Прошло чуть больше месяца с их последнего разговора, где Дебра Куилл четко дала понять, что она в нем не нуждается, что это была всего лишь одна ночь слабости, в которой она поддалась каким-то скрытым мотивам, а может просто физиологической потребности, в которой он увидел нечто большее. «Я не думала о тебе, ясно? Ни секунды» - эта фраза, сказанная ею в порыве чувств, всплывала в голове слишком часто, всякий раз, когда он замечал ее силуэт боковым зрением.
Пирсон избегал ее и не скрывал это. Если и нуждался в механике, то обращался не к ней или вовсе игнорировал поломку, пересаживаясь на другой транспорт, а в последнее время, все реже выбираясь за пределы общины, после событий разгрома Сент-Луиса. Кстати, тогда он в последний раз напрямую контактировал с ней, но лишь потому, что взаимодействие это было вынужденное и ситуативное. Для эмоций времени не было, демонстрировать их разлад всей группе не хотелось.
После нужды не было. А потому и видеться с ней он не хотел. Но если быть до конца откровенным, то отчаянно желал, сдерживая себя, поскольку понимал, что ник чему хорошему это не приведет. Что он мог ей сказать? Он был разочарован в себе больше, чем в ней. Не поддавался чувствам и не стоило начинать, не доверял никому и стоило оставить все как есть. Выйдя на крыльцо трейлера и стоя на нем сейчас, привычно выдыхая сигаретный дым, он даже усмехается своим мыслям, вдруг осознав, что вел себя как мальчишка: влюбился в девочку, которая отказалась идти с ним на выпускной вечер. Ему 51 год, а эмоции у него такие, будто он на двадцать или тридцать лет моложе. Глупости.

Иногда он спрашивал о ней у Джерри, тот, как будто все знал, вечно смотрел на Раста, в ожидании от него каких-то решений, а Пирсон ничего не предпринимал, потому что пособие «как влюбить в себя женщину с первого взгляда» затерялось где-то после смерти Дилан и до сих пор не нашлось. «Ты пиздец как ошибся в выборе», - сказала, нет, прокричала она тогда, но Дебра была не права. В выборе ошибся не он, а она, видимо решив, что он тот человек, которого можно использовать на один вечер, а после сделать вид, что ничего не было. Удобно, но ему не подходит. И все же он переживал за нее, но не только знание о ненужности его персоны, не давало ему сделать первый шаг к примирению, но и чувство вины, за то, что – «И ты прав, тебя там, блять, не было». – из-за которого он не мог смотреть в ее глаза, боясь увидеть там ненависть, за его ошибку, а может даже ее разочарование в нем как в лидере, как в мужчине, как в том, кто должен был ее защитить и быть рядом, но его там, блять, не было. Прошел месяц, а он все еще, черт возьми, корил себя за то, что послал ее тогда пустить пулю в Ленни. Нужно было не позволить ей, нужно было удержать ее, пускай бы обижалась, зато не была бы ранена.

Он спускается с крыльца, погруженный в свои мысли, почему-то на автопилоте двигается в сторону мастерской. Ледяной ветер приближающейся зимы заползает под полы распахнутой кожаной куртки, накинутой в спешке на футболку, дабы просто выглянуть из теплоты трейлера на перекур, но почему-то переходящей в прогулку.
Он замечает Дебру издалека. Она, явно в нетрезвом виде неловко присела или упала у мастерской, явно не найдя сил, чтобы подняться и дойти до теплоты здания, в котором обычно проводила все свободное время, а может она, наоборот, оттуда и выходила. Пирсон выкидывает окурок, переходя на легкий бег, чтобы быстрее оказаться у тела Куилл. – Ну что ты будешь делать. – Снисходительно замечает он, подхватывая ее на руки, и этот момент до смешного напомнил ему тот вечер, когда она ударилась головой и он вот так же, как и сейчас, нес ее к своему трейлеру. – Горбатого могила исправит, да? – Задает он риторический вопрос, поскольку не был уверен, что Дебра сейчас вообще его слышала. А надо бы. Она вконец замерзла, но видимо из-за количества выпитого спиртного, холода не ощущала. Ее джинсы казалось встали на ней колом, лоб, прижимающийся к его губам во время его ходьбы, напоминал кусок льда. – Что же ты творишь, шальная. – Тихо произносит Пирсон, пока заходит в трейлер и опускает ее на диван.

Навыков спасения, замерзающих он не имел, помнил только, что надо их раздеть, да в горячую воду опустить, но у него был только душ, а Дебра сейчас вряд ли смогла бы на ногах там устоять. Что ж, придется идти вместе. Он осторожно стягивает с нее куртку, затем избавляет от грязной, перемазанной в чем-то одежды, а после раздевается и сам, поднимая ее на руки. Она, может, и давно пришла в себя, вот только вряд ли смогла бы сопротивляться в таком состоянии. – Не переживай, на честь твою я не покушаюсь. – Раздраженно произносит он, занося ее в душ, а после, включая больше горячую, чем теплую воду, куда ставит Дебру и заходит сам, подставляя тело под брызги.

Ее голова заваливается назад на его плечо, а затем наклоняется вперед, прям под струи воды, делая оборот по часовой как планета вокруг солнца, пока она не приходит в себя окончательно. И Пирсон сразу отмечает секунду, когда это происходит: расслабленность сменяется на напряженность, ее движения приобретают осознанность и она теперь может не только держать голову без его помощи, но и стоять. В этом конечно же были плюсы, теперь он перестал переживать, что она возможно умерла, потому что ее «возвращение» было подобно подселению души в мертвый телесный сосуд, но были и минусы в виде очередных закидонов Дебры по демонстрации своего характера и не любви к всему миру и Расту. Да, особенно к нему.
Что-то такое он от нее ожидал, поэтому, когда Куилл начинает метаться по душевой в поиске выхода, не пытается ее остановить, лишь произнося краткое. – Успокойся. – И, - Все хорошо. – Надеясь, что это хоть как-то ей поможет, а может, в большей степени ему, но она его не слышит. Хотя погодите, когда она вообще в последний раз предпринимала попытки его услышать?
А, да, никогда.

Вылетает из душевой кабинки, Пирсон отключает воду и делает шаг следом, с интересом наблюдая за тем, что она будет делать дальше. Не то чтобы она была каким-то подопытным кроликом, которого поместили в несвойственные ушастому условия, но у Раста сейчас были подозрения, что она словила «синьку», а люди под этим делом на многое способны, например, пырнуть ножом. Но у него такого в трейлере не водилось, по крайней мере в очевидных местах, с которых оружие можно легко схватить и использовать.

Пирсон даже не осматривается, и так знает, что она схватила единственное полотенце, что было в небольшом пространстве, именуемым «душевой комнатой», поэтому просто двигается следом. Собственная нагота его не смущает, хотя вода льется на пол с его плеч, образовывая под ногами небольшие лужи. «Ветерок» позади его спины кряхтит в попытке отопить небольшое помещение его обители, но находка рейдеров настолько древняя, что устройство становится больше жалко, попытки его явно растрачивают электроэнергию зря. Холод он не ощущает, хотя тело, подобно ее покрылось мурашками, а кожа стала уязвима к температурному минимуму, соответствующему погоде. Пирсон не мешает ей собирать вещи, стараясь не выдать, насколько это его задевает, и все же позволяет, не останавливает, не пытается препятствовать. В конце концов он и не собирался ее здесь удерживать, его миссия заключалась в том, чтобы помочь: поднять, отогреть, привести в чувства – и он свою часть выполнил. Останавливается и наблюдает за ее попытками натянуть на влажное, а местами даже мокрое тело свою одежду, которая, естественно, сопротивляется, но и Дебра не из тех, кто легко сдается. Горячий воздух обдувает икры, когда Раст останавливается у электрического друга, и тогда он впервые начинает ощущать, насколько же в трейлере, черт возьми, холодно.

Раздается стук в деверь, настойчивый, требовательный. Раст, в эту минуту сосредоточенный на рассматривании Дебры, успевает заметить, как изменилось ее поведение. Если бы он мог расслышать ее сердцебиение, то был уверен, что услышал бы сейчас тишину, свидетельствующую об остановке сердечного ритма его женщины. Бывшей его женщины? Его? И ему не понравилась ее реакция. Он не любил, когда Дебра боялась, вне зависимости от того, что между ними сейчас было.
Молча проходит мимо нее к двери, распахивает ее ровно настолько, чтобы пришедший видел его лицо в узкой створке приоткрытого пространства. Руфус. При виде него какие-то интуитивные догадки, которые посещали Раста, будто подтвердились. Он и раньше замечал странную реакцию у Куилл на мужика, только не придавал этому значения, потому что они были в ссоре.
Что, очередной ухажёр, с которым она переспала и кинула? Пришел выяснять отношения? - Раст сейчас не был настроен на такие жизненные повороты.

- Что надо? – Грубо спрашивает он, видя, как взгляд Руфуса скользнул по его телу, отметив, что он не одет. Мужик пытался скрыть улыбку, но она все равно появилась на его губах. Отвратительное зрелище. Это была не просто улыбка – звериный оскал, как будто он сейчас получил какую-то ачивку, подарок судьбы и он ему понравился. – Извините, что потревожил. Видел, что Дебре стало плохо и хотел убедится, что вам не нужна моя… помощь. – Говорит он с расстановками, все еще улыбаясь. В его темных крысиных глазах горел странный огонек, это было бы очень зловеще, если бы Пирсону не было так похуй. – Нет, ничего не надо. – Отвечает Раст и захлопывает зверь прежде, чем мужик успевает еще что-то вставить. А хули он хотел? Светской беседы? Не по адресу, блять.
Раст еще какое-то время стоит у закрытой двери, прислушиваясь за тем, что происходит за ней. Сначала там царит тишина, а после слышны шаги Руфуса, развернувшегося и спускающегося по металлическим ступенькам. Пирсон оборачивается к Дебре, смотрит на нее какое-то время. – Ничего не хочешь объяснить? – Спрашивает у нее, надеясь, что она достаточно пришла в себя, чтобы связать чуть больше слов воедино, чем просто «нет», которые повторяла до этого. – Решишь уйти – не стану задерживать, только не надо пытаться сделать из меня идиота. – Говорит, намекая на то, что их переглядки с Руфусом и ее странная реакция не остались для него незамеченными.

Пирсон не любил погружаться в тяготы людей, что его окружали. Не потому что отличался особой черствостью, но потому что своего дерьма хватало. Вокруг было так много людей, так много историй, бесконечно тяжелых и порой поистине трогательных, но погружаться в них это как заходить в болото, зная, что тебя утянет. Людское горе имеет свойство прилипать, да так сильно, что порой хер отмоешься, а еще, главная причина такой эмоциональной отстраненности была в том, что люди после этого считали его спасителем и заглядывали в глаза с надеждой, что уж он то но исправит все, что с ними стало.
А он не мог, да и не хотел.
Все что мог предоставил – живите и радуйтесь тому, что есть, но они смотрели. И будто чего-то ждали, а потому побуждали замкнуться в себе, уйти так глубоко, как только возможно и максимально отстраниться. И Пирсон придерживался этой позиции, которая позволяла оставаться объективным, сохранять субординацию, снискать к себе уважение. Чем меньше он контактировал с людьми, тем меньше они владели о нем информацией, которую в последствии могли использовать против него. Был ли в общине человек, что мог сказать, что знает его или о нем хоть что-то личное, интимное, помимо общеизвестных фактов откуда он пришел? Нет.

Вот только вся эта выдержка и отстраненность рушатся, когда на горизонте появляется Дебра Куилл.
Раст всегда имел слабость к желанию ее познать. Еще с той первой встречи в допросной комнате, где он вроде бы все о ней понял, но это было не так. Пирсона интересовало все: от лишней выпитой бутылки вплоть то того почему она ее выпила. Интересно было и почему она замыкается порой и почему внезапно злиться, почему испытывает страх и отталкивает тех, кто может защитить, почему отказывается от помощи, хотя видно, что отчаянно в ней нуждается. И вот это последнее было тем, что он видел в ней и сейчас, пока стоял у двери трейлера, пробегаясь взглядом по ее лицу, хрупкой замершей фигурке в мокрой одежде, в боли, что плескалась океаном в ее глазах.
Что с тобой произошло, Дебра? Хотелось спросить ему, но он молчал, зная, что не получит ответа. Одним из плюсов их взаимоотношений, на котором и возникло ощущение, что может что-то получится большее, - было то, что он прекрасно ее понимал. Пирсон изучил ее ровно настолько, чтобы легко предугадывать вероятность той или иной поведенческой реакции девушки на его возможные действия. Он знал, что, если надавить – она закроется, если уйти в агрессию, жестким приказам – она вспылит, проявить нежность – оттолкнет. И это бесило, потому что ограничивало возможности того, что он мог бы предпринять, поэтому самым очевидным и простым, что он мог бы сделать – это ждать. Говорят, что время лечит, но это не совсем так. Время скорее созревает, оно взращивает в людях то, что они копили, пока не наступает момент прорыва и они сами не нуждаются в том, чтобы выплеснуть то, что гложет, уничтожает, убивает изнутри. И Пирсон очень долго ждал, пока этот момент наступит у Куилл.

Она покачивается, он, не сдерживается и все же делает шаг в ее сторону, зная, что помощь она не примет, но не может поступить иначе. Дебра останавливает. Уходит в спальню, и он следует за ней, сохраняя дистанцию, чтобы у нее не было ощущения, что она заперта в клетке, не было иллюзий, что он попытается прижать ее к стенке и не было аналогий с допросом. Когда она усаживается на кровать, он прижимается плечом к косяку перегородки, визуально разрезающей трейлер пополам.
Он слушает, сохраняя молчание, хотя каждое ее слово пробуждает в нем убийственное желание пойти и стереть Руфуса с лица земли. Очередная промашка? Они пригрели на груди змею? Он устал от ошибок, которые случаются из раза в раз. На миг вспоминает, как Руфус вообще проник в общину, как прикинулся спасителем, что помог Дебре, как втерся в доверие, надев маску героя. Рассказ Дебс напоминал фантастическую историю о манипуляциях и играх разума, которую можно посмотреть в хорошем фильме, но сложно представить в реальности. А еще Раст знал, что ни одно существо в мире не будет скакать под чью-то дудку, если у абьюзера нет на него компромата. – Что у него есть на тебя? – Спрашивает Пирсон, только сейчас переводя взгляд на нее, когда ранее он пялился в стену, пока слушал.

Он отталкивается от опоры и подходит к ней, устало опускаясь на кровать. Не двигается, не пытается к ней прикоснуться, но смотрит, стараясь счесть по ее мимике и жестам то, что она может попытаться утаить. Доверяет ли ему Куилл настолько, чтобы наконец раскрыть тот секрет, что мучает ее долгое время? Тот, что станет недостающим кусочком мозаики, складывающей пазл картины воедино, объясняющим все ее поведение, пристрастие к выпивке, боязнь подпустить кого-то ближе, реакцию на его прикосновения к ее телу в период их интимной близости.

Ожидание ответа, столь долгое и томительное, как не странно, не напрягает. Уж что Пирсон умеет делать в совершенстве, так это ждать, хотя не известно откуда такие навыки взялись, охотником он никогда не был, да и умениями к выслеживанию не отличался. Но именно терпеливость, усидчивость как у того, кто выслеживает жертву – это да, этим он обладал в совершенстве. Вот и сейчас, сидя на кровати рядом с Деброй и не смея к ней прикоснуться, он просто смотрел на ее лицо, на чуть волнующе подрагивающие губы при каждом вздохе, а может от волнения, смотрел, и не решался нарушить тишину этого мгновения.
Ее ладони взмывают вверх к лицу, ладони Раста в этот момент синхронно сжимаются в кулаки, но не от ярости, но, чтобы удержать себя от желания ее коснутся. Убрать ее ладони от лица, привлечь к себе, забрать в кольцо и показать, что она теперь в безопасности. В той, что гарантировать он не мог, но мог попытаться, проделать все усилия, доказать, что он может. Он, ведь, такой себе ухажер на самом деле и утешать совсем не умеет: предложить сигарету? может, алкоголь? – пожалуйста, но найти те правильные слова, которые подарят человеку ощущение успокоения – нет, с этим он вряд ли справится.  Да и Куилл, она ведь не такая, она та, что душит чувства в потоках ярости, не поймет, оттолкнет, вспыхнет тут же как спичка, даже зная, что собственный огонь ее убьет. Попытается убежать, спрятаться, снова закрыться, а он только-только пробился через эти стены, что она вытроила вокруг себя, те, в которых считала, что она в безопасности. Вот только она ошибалась. Они ведь наоборот убивали ее, давили, сжимали ее в основании, не давая вздохнуть, и нельзя человеку так долго сдерживать в себе, все равно рассказать надо, может даже не ему, но надо, а Куилл, она же упрямая, самый упрямый человек на планете, с которым ему было суждено познакомиться. Упрямый и такой привлекательный, даже сейчас.

Ее слезы бьют по больному, в самое сердце, которого казалось, уже нет. То есть, физиологически есть, но не эмоции, от них Пирсон давно отказался, зачерствел, отталкивал, как и привязанность. И обычно плачущие люди его раздражали, но не она. Плакала тихо, как будто сама своих эмоций смущалась, оттого что-то пробуждала в Пирсоне, что-то давно утраченное. Это не было жалостью к ней, хотя наверно стоило, но было чем-то другим, таким, что дребезжит как трели колокольчика где-то под ребрами, не приятное, но гармоничное чувство, когда ты, наверно, кого-то любишь. А он любит? Хуй его знает. Он даже не уверен, что знает, что значит это слово на букву «Л», о котором говорят.
И он не выдержал. Рука взметнулась к ней, дыхание стало тяжелым, глаза потемнели, не от страсти, хотя это всегда рядом, когда Дебра рядом, но от злости, не на нее, на тех, кто так с ней поступил, заставил это чувствовать. Ему хочется сгрести ее в охапку, к себе прижать, чтобы выплакалась наконец, чтобы чувства эти отпустила, чтобы ей стало легче. Но есть ли волшебная таблетка от горя и станет ли он такой для нее? Хуй его знает дважды. Она же наоборот вскакивает, и Пирсон издает тихое шипение сквозь сжатые зубы. Знал же, что так и будет, что не нужны ей его прикосновения, что оттолкнет, хорошо хоть нахуй не послала. А могла ведь, конечно могла. Потому что знала, что останется за это безнаказанной, что не может он на нее злиться за вольности такие, хотя давно пора.
– Дебра. – Тихо произносит синхронно с ее «нет». Отлично, теперь она злиться.
Все остальные вопросы игнорирует, потому что они глупые, не стоят того совсем, и явно не это она спросить хотела, просто тему переводит, не знает, как начать, а оно же рвется, видит он, что рвется изнутри как гнойник, который все никак не может, поэтому смотрит на нее опять, руку на кровать опуская.
Она кричит. Опять. Всегда кричит на него, сейчас может и не на него, но кричит, не так, как бы он хотел. Пытается слова в историю сложить, но нихера не получается, а он ведь слушает, сплетает эти бессвязные фразы как паук в единую картинку, и картинка эта дерьмовой получается.
– Ясно. – Тихо отвечает на вот это вот «вы все куски дерьма». Да, где-то она ведь права была. Он тот еще кусок дерьма. Может, нормальный бы отпустил ее, что-то там понял, из того, что сакральное и все такое, но он ведь кусок дерьма? Поэтому встает с кровати и следом за ней идет, когда она из «комнаты» выходит, в конец трейлера двигается и он за ней, конечно же, всегда вот так делает. А надо бы прекратить, остановиться и нахер ее послать. Только почему-то хочется потом за ней туда пойти, куда пошлет и обратно притащить, а может там же и остаться. Желательно, навсегда.
- Понятно. – В очередной раз вторит ответом на ее же вопрос о дерьме. Потому что хуй знает, какого ответа она от него ждет, а, по-моему, вообще не ждет, просто орет что-то лишь бы орать. Но суть сказанного он понял, не о дерьме, хотя это тоже, но об отце, который больно ей сделал, так, как нельзя, извращенно, в той манере, куда никому нельзя погружаться, перешагнул ту границу, которую нельзя перешагивать, и Пирсон бы убил его, но она ведь уже его опередила.
Отталкивает его, он шаг назад делает, не потому что она сильнее физически, а потому что чувствовал, что так надо. Просто дать ей понять, что она может. Да, ты сильная, Дебра Куилл, сильнее, чем многие.

Он снова шаг назад делает. Молчит. Смотрит. Ждет.
Шлепок по щеке ладонью. Обжигает, но терпимо. – Ясно. – Вновь скупой ответ на ее это «ты мне не нужен», а он уже давно это понял, хоть восемь раз повтори. Сильная Дебра Куилл, которая все может сама, зачем он ей, в самом деле. Снова пощечина, на этот раз сильная, она аж в ушах звоном отдает, но он в ответ лишь лицо к ней обратно поворачивает. Давай, Дебра Куилл, продолжай.
Но она будто все, будто сдулась, будто последнее в эти удары и толчки отдала, он же видел, что сил в ней уже не осталось, сама себя вывернула, устала. 
И он дает ей возможность выплакаться, лишь спустя минуту, руки подняв, чтобы к себе прижать, как будто все еще опасался, что не все она в себе выжгла, будто догорающий фитиль еще в последний раз вспыхнуть может, но, вроде нет, не осталось в ней ничего. – Ну все. – Тихо на выдохе произносит. – Все. – Ладонь чуть выше поднимает, чтобы по волосам ее успокаивающе погладить. Затем легкий поцелуй на макушке оставить, как будто невесомость сможет уберечь от вторичного всплеска ярости внутри нее. Но он ведь не за себя боялся в самом деле. Что она? Ножом его пырнет? Да ну вряд ли. Просто и так себя уже сожгла, куда уж больше.
Затем отстраняется, чтобы поудобнее ее руками перехватить и на руки поднять, да в сторону спальни сдвинутся. Он к кровати ее подносит и осторожно на нее опускает рядом присаживаясь. Не хотелось, чтобы она его действия неоднозначно восприняла, чтобы что-то там себе придумала, хотя конечно ему рядом лечь хотелось, и утешить, к себе прижать, чтобы плакала в него вместо подушки. Щека горела, как будто она его ебалом к чайнику медному приложила, хоть бы по разным щекам била, в самом деле, но что уж тут поделать. Не сомневался так же, что рожа у него красная вся.
Он руку тянет к ее лицу, чтобы прядь волос с щеки убрать и смотрит на нее с пониманием, потому что такое дерьмо в одиночку проходить никак нельзя. Надо бы что-то сказать, как будто подытожить, но не мог он слова правильные подобрать, те, которые она хотела бы сейчас услышать. Поэтому ограничился молчанием, и мягким взглядом, пробегающимся по ее лицу.
- Засыпай, Дебра Куилл, маленький воин. – Уголок губ дрогнул, но выше не поднялся. – Тут тебя никто не тронет. – Добавляет он, вот только очень хотя ее тронуть сейчас, да, заплаканную, да, уставшую, да, такую колючую. Но нельзя. Он может и кусок дерьма с членом, но не то чтобы тупой.

Как только Дебра засыпает, Раст отправляется на охоту. Не ту, к пониманию которой все привыкли, когда стреляешь по белкам, да по лесам широебишься. Охоту он собирался вести на человека живого, находившегося прямо в лагере.
И это была не та история, где он около часа держит человека на мушке, пока они треплются за жизнь, а злодей рассказывает о всех своих горестях и невзгодах, как бывает в кино. Нет, когда Раст выбил дверь в комнату Руфуса Лэмба, то тут же всадил в его тело пули три, пока тот не успел хоть что-то сказать. Мужик в этот момент как раз садился на постели, пробужденный внезапным приходом нежданного гостя в ночи.
Конечно, был соблазн его выслушать, возможно, у Лэмба была бы своя версия истории, которую рассказала Дебра, но Пирсону было достаточно и такой правды, которой он сейчас обладал. Слