размонтировать часть водопровода Сент-Луиса и заменить этими деталями те, что пришли в негодность явно еще при прежних хозяевах фермы.
Дольше всего пришлось возиться с фильтрами - пришлось даже заночевать, здесь же, на втором этаже больницы, пройдя через кишащий мертвыми холл. Больше всего, думает Фрэнк, это было похоже на чудо - то самое, про Красное море и евреев. Мертвецы не обращали внимания на Фрэнка и Веру в доджевиках, как следует пропитанных грязью и кровью мертвецов, разве что иной раз выражали интерес, когда подходили совсем близко, но достаточно было отвернуться, подставив капюшон дождевика, чтобы интерес быстро угасал, а затем, когда они оказались на лестнице, то и вовсе смогли вздохнуть спокойно: для мертвых, слишком неуклюжих и заторможенных по ранней весне, лестницы были вовсе непреодолимым препятствием.
Утром живые вернулись к разбору фильтров - и довольно быстро закончили, набрав деталей, казавшихся подходящими, но вот уйти не успели.
Прятаться было практически негде - Медведи осенью разрушили практически все, кроме главного здания больницы, так что Вера и Фрэнк вернулись на второй этаж, в палату, где провели ночь, и оттуда следили за незванными гостями.

- Они хорошо вооружены, - озвучивает очевидное Фрэнк, передавая Вере бинокль.
Они не торопятся показываться на глаза прибывшим, подозревая в тех агрессоров - вот так приехать на территорию могли лишь те, по мнению Фрэнка, кто тут уже был. Возможно, именно они заперли мертвых внутри здания, а возможно, они были тут осенью, оставив после себя только тела и руины. В любом случае, природного недоверия что в Вере, что во Фрэнке, хватает, чтобы они предпочли выжидать.
- И с ними Лена Мэй, помнишь? Девица, которая прошлой весной появилась здесь совсем одна и пропала за день до нападения.
Не обязательно это хороший знак - это может не значить ничего, к тому же, Фрэнк хорошо помнит Лену Мэй. Помнит ее ничем не прикрытое желание устроиться получше любыми средствами. Еще он помнит, что она так и не нашлась - они тогда вернулись с Верой с поисков, уже договорившись продолжить на следующий день и зайти на этот раз дальше, когда узнали, что ее тоже никто не видел уже несколько часов. Это могло ничего не значить - а могло значить многое, и Фрэнк следит из окна за темноволосой фигурой, стараясь остаться незамеченным и гадая, кто с ней.
Враги или друзья.
Впрочем, в последнее время варианты сократились до последнего: преподанный Сент-Луису урок был усвоен, и Фрэнк уверен, что и Вера поддерживает его позицию: сейчас лучше выждать, чем довериться не тем.
- Остальных я не узнал, никогда их раньше не видел. Может, они и из Бернсвилля, но я не поручусь.

Вера узнает этих людей, приехавших на грузовике, и нет, они не из Бернсвилля.
Это Медведи, и, подобно настоящим медведям, лесным хищникам, тоже вылезли из своей берлоги, едва потеплело и стало возможным проехать.
Вылезли и отправились доскребать остатки, то, что бросили осенью - настоящие мародеры.
Не то что они с Верой вели себя иначе - выживание диктует собственные правила, не так уж и отличные от законов бойни, которая велась в деловых костюмах за несколько тясяч долларов и в сверкающих офисных небоскребов - однако Фрэнк не дает этим мыслям укорениться как следует: есть разница, собирать то, что принадлежало тебе, и забрать силой принадлежащее другому.
Значит, Медведи - и с ними Лена Мэй. Ну что же, она, очевидно, неплохо устроилась: не заметно никакой напряженности в группе тех, кто сейчас обступает теплицу, засыпанную обломками сторожевой вышки, не заметно, что она находится на иных условиях, нежели все остальные, работает наравне. Фрэнк не удивлен, если честно: она показалась ему именно такой, человеком, который четко расставил приоритеты и не позволяет вопросам морали усложнить себе жизнь. Она не так чтобы общались, кроме того раза, когда она приходила к нему на склад с явным намерением соблазнить. Едва ли дело было в нем самом - скорее, в его положении, и Фрэнк вежливо, но твердо дал ей понять, что не собирается как-то улучшать свое положение в тайне от остальных, даже несмотря на близость к кормушке. Ни свое - ни своей подруги, если уж на то пошло. Лена Мэй тут же сменила формат общения и больше ни разу не появилась на складе, кроме как по необходимости. Ему показалось это забавным, Вере, когда Фрэнк ей рассказал, куда в меньшей степени - и теперь вот она, эта женщина, с теми, кто напал на Сент-Луис, превратив хорошее, безопасное место в обгоревшие развалины, в которых больше нет ничего живого.

Фрэнк не забегает так далеко, чтобы обвинить Лену Мэй в падении Сент-Луис-Парка - их военные хитрости не были такими уж хитростями, а, судя по состоянию забора и обгоревшему бульдозеру, до сих пор стоящему возле развалин, напавшие использовали грубую силу - но все же думает о том, что и она внесла свою лепту в произошедшее. Впрочем, даже если она всего лишь скиталась по округе после падения общины и позже нашла спасение у Медведей, его это мало волнует, как не волнует и Веру.
Фрэнк искоса смотрит на нее в задумчивости - Вера редко позволяет себе столь громкие слова, но, очевидно, сейчас она говорит соверщенно искренне.
Их всего пятеро - трое мужчин и две женщины, и даже если они хорошо вооружены - что они могут сделать против нескольких десятков мертвецов, запертых пока в больнице?
Это, конечно, весьма рискованно. Это, конечно, не слишком благоразумно.
Но Фрэнк думает об этом как о военной хитрости - еще одной военной уловке: даже если Медведи уйдут живыми, даже если мрачное обещаение Веры не сбудется, мертвые явно порушат их планы, заставят потратить патроны, заставят искать поживы в других местах...
Все ближе к Бернсвиллю, вот о чем думает Фрэнк.
Пусть окажутся под стенами Бернсвилля, пусть люди преподобного Роберта Батлера посчитаются за уничтожение Сент-Луис-парка.

Снаружи звучит выстрел, почти сразу же другой. Фрэнк выглядывает в узкую щель между щитами, не пользуясь на сей раз биноклем - больше ему нет нужды разглядывать лица приезжих.
Судя по некоторому волнению, те заметили мертвого. Мертвец явно не из здания больницы, может быть, бродил по округе, весной их стало заметно больше, как будто и их голод после зимней спячки стал сильнее, но, так или иначе, группа Медведей разделяется: один из них отправляется через пустое пространство перед больницей, сейчас превращенное в грязь, чтобы закончить с мертвым, а может, посмотреть, откуда тот выбрался.
Самое время.
- Тогда сделаем это, - говорит Фрэнк. - Откроем главный вход и попробуем под прикрытием мертвых добраться до запасного, чтобы выманить тех, кто застрял с той стороны. Попробуем разделить их и отрезать от грузовика.

Они вновь надевают поглубже капюшоны, пропитанные грязью, перчатки, натягивают на нижнюю часть лиц плотные шарфы - к запаху, конечно, привыкнуть можно, но не так быстро.
Спускаются вниз, вливаясь в толпу мертвых в холле больницы - зимой они хорошо натренировались изображать эту мертвую шаркающую походку, Фрэнку эти тренировки напоминали кастинг на съемки в массовке каких-нибудь "Зловещих мертвецов" - так что сейчас им без труда удается не привлекать излишнего внимания основной массы мертвых, которых явно взволновали выстрелы так близко.
Это интересно, Фрэнк так и не пришел ко мнению, еагируют ли мертвецы только на шум, или все же отделяют тот, что вероятнее всего связан с присутствием человека, но сейчас это и не так уж важно.
Медленно, шаг за шагом, они пробираются по холлу - Фрэнк хорошо представляет себе, как эта мертвая масса выльется на крыльцо и растечется по прилегающей территории, ведомая одним-единственным желанием, и, возможно, это в самом деле слишком опасно для них с Верой, в том числе шансом поймать случайную пулю, он готов рискнуть.

