За окном посерело. Темно-синие шторы, которые, должно быть, выглядели красиво и дорого на страницах какого-нибудь интернет-каталога, в небольшой спальне стандартной высотки Чикаго-Хайтс смотрятся просто тряпкой, защищающей комнату от солнечных лучей. На окнах армейских палаток ткани предусмотрено не было - только брезентовые темно-коричневые шторки, жесткие и постоянно перекошенные, которые мало помогали, так что они - Джерри и другие, те, кому мешало солнце в пустыне, вешали на стены палатки всякое дерьмо: полотенца, форму - но даже сквозь эту защиту солнце все равно находило тебя.
Солнце и песок - да, точно, Джерри не так бесили повстанцы, сколько сама пустыня.

Срабатывает будильник на прикроватной тумбочке, ненавязчивая мелодия в несколько тактов, Карен шевелится рядом, откидывая простынь, которой укрывалась, сонно зевает, и Джерри начинает дышать размеренно, притворяясь, что погружен в глубокий сон.
Он не спит - это не очень-то хорошо, а Карен и без того наседает на него со всеми этими реабилитациями: лечебный массаж, физкультура в зале, полном инвалидов, недо-людей, которым до комплектности не хватает либо руки, либо ноги, либо и того, и другого сразу. Джерри чувствует себя там лишним - под майкой не видно ожогов на спине и плечах, даже после четырех с лишним месяцев в госпитале он не сильно сдал, и эти взгляды - липкие, завистливые, полные зла на несправедливость судьбы взгляды - не оставляют его равнодушным, несмотря на всю болтовню физиотерапевта.
С него хватит, решил Джерри, вернувшись в прошлый раз. Просто хватит.

Карен окончательно просыпается, Джерри слушает все эти звуки, которые должны были бы быть ему привычными, но такими не являются - шорох смятой влажной простыни, шлепки босых ног по линолеуму, щелчок выключателя. В ванной загорается свет, Джерри дышит по-прежнему ровно, не открывая глаз. В комнате жарко, как в кузове хамви - жарко и душно, и у него ноет рубцующийся ожог, напоминая, что хорошо бы принять обезболивающее, закинуться первой таблеткой на этот день.
Под шум воды - Карен умывается, затем забирается в душ - Джерри снова пытается уснуть, но снова без особого успеха. Он забывается какой-то липкой горячечной дремотой, приходит в себя только когда с кухни тянет кофе, и это снова выбрасывает его в место, которое он давным-давно покинул.
Но в этом и проблема, не так ли?
В этом и проблема - Джерри не чувствует себя вернувшимся.
Все, что Джерри чувствует - это пустоту. Боль. Злость.
Как будто он пойман в зеркальную ловушку, из которой нет выхода - и это не то, что следовало бы чувствовать, вернувшись живым после десяти лет в Корпусе.

Нужно встать, добраться до душа хотя бы сегодня, выйти на кухню, есть, разговаривать, изображать интерес к тем вещам, которые интереса не вызывают, обсуждать новостную передачу с нервничающей из-за эпидемии Карен, делать замечания Саре, отвлекающейся от дистанционного урока, одного из последних в этом семестре - дел столько, что список этот кажется Джерри бесконечным, нереальным, не имеющим к нему отношения. В его реальности - той, правильной, а не этой, чужой и зеркальной - у него уже было бы дело, настоящее дело, боевая задача, был бы какой-то смысл шевелиться, адреналин разбудил бы его лучше кофе, лучше всего.
Здесь он просто не видит смысла просыпаться.
Джерри переворачивается на влажной сбитой простыне, морщась от тянущей боли в мышцах спины, совсем недавно напоминающей пережаренную котлету, а сейчас похожей на крокодилью шкуру, тянется за часами на тумбочке возле своей половины. Задевает телефон, севший и не заряжавшийся уже пару дней, тот падает с громким стуком.
Нет даже девяти.
Нет даже девяти - и впереди не меньше четырнадцати часов прежде, чем Карен наконец-то уснет.
Четырнадцать часов - и Джерри понятия не имеет, чем их занять, как поудачнее притвориться человеком, которым он не хочет быть и не факт, что был им хоть когда-то.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

- Не открывай.
Поздно. Шторы разъезжаются в стороны, солнце бьет прямо в окна их квартиры на восьмом этаже - ни деревьев, ничего, что могло бы приглушить этот яркий свет. Риелтор подчеркивала, что это плюс - утром будет солнечно, всегда хорошее настроение, детям очень нравится, пела она. Карен к тому моменту уже была на четвертом месяце, второй триместр давался ей почему-то тяжело - она вымоталась на второй же квартире, так что выбирать особо не приходилось: взяли то, что смогли себе позволить, и как можно быстрее.
Был вариант жить с Хелен, матерью Карен, живущей в другом штате - та обещала помочь с ребенком поначалу, говорила, что когда Джерри уедет в тур, Карен придется несладко с новорожденным младенцем, но Карен была против, а Джерри льстило, что она так полагается на него.
Больше не льстит - за десять лет они так и не переехали в район получше, так и не сдвинулись с места планы о покупке дома, разочарование Карен собирается в углах как пыль и вызывает аллергию.
Ты мог бы - ее любимая присказка, и Джерри, за три месяца наевшийся этим досыта и понимающий, что сейчас даже не сможет сбежать туда, где все было просто, слышать эти слова больше не хочет.
- Я же просил, оставь шторы. Чертово солнце бьет прямо в глаза.
Джерри переворачивается, скрипя зубами - спина ноет и дергает, дергает и ноет, любое движение причиняет боль, как будто по обожженному мясу проходятся мелкой теркой для сыра.
Пока он ворочается, пытаясь спастись от побудки, она не затыкается - Джерри сбивается со счета на этом бесконечном перечислении.
Да напиши ты мне уже памятку, как кретину, думает он в сердцах - неужели она правда считает, что не бреется он из-за того, что забывает? Или побреется, чтобы выйти из дома?
Да кому там, снаружи, на Джерри не насрать?
И, что важнее, на кого ему не насрать по эту сторону океана?

- Я никуда не собираюсь, - говорит Джерри, подтягивая повыше подушку и садясь в кровати.
Дотягивается до чашки, щурясь от солнца - Карен стоит возле окна, свет бьет ему в лицо, поэтому вместо жены он видит просто темный силуэт.
- Не собираюсь на физиотерапию. И сегодня, и в четверг - занимайся своими делами, я бросил.
- Папа? - Сара скребется в дверь, осторожно нажимает на ручку и сует нос в родительскую спальню. - Папа, ты проснулся?
- Хэй, детка, - ладно, он был не прав, считая, что все, кто ему дорог, остались в Йемене.
Кое-кто есть и здесь - кое-кто, ради кого Джерри делал все, что делал, начиная с женитьбы на Карен.
- Как оно?
Сара отвечает ему на улыбку своей, сияющей как стоваттная лампочка, перебегает к кровати, забирается с ногами. Джерри убирает вторую подушку, давая ей место, подставляет небритую щеку под поцелуй.
От дочери пахнет зубной пастой и мылом, а еще чем-то свежим - тем, чем пахнут только дети. Джерри сгребает ее за узкие плечи, щекотит щетиной, пока она не начинает задыхаться от смеха.
- Миссис Лотнер говорит, что вы с мамой тоже можете поехать с ними... У них большой дом, и озеро... Пап, мистер Лотнер обещал научить нас с Роуз плавать, а я сказала, что ты сам можешь меня научить - ведь можешь?
Джерри дает Саре отдышаться и сесть, серьезно кивает:
- Да, мэм, есть, мэм, будет сделано. Увидишь, ты научишься еще до конца лета.
Карен фыркает, но Джерри не позволяет этом испортить себе момент.
Сара счастливо жмурится, заглядывает в его чашку на тумбочке.
- Можно, пап? Только глоток?
Джерри щедро пожимает плечами:
- Только осторожно, он горячий.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

- Когда я снова что? - спрашивает Джерри, садясь на кровати, спуская ноги на пол, широко зевает, почесывая правое плечо - оно заживает дольше, все еще зудит. - Ну так не запрещай, это просто кофе, пара глотков кофе ей не повредит, ей уже десять, она же не младенец.
Сара растет - это похоже на чудо, на самое настоящее чудо, и Джерри даже жалеет, что пропустил много важных вех во взрослении дочери, но так, совсем чуть-чуть жалеет, и только когда очень далеко.
Когда он возвращается домой, он считает дни до следующего тура уже на втором месяце отпуска - и вот теперь это все в прошлом, и чем же ему заниматься.
Что же ему делать.
Ну уж точно не чертовой физиотерапией.
И это Карен уж точно не касается - вообще не ее дело. Она и близко не врубается, что и как.

Джерри допивает кофе, равнодушно пожимает плечами, только равнодушию этому грош цена, он все равно притворяется.
- Тебе объяснить, что значит "бросил"? Это бессмысленная хрень и я больше не собираюсь тратить на это время, вот что значит "бросил". Так что не парься насчет сегодня и насчет четверга.
У него есть еще реабилитационная группа, раз в неделю, и Джерри пропустил уже дважды, и, вот сюрприз, туда он тоже ходить больше не собирается. Это же дело добровольное, так? Для тех, кому это нужно, а ему вообще не нужно, у него все в полном порядке, а что не в порядке - эти сраные нытики ему не помогут.
То, что ему помогло бы - это если бы ему можно было вернуться обратно, пусть не прямо завтра и даже не в следующем месяце, окей, Джерри может и потерпеть, может подождать, хоть до конца года, устроить себе этот чертов отпуск, научить Сару плавать, починить этот разлад с женой, но все это не имеет никакого смысла, раз вернуться ему нельзя.
Он до сих пор не может в это поверить - не может и не хочет. До конца года, дает сам себе срок - до конца года, а потом снова отправится по всем инстанциям, докажет этим штабным крысам, что его место там, за океаном, с другими парнями из его взвода.

Он ставит кружку обратно на тумбочку, прямо на свернутую газету, положенную страницей с набором персонала вверх. Это Карен постаралась, конечно - и обвела карандашом несколько объявлений: риэлтор, охранник в крупный офисный центр, продавец-консультант в оружейный магазин...
Последнее его особенно задевает: какие-то придурки, не отличающие автоматический ствол от полуавтоматического, будут выбирать себе пушку, чтоб ы покрасоваться перед подружкой, а ему нужно будет объяснять прописные истины и надеяться, что они не выстрелят себе в ногу хотя бы до тех пор, пока не свалят из магазина?
- Просто не доставай меня, - говорит он Карен, отправляясь в ванную. - Тебе же лучше, ты же все время злилась из-за этих поездок в центр.
Ванная очень девчачья: розовые с белым и лавандовые полотенца, пахнет какой-то сладкой хренью, на полке под зеркалом целая армия флаконов и пузырьков всевозможных форм и расцветок, прокладки, заколки, невидимки, резинки для волос, шипцы для завивки и прочая херабора, и Джерри здесь будто и вовсе нет места, даже его бритва и пена задвинуты в самую глубь, и пока он лезет за ними, опрокидывает тяжелый стеклянный флакон, тот разбивается о кафель, в ванной повисает раздражающе-приторный запах ванили. Джерри собирает осколки, выкидывает в мусорку, и пока сидит на унитазе, сосредоточенно выковыривает засевший в большом пальце кусок стекла.
Порез саднит, но ничего серьезного, Джерри сосредоточенно бреется, потом сует под кран голову...
В дверь уже стучат - это Карен.
- Джерри, - сквозь шум льющейся воды голос Карен кажется раздраженным, снова раздраженным, она вообще будто постоянно на взводе, но Джерри не может еще и по этому поводу дергаться: теперь-то ей что не так, он дома, все, все, блядь, как она хотела. - Синтия подъезжает, Сара хочет с тобой попрощаться...
Джерри торопливо стирает полотенцем остатки пены, коротко смотрится на себя в зеркало - все нормально?
Все нормально, сердж, спрашивает у собственного отражения.
Короткий взгляд Карен через коридор яснее любых слов говорит ему, что нет, все совсем не в порядке, далеко не в порядке, но что с этим делать, Джерри понятия не имеет.
- Одеваюсь... Да какого хрена, мы что, приглашали ее в гости?
Сара нервно дергается за высокой стойкой на кухне, пониже опускает голову над хлопьями, и вот сейчас Джерри чувствует себя полным дерьмом.
- Одеваюсь, одеваюсь, котенок, сейчас выйду приветствовать Ее высочество королеву Синтию.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Одеваясь, Джерри пытается вспомнить, что он знает о Лотнерах, но в памяти пусто. Кажется, Сара и дочери Лотнеров учатся вместе и дружат, но он даже не уверен, что знает их имена - Мэйзи и Дэйзи? Нет, вряд ли, но как-то похоже.
А вот с Синтией подружилась Карен, и это внушает Джерри определенное беспокойство: жена наверняка захочет, чтобы он тоже подхватил традицию и подружился с мужем Синтии, каким-то эффективным менеджером или что-то такое, и скажите на милость, о чем Джерри разговаривать с этим мужиком?
Он натягивает какую-то старую майку, штаны, в которых выбирается на пробежки с тех пор, как физиотерапевт кое-как разрешил ему умеренную физическую активность вне своего зала, полного инвалидов, - ну и хватит с Синтии Лотнер, так?
У них же не светский прием, иначе бы Джерри не получил приглашения.

Он выходит из спальни, как будто из укрытия выбирается - на враждебную территорию. Это чувство еще полностью не сформировалось, но квартира никак не станет Джерри знакомой и безопасной. В реабилитационной группе говорят, такое бывает - и проходит, только, кажется, бросил ходить в группу Джерри две недели назад, когда узнал, что Льюис, еще один нытик, всего-то два тура откатавший в Сирию, загремел в психушку, самую настоящую психушку, потому что начал рыть блиндаж на заднем дворе своего дома.
Да что там начал, почти закончил - и вот что Джерри больше всего цепляет: мужик два дня только тем и занимался, что рыл чертов блиндаж там, где он нахер не нужен - ну и как, можно считать, что ему помогла групповая терапия?
Хоть кому-то она помогает?

Сара возит тряпкой по столу, вытирая брызги молока, тарелка из-под хлопьев и ложка уже лежат в мойке. Джерри добавляет к тарелке чашку из-под кофе, которую принес из спальни, несильно дергает дочь за высокий хвост, наматывая на палец светлую прядь.
У Сары светлые волосы, не блондинистые, но уж точно не в масть Джерри - какой-то золотистый орех, что ли, и ему нравится перебирать ей длинные прямые пряди, шелком ложащиеся в ладонь.
- Ты помнишь, что я тебе сказал? - спрашивает Джерри, забирая у дочери тряпку. - Я научу тебя плавать. Мистеру Лотнеру не обязательно, ага? Договорились?
Сара широко улыбается ему, задирая голову, демонстрируя свежий премоляр:
- Спасибо! - щебечет она довольно, бодает Джерри головой в живот - несмотря на недовольство Карен, Джерри и Сара частенько устраивают шуточные бои, чаще всего заканчивающиеся абсолютной победой юной, но способной мисс Кейтель, и сейчас Джерри подхватывает дочь на руки, не обращая внимания на дискомфорт в спине, там, где натягивается его новая тонкая кожа и уродливые келоидные шрамы, поднимает повыше.
- Вот закончится эта ерунда с эпидемией - и мы с тобой выберем бассейн, настоящий бассейн, а не какое-то озеро, и я научу тебя не просто плавать, а еще и нырять... Ты же знаешь, что нырять круче?
Сара с удовольствием кивает, обхватывает его за плечи:
- А мы можем тоже съездить куда-нибудь?
Джерри медлит с ответом - у него нет дома на озере, наверное, потому что он не инвестиционный банкир, но должны же быть какие-то варианты, даже в разгар пандемии.
- Я посмотрю, что можно сделать, - обещает он наконец, и Сара улыбается еще шире.
- Я так рада, что ты дома! - в сотый, наверное, раз повторяет она, и что ему ответить.
Что он спит и видит, как получает билет обратно?
Не то, что можно сказать десятилетнему ребенку, пусть даже Саре почти одиннадцать.

Сигнал домофона звучит набатом, Джерри, так и держа Сару на руках, идет к двери, но Карен его опережает, и в квартире снова воцаряется эта нервозность.
Глядя на то, как жена раз за разом перевязывает халат, Джерри спускает дочь с рук, протягивает ей растопыренную пятерню:
- Хлопай и беги за рюкзаком, - предлагает он.
Сара звонко хлопает своей ладошкой по его, убегает к своей комнате.
Джерри прислоняется плечом к стене за плечом Карен в их крошечной прихожей - и какого черта Карен требовала, чтобы он тоже показался? Ему ничуть не хочется знакомиться с Синтией, ничуть не хочется улыбаться ей и стоять под ее сочувственными взглядами - каждый, с кем Джерри встречался из друзей Карен, считал своим долгом сделать вид, будто понимает, каково Джерри, а еще притвориться, что считает его героем, и вот это, если уж на то пошло, бесит Джерри больше прочего.
Не считая его. в той машине было пятеро парней - пятеро отличный парней, так какого черта.
Он не то чтобы жалеет, что остался жив - но жалеет, что больше никто не выжил, и этот вопрос - почему он - не дает Джерри покоя.
Комплекс выжившего, сказал ему тот психиатр, который приходил в госпиталь. На самом деле, это лишь случайность - и на Джерри нет вины.
Может и нет - да конечно, нет, Джерри прекрасно об этом знает: не он виноват в том, что у них была эта старое сраное корыто, а не новенькие тактические машины пехоты, засекающие мины за четверть мили, но кому он это докажет, кучке сраных психиатров?

Синтия, холеная блондинка старше Карен - должно быть, родила позже, подошла к делу более продуманно - отчего-то вызывает у Джерри моментальную неприязнь, и только позже Джерри догадывается, что она напомнила ему медсестру из госпиталя, ту, что пичкала его морфином, пока он не отрубался.
- Пожалуйста, дорогая, чашку кофе, или я умру - девочки подняли нас ужасающе рано, к обеду я свалюсь с головной болью, - стонет Синтия, появляясь на пороге и протягивая Карен обе руки. У нее протяжное произношение, выдающее уроженку Колорадо, однако экипирована она на совесть: джинсовые шорты, топ, завязанная под грудью свободная светлая рубашка, на голове эластичная лента, поддерживающая копну светлых волос.
Будто в рекламе снимается, думает Джерри, пока подруги обмениваются приветствиями.
Взгляд Синтии останавливается на нем, обегает его целиком - вот ей-богу, Джерри чувствует себя так, будто она в уме куда-то заносит его физические характеристики.
Синтия широко улыбается, демонстрируя передние зубы чуть крупнее, которые сразу же делают ее похожей на кролика.
- Наконец-то, Джерри! Я уже начала думать, что вы выдуманный муж, и Карен просто не хочет признаваться, что воспитывает дочь одна!
Как по Джерри, это настоящий вызов - если это и шутка, то ни хера не удачная.

- Да, выдуманный муж и выдуманная война - девять-одиннадцать было давно и неправдой, - резче, чем стоило бы - это всего лишь очередная глупая курица - отвечает он, и лицо Синтии, эта тщательно раскрашенная маска, идет небольшим, но заметным проблеском волнения, настоящей эмоции, как будто трещина на фарфоре.
Я еще и не так могу, думает Джерри со злобным удовлетворением - хотя была бы причина: эта баба никак ему не противник.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Да, ему было двенадцать, как и этой Синтии - двенадцать или около того, она уж точно не сильно младше, и точно застала эти нью-йоркские события, и тоже наверняка затаив дыхание смотрела за тем, как спасатели разбирают завалы, представляла себя на месте погибших, себя и своих близких.
Он так и стоит, привалившись плечом к стене, разглядывая эту Синтию почти в упор, дергает подбородком на злые слова Карен, усилием воли заставляет себя промолчать - не из-за Карен и не из-за Синтии, но из-за Сары, которая осторожно высовывается из комнаты, привлеченная резкими голосами у входной двери.
- Ну да, еще не привык. - Извинения в его голосе нет ни на цент, едва ли это остается секретом для любой из женщин, но Джерри и не собирается извиняться - за что?
Холодная, какая-то чужеродная мысль - а что, если он так и не привыкнет? - посещает его в который уж раз, и Джерри торопится выкинуть ее из головы.
Не привыкнет, потому что и не придется. Так и быть, пару месяцев он поторчит дома - проведет время с Сарой, может, свозит ее куда-нибудь в парк, если туда пускают из-за эпидемии, будет читать ей и сидеть рядом, пока он делает уроки... Джерри не напрягает вся эта ерунда, нисколько не напрягает - и кое в чем Карен все же права: ему стоит больше времени проводить с дочерью.
И с женой, если уж на то пошло.
Это придает размышлениям Джерри другой вектор: они, конечно, ссорятся с Карен так, что только пух и перья летят, но когда-то это неплохо ее заводило. Она темпераментная, он знает об этом - но, кажется, это же хорошо? Для брака - хорошо же? Лучше выплескивать все и сразу, чем копить, пока не разорвет - к тому же, Джерри нравится, каким бывает их секс после примирения.
После примирения и после его возвращения, а в этот раз все пошло не так - он почти четыре месяца провалялся в госпитале в Ираке, потом уже здесь, в Штатах, и как бы в курсе, что привлекательности ему эта шкура на спине не добавила, но, в конце концов, Карен не нужно смотреть ему на спину.
Им нужно поссориться, вот что. Не просто обменяться шпильками, шипеть друг на друга, приглушая голос, чтобы Сара не услышала, а поссориться нормально - с криками и битьем тарелок, если захочется, поссориться как следует, вот такая терапия ему точно не помешает, а потом так же как следует потрахаться.

И это хороший план - но, разумеется, Карен не в курсе его планов, так что ссору она начинает, едва за Синтией и Сарой закрываются створки лифта, с того, что трогать нельзя.
- Но это и есть мое личное дело! - тут же огрызается он. - Это и есть оно - или ты забыла? Забыла, чем я зарабатываю, забыла, чем занимаюсь? Это каждый раз мое личное дело, сделать так, чтобы то, что случилось в Нью-Йорке, больше никогда не повторилось - а ты и твои подруги делаете вид, что ничего и не было! Какого хрена, карен! Каждый день черт знает как далеко отсюда ребята получше, чем муж этой Синтии, рискуют своими жизнями, делают то, что должны, защищая - его, ее, тебя, а она здесь, наверное, даже новости переключает, когда сообщают о потерях нашего контингента, переключает на какое-нибудь гребаное телешоу или теле-магазин, потому что в ее мире этог, блядь, не сущетвует!.. Выдуманная война, так? Она твоя подруга - твоя, блядь, подруга, и так говорит? Так думает? И ты, может, думаешь точно так же?!

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Наверное, да. Наверное, именно это ему и не нравится: она как будто вовсе не рада его возвращению, как будто вовсе не ждала его.
Да, да, сотню раз да, в этот раз все не так, иначе, намного тяжелее - госпиталь, потом физиотерапия, его плохой, беспокойный сон, раздражительность, таблетки, вонючая мазь, которой пропахли, кажется, все простыни и вещи в шкафу... В этот раз все и правда хуже, но, черт ее дери, разве то, что он вернулся, живым вернулся, не повод для радости?
Вот Сара ему радуется, дай ей волю, торчала бы возле него целыми днями, облизывала бы с головы до ног, даром что уже подросток, а от жены Джерри не чувствует ничего подобного, и его это задевает, цепляет его это, сильно и по-плохому.
У него все серьезно к ней, он уверен - к тому же, у них ребенок, их драгоценная принцесса Сара, и, как считает Джерри, это стоит многого, так какого хрена его жена ему не рада.
Какого хрена выкручивает, выворачивает все так, будто он виноват, что хочет, чтобы она ему радовалась, что хочет от нее поддержки - и в этом тоже, в этом самом для него важном.
Как будто он уезжает развлекаться, на каникулы уезжает - это же не так, и, черт возьми, разве, положа руку на сердце, его занятие не важнее?
Разве он не заслуживает хотя бы благодарности?
А что получает вместо этого? Обвинения, косые взгляды, ее вечное недовольство тем, что он не похож на мужей ее подруг.
И удары.

Злость придает ей сил, она лупит его кулаком, не разбирая, в плечо, по плечу, задевая тонкую, едва-едва натянувшуюся кожу. Ткань майки проезжается по ожогам, доставляя дискомфорт, причиняя боль - снова боль в его многострадальной спине, снова боль, и куда больнее ее слова: она и в самом деле не рада.
Не рада его возвращению.

Джерри и так порядком накручен - собственным невнятным положением, увольнением, лекарствами, от которых у него тяжелая голова и бессонница, этой самой бессонницей, болью в заживающей спине, сочувствующими взглядами, тупыми психологами, а тут еще это - она его бьет.
- Завали! - рявкает он, хватает ее за руку со сжатым кулаком, выворачивает. Пальцы плотно ложатся на ее запястье, тянут выше, Джерри толкает ее на стену в их крошечной прихожей, между входной дверью и встроенным шкафом.
- Ты работаешь неполный день в сраном рекламном агентстве, у которого и десятка клиентов не наберется, рисуешь свои картинки, которые никто не покупает - думаешь, я езжу туда ради собственного удовольствия?! Думаешь, мне надо бросить, думаешь, меня где-то ждут с распростертыми объятиями, чтобы с порога платить по восемьдесят штук в год?! Или, может, ты сама будешь оплачивать счета? Все это?! - Джерри волочет жену в спальню, мало соображая, что наверняка причиняет ей боль - а может, соображает. Может, даже хочет этого - потому что она-то не стесняется, не сдерживает себя.
- Твои тряпки?! Твою чертову тачку?! Увлечения и кружки для нашей дочери?!
В какой-то момент он теряется в этой накатывающей удушливыми волнами злости - теряется настолько, что видит в женщине перед собой врага, и стискивает пальцы на ее запястье сильнее, выворачивая, выкручивая руку, волоча ее вдоль стены в их спальню, где по-прежнему шторы не до конца отодвинуты, где пахнет потом и лекарствами - и болезнью.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Реальность расплывается, подрагивает, как воздух над раскаленным асфальтом, над горящими нефтяными вышками. Даже пахнет также - горящей нефтью, и за сжатыми зубами Джерри скапливается горячая горькая слюна. Боль смешивается со злостью, удушающей как нефтяной дым, оседает на языке жестким песчаным крошевом, Джерри тащит жену за собой, даже не тратя время на то, чтобы увернуться от ее ногтей, ее ударов. Щека горит, но Джерри не обращает на это внимания, даже не понимает особенно, что он делает, зачем он тянет Карен за собой - ее выкрики режут как лезвие канцелярского ножа, остаются в порезах саднящим послевкусием.
А она вопит и вопит, вопит как чертова банши - выкрикивает ему в лицо оскорбление за оскорблением, обвиняет в том, что ему плевать на нее, что ему нравится заниматься тем, чем он занимается в Заливе, и это "отпусти" на высоких тонах вворачивается ему в череп как дрель для металла.
Джерри трясет головой, как собака, замученная блошинами укусами настолько, что уже нет сил чесаться, дергает Карен к себе, будто в танце, попутно выкручивая ей руку еще сильнее - и тут происходит все сразу.

Сперва как будто время останавливается - Джерри потирается щекой о плечо, оставляя кровавое пятно, унимая зуд в свежей только наросщей коже на плечах, и тут вокруг все будто взрывается после ее слов.
Джерри будто глохнет, не слышит этот жуткий хруст, не слышит, как Карен вскрикивает, как шокированно выдыхает, как сползает по стене на пол, царапая свободной рукой стенку шкафа, у которого скорчилась.
Не слышит ее болезненного плача - в ушах так и крутится раз за разом: она не от тебя.

Сара. Она говорит о Саре, говорит, что Сара, его девочка, его принцесса, не от него - что ее отец какой-то другой мужчина, а он, Джерри, не имеет к ней никакого отношения в том самом, физическом, самом главном смысле.
Какая рука, он вообще не понимает, о чем она говорит, о какой руке, каком телефоне. Главное другое - то, что она сказала о Саре.
- Что ты сказала? - орет он, не обращая внимания на ее слова. - Что ты сказала о Саре? Ты, сука, что ты сказала?!
Она его будто не слышит, и Джерри вгоняет кулак в стенку шкафа над ее головой, заставляя его подпрыгнуть, внутри что-то глухо шлепает.
- Это же не так? - он падает рядом на колени, снова хватая ее за руки, за плечо, заставляя посмотреть на себя. - Карен, Карен, ты же имела в виду совсем не это, ведь так?

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Джерри пропускает мимо ушей всю эту хуетень, не дает ей встать, отстраниться, уйти из-под его взгляда, даже руки не отпускает, несмотря на ее слезы - но ее всхлипы постепенно достигают его сознания, как и слова.
Рука, рука, он сломал ей руку. Джерри опускает взгляд, расцепляя пальцы, и Карен тут же отползает от него дальше, пусть даже это дальше - какие-то жалкие пара-дюймов.
Она держит руку как-то не так, не правильно, локоть торчит даже через рукав, и даже через рукав Джерри видит, что она не врет - и с чего бы ей врать, спрашивает он сам себя.
С того, что она испугалась, испугалась, что ты не остановишься, и соврала, что ты сломал ей руку, чтобы ты наконец-то ее отпустил, кто-то услужливо подсказывает ему из глубины, а Джерри все таращится на эту руку, ее чертову сломанную руку, ее несчастную сломанную руку, потом мотает головой.
Это все не считается. Баш на баш, она сказала, что Сара не от него (а от кого же), но не имела это в виду, просто соврала, чтобы причинить ему боль, а он сломал ей руку, но не хотел этого, просто случайно так вышло он хотел причинить ей боль.

От этой мысли Джерри не по себе - ощущение, будто он выныривает из тяжкого похмелья или отступает жесткий трип. Во рту сухо, руки дрожат, он даже дышит через силу, хватает и хватает ртом воздух и все равно задыхается. Все тело как будто и не его вовсе, и когда Джерри все же выпрямляется, помогая ей встать, то отмечает, что они оба дрожат, а на его майке появились уродливые пятна от пота.
- Хорошо, - хрипло выдавливает он, хотя что уж тут хорошего. - Давай. Где ключи?..
Сара не может быть не его дочерью - она его. Он помнит ее еще крестиком на тесте, невнятной загогулиной на снимке УЗИ, крохой в младенческом чепчике с мутно-голубыми глазками и беззубыми деснами. Он помнит, как она росла - как у Карен пропало молоко, как Сара сначала отказывалась от смесей, но потом позволила себя уговорить. Помнит фото, на котором она уже стоит. Помнит ее первое платье в желто-синюю клетку, в котором она была похожа на неправильную шахматную доску.
Большинство его воспоминаний статично, картинка или рассказ с чужих слов - его так много времени не было дома, не было рядом,  - но это его воспоминания, каждое он бережно держит в голове, и все они под общим названием - его дочь.

Его ребенок, существо, которое получилось от него, с его участием, в котором половина от него - как она может быть от кого-то другого, когда она вся, от макушки до кончиков пальцев ног, его.
Он и чувствует так - как будто она часть его тела, продолжение, и горло все еще перехватывает каким-то физическим отрицанием, стоит ему подумать, что Карен не соврала.
Конечно, соврала. Конечно, иначе и быть не может - разве в противном случае он не почувствовал бы сам? Разве не понял бы, не имей Сара к нему никакого отношения, не будь частью его самого?
Разумеется, понял бы - и Джерри повторяет себе это раз за разом, пока они садятся в тачку, пока он справляется с городским трафиком, от которого успел отвыкнуть.
Ему пока рекомендовали не садиться за руль - и понятно, почему: он рассеян после контузии, не успевает за светофорами, провоцируя других водителей на сигналы и выкрики в окна, но, к счастью, пандемия вносит свои коррективы, и улицы не так загружены, как раньше.

- У тебя кто-то есть? - спрашивает он вдруг, и его вопрос ложится поверх уличного шума уродливой кляксой. - Ты с кем-то спишь?

Они добираются до приемного покоя, скучающая медсестра требует надеть маски - Джерри долго копается в карманах, потом вынужден купить маску в автомате на входе, кое-как натягивает ее на лицо, резинки тут же режут уши.
Медсестра профессионально нетороплива, не впадает в драму, несмотря на залитое слезами лицо Карен, и так как в клинике больше никого, предлагает помочь с анкетой, пока Джерри накручивает круги вокруг ряда белых пластиковых стульев для ожидающих.
Но один вопрос заставляет его сбиться с шага, он смотрит на жену поверх плеча медсестры.
Причина травмы.
Причина, мать ее, травмы.
Что бы он сделал, если бы она сказала, что не соврала?
Что бы он с ней сделал?
У Джерри нет ответа на этот вопрос, а может, он просто не хочет на него отвечать.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+