Мертвые внизу обеспокоены, сбиваются в толпу возле главных дверей - плотную толпу, и Фрэнк как можно незаметнее перехватывает Веру за рукав дождевика, останаливает.
- Я. Открою. Вторые. Подожди. Немного. Прежде. Чем. Действовать. - Он едва двигает губами, почти выдыхает эти слова, чем в самом деле проговаривает, потому что вокруг слишком много мертвецов, и некоторые реагируют даже на этот звук, принимаются вертеть головами в поисках источника шума, но, натыкаясь на полностью замаскированных Фрэнка и Веру, принимают их за себе подобных и проходят дальше, разыскивая живую плоть. Фрэнк идет дальше, идет к запасному выходу, служащему для подъехавших скорых.
Там возни не так уж и много - двери перекрыты снаружи, но с секретом, и Фрэнк, подняв щит и выбравшись по пояс в окно, дотягивается до деревянного бруска, блокирующего двери, и сталкивает его в сторону, освобождая проход. Брусок валится со стуком, задевая что-то еще снаружи, вполне достаточно пошумев.
На шум реагирует кое-кто из мертвых - снаружи тоже мертвецы, но в меньшем количестве, однако их деловитая поспешность на шум выстрелов привлекает и тех, кто постепенно ковыляет из второго выхода, пополняя собой этот ручей гниющих трупов.
Их все больше, больше - они идут и идут, Фрэнк ведет их вдоль больницы, останавливаясь возле угла, не выходя под огонь приезжих.
Если сейчас Вера справится с главными дверями, живые ничего не смогут поделать сразу с двумя потоками мертвых.

Об этом Лена Мэй и говорила как-то Тому. Чертова лотерея, вот что это такое, чертова лотерея, и боженька решил, похоже, покончить со всеми ними разом, как тут не вспомнить тупой анекдот про круизный лайнер. Ты можешь соблюдать все чертовы правила – носить с собой оружие, не ходить в одиночку, и все равно проебешься. Она стреляет, Клэнси стреляет, Рохо машет своим мачете, но мертвых слишком много. Худший вариант – наткнуться на толпы гнилых мудаков, и именно этот билет они все, впятером, сегодня и вытянули.
Лена оглядывается – сарай, склад? У склада выбита дверь, сарай то еще хлипкое дерьмо, окна скалятся острыми осколками стекла. Не выдержит, короче, если на него навалятся мертвецы. Разве что дозорная вышка у стены, не та, которую повалили на теплицы, другая, подальше. Кейн прикидывают – добегут или нет? Должны. Вроде должны. Эти твари не слишком резвые, мешают друг другу, толкают друг друга, шанс есть, короче.

- Джигсо, оглянись, вышку видишь? Дальнюю? Давай туда, бегом. Джейн! Рохо! Давайте за нами! Том, уезжай! Уезжай!
Если они добегут до вышки, если Том приведет помощь… Лена стреляет, снимая тех, кто теснит Рохо и Джейн, кто подходит к ним слишком близко, отступает – сейчас главное не споткнуться, не упасть, не потерять драгоценные секунды.
- Джейн!
- Слышу!
- Шевелись!
Джейн не отвечает.
Мертвецов все больше и в какой-то момент они берут Джейн и Рохо в кольцо. Рычащее, голодное кольцо, н прежде чем оно смыкается, заслоняя от Кейн и Кейтеля всю страшную картину происходящего, Лена успевает увидеть, как мертвецы тянут к себе Джейн, цепляясь за ее одежду, волосы, а Бельтран врезается в эту рычащее стадо, всем телом врубается, и тянет Джейн к себе, и она на какое-то мгновение, которое отпечатывается в голове у Кейн как фотографический снимок, замирает, смотрит на Рохо. Что-то ему говорит – и улыбается. Улыбается, блядь. А потом все, все, мертвецы облепляют их, мертвецы хотят добраться до них, а живые ничего не могут сделать, ничего.

Только Кейтель, походу, иначе думает. Лене его с ног не сбить, даже пытаться не стоит, но она на нем повисает, вцепляется, виснет, заставляя притормозить.
- На вышку, Джигсо! Уходим!
Джейн и Рохо уже не помочь. Барабан остановился, шарики с именами вытащены, имена записаны в большую бухгалтерскую книгу мертвых, рядом, наверное, даже, в одно строке… Но они еще могут побороться. Том в грузовике, грузовик на ходу, спасибо, сраный боженька, за это. У них с Кейтелем за спиной пока чисто и это тоже шанс. Которым Лена собирается воспользоваться и если надо будет Джерри за собой тащить, она его за собой потащит. В зубах потащит!
- Блядь, Кейтель, о Доке подумай, - орет она ему в ухо. – О ребенке! Сдохнуть хочешь? Дока бросить хочешь?
Если это не подействует, то Кейн не знает, что подействует. Джерри, конечно, по голове били, много раз били, но Лена хорошо помнит их разговор в лесу. Холлидей и ребенка в ее животе Джерри, походу, своим главным достижением считает. Ну вот пусть вспомнит о них. Подумает о Доке – как ей будет, когда он не вернется.
О ней-то убиваться некому будет. Эта мысль Кейн не огорчает, вообще нет. С Томом у них все классно, но кем она ему была – подружкой. Потерять подружку, конечно, печально, но не смертельно. Клэнси и с этим справится, на самом деле, Том со всем справится – это ей в нем тоже нравилось… А вот Док их нет – Док не справится.

- На вышку!
Мертвые твари постепенно теряют интерес к Рохо и Джейн, к тому, что на от них осталось, то время, которое для них выгадали Рохо и Джейн, выкупили ценой своих жизней, тоже подходит к концу, следующий взнос – их.

Главный минус этой маскировки – медлительность. Двигаться нужно медленно, в одном ритме с мертвецами, вернее, без ритма, перенимая это дерганье, стараясь даже дышать как можно тише. Не бояться – может быть, мертвые, как собаки, чуют страх, может быть, реагируют на учащенный стук сердца, теоретизировать можно бесконечно, но Вера уже отметила определенную закономерность: мертвецы реже дергаются, если у нее получается абстрагироваться от происходящего. Иногда получается лучше, иногда хуже, но все же, маскировка себя оправдывает. Запах – главный маркер, запах и медлительность, и Вера медленно кружит по холлу вместе с мертвецами, пока Фрэнк не открывает запасной ход. Немного шума, и тонкий ручеек гниющей мертвой плоти устремляется в нужном направлении, а Моррисон удается оказаться у главной двери – и снова все медленно, очень-очень медленно. Риск, да, она понимает, какой это риск, идет против всех правил, которые помогли им с Фрэнком пережить эту зиму. Но мысль о том, что они могут застать врасплох мародеров, натравить на них мертвецов слишком соблазнительна, даже для рациональной и хладнокровной Веры.
Всего-то надо открыть входную дверь, вытащить брусок, которым она заложена. Нехитрая, но действенная защита от мертвецов. Импровизированный засов с наружной стороны Вера подцепляет ножом, на что тоже уходит время, но она справляется.
Первое желание – которое Моррисон в себе безжалостно гасит – выбежать из здания больницы. Оказаться как можно подальше от мертвецов, от их смрада. Стянуть с лица шарф, вдохнуть чистого воздуха. Но нельзя, нельзя. Она медленно выходит в открытую дверь – и за ней тут же идут другие, мертвые, вываливаются наружу, один за другим, как мячики из игрального автомата.
Стрельба и крики для них – как приглашение на обед, и как музыка для Веры Моррисон, только она не торопится занять место в первом ряду. Напротив, тормозит, пропуская вперед толпу ходячих, отходит в сторону, к Фрэнку.

Как тесен мир – могла бы сказать Моррисон. Могла бы даже позволить себе пару замечаний относительно происходящего, что-нибудь о справедливости, которая восторжествовала. Но нет. Нет. Справедливость тут не причем. Дело в другом – это случайность. Случайно они и Медведи оказались на территории больницы одновременно, и мертвецы, запертые в здании, тоже не значились в планах Веры и Фрэнка, а стали неприятным сюрпризом. Но они сумели воспользоваться случаем, повернуть его в свою пользу, и вот это нравится Вере. Это доставляет ей радость куда большую, чем свершающаяся месть. Они снова выиграли. Взяли те карты, которые упали им в руки, и распорядились ими с толком.
Первыми под лавину из мертвецов попадают те двое, мужчина с мачете и женщина, которые навсегда останутся для Веры безымянными – ну, ей и не нужны их имена, Моррисон не ведет список, вернее, в этом списке только одна строка: Уайт-Бэар.
Тому, кто на грузовике, удается прорваться и уехать. Жаль – думает Вера – жаль. Но все происходящее чистейшая импровизация, нельзя ждать, что импровизация сработает как хорошо продуманный план, иначе в тщательном планировании не было бы нужды.
Кейн – вот чье имя Вера не забудет – и ее дружок отступают к уцелевшей вышке, забираются наверх, а мертвые уже облепили ее внизу, тянут руки, рычат, но, конечно, лестница для них непреодолимое препятствие.
Шансы есть – неохотно признает Моррисон. Если тот, на грузовике, доедет до своих и приведет помощь, шансы есть. Но тут уже они с Фрэнком бессильны. А там, где ты ничего не можешь, ты не должен ничего хотеть.

- Возвращаемся? – спрашивает она у Фрэнка. – Мне кажется, мы не зря потратили время.
Определенно, не зря.
Мир Веры Моррисон сегодня стал чуточку лучше.

Все получается даже лучше, чем Фрэнк мог рассчитывать: "медведи" производят столько шума, даже когда очевидно, что им не победить, что мертвым не нужна никакая дополнительная мотивация, чтобы продолжать движение по нужной траектории.
Они идут на выстрелы, на шум, производимый живыми - идут, даже когда кого-то из них находит пуля и кладет конец этой псевдо-жизни. Идут и идут.
Фрэнк тоже идет - вдоль стены, держась за спинами мертвых, чтобы не стать жертвой случайного выстрела, незамечаемый, почти невидимый: наука той умственноотсталой женщины пошла впрок, и хотя у Фрэнка за поясом под грязным дождевиком и курткой спрятан пистолет, он остается невостребованным.
Мертвецы принимают их с Верой за своих, не трогают сами и защищают от других - и хотя это подобие жизни по-прежнему Фрэнку отвратительно, он умеет извлекать выгоду из не самых приглядных обстоятельств.
Например, из таких, как сейчас: эти пятеро на грузовике могли бы стать проблемой для них с Верой, большой проблемой, если бы их обнаружили, но сейчас, уверен Фрэнк, по бывшей территории общины Сент-Луис может промаршировать полк тауэровской стражи в полном составе, чеканя шаг и потряхивая своими меховыми шапками, и не вызвать никакого интереса - для этих пятерых, прибывших поживиться остатками своего же пиршества вновь, весь мир, наверное, сузился до мертвецов, прущих на них из-за больницы и прямо с ее крыльца.

Конечно, мертвецов не так уж и много - ни о каких сотнях, не говоря уж о тысячах, не может идти и речи, но даже несколько десятков становятся серьезной проблемой, когда наступают со всех сторон, ничем не удерживаемые, наступают неуклонно, не обращая внимания на потери, смыкая ряды, как только один из них падает после меткого выстрела.
Конечно, будь у живых укрепление, хорошее укрепление, откуда можно было бы организовать полноценную защиту, все, возможно, было бы иначе, но эти люди сами виноваты в том, что на территории не осталось практически ни единой постройки, уцелевшей после их осеннего нашествия, и Фрэнк ловит себя на этой мрачной мысли: карма всегда находит должника.
Они встречаются с Верой у стены больницы, держась за спинами мертвых, оставаясь невидимками, да это и неудивительно: "медведи" несут первые потери, они вынуждены разделиться.

Фрэнк следит за тем мужчиной, которому повезло больше всех - тому, который оказался ближе всего к грузовику, когда Вера открыла центральные двери больницы, выпуская взбудораженную выстрелами толпу мертвых. Он пытается форсировать эту рычащую безжизненную реку, ко всем этим звукам, издаваемым мертвыми, прибавляется надсадный рев мотора, глухие чавкающие хлопки, когда мертвецы оказываются под колесами... Фрэнк с радостью бы никогда не оказывался здесь, никогда не наблюдал эту картину - то, как рвут на части еще живых, то, как лопаются гнилые конечности под колесами грузовика - но ему не дали возможности выбирать, и он безжалостно оставляет в стороне соображения этического плана: это война, прямо сейчас идет война, пусть "медведи" о ней и не подозревают, и если на их стороне сила, то у Фрэнка и Веры есть и свои козыри.
Например, мертвецы - универсальное оружие против живых в этой мертвой вселенной.
Он медленно, старательно не привлекая к себе внимания, чуть разворачивается, чтобы под прикрытием полы дождевика вытащить "файв-севен", и неторопливо, шаркающей походкой, как если бы хромал сразу на обе ноги, делает несколько шагов к грузовику - но, видимо, слишком переоценил связывающие этих пятерых узы.
Те, кому не повезло попасть к грузовику, велят своему приятелю ехать за помощью, уводить мертвецов - Фрэнк разочарованно тихо цокает языком: он не считает себя кровожадным, но, с другой стороны, "медведи" заслужили своей участи.

Он не видит лица Веры за низко надвинутым капюшоном и шарфом, но уверен, что разочарована и она: из пятерых мертвы только двое, один уехал на грузовике, Лена Мэй и ее друг вполне могут дождаться помощи на вышке, куда догадываются забраться.
С другой стороны, это больше чем то, на что они рассчитывали, когда шли сюда вчера днем.
- Не зря, - отзывается Фрэнк - уже не понижая голоса, потому что мертвые все собрались вокруг вышки, а часть устремилась вслед за неистово сигналящим грузовиком. - Мы хотели, чтобы они увидели рисунок карты и здесь тоже, теперь можем быть уверены: они увидят.
Увидят и, возможно, решат, что это была ловушка, подстроенная Бернсвиллем - и захотят отправиться по карте.
Пока это похоже на шахматную партию - или, как иногда думает Фрэнк, на ту старую сказку: они с Верой разбрасывают хлебные крошки в надежде, что птицы склюют не все...

Должно быть, они стоят тут слишком долго, а может быть, у Лены Мэй Кейн развито чутье, потому что она без всяких сомнений замечает их с Верой, замечает и реагирует. Фрэнк давит немедленно вспыхнувшее желание откинуть капюшон, чтобы она увидела его лицо - его лицо и лицо Веры - и вспомнила о них, и обо всех остальных, похороненных к стены больницы в то время, как она обзаводилась новыми друзьями, но эта мысль, эмоциональная, а не рациональная, быстро его отпускает.
Он касается рукава Веры рукой в перчатке, привлекая ее внимание.
- Не нужно. Лучше уйдем. Мы хорошо сегодня потрудились.
Они отходят от стены, встраиваются в бредущую за грузовиком мертвую толпу, приноравливаясь к спотыкающейся, неровной походке не-живых, и бредут прочь, снова оставляя Сент-Луис.
На спинах у них под дождевиками рюкзаки, в которых они уносят необходимые на ферме запчасти для водяного насоса, и Фрэнк повторяет это про себя: они хорошо потрудились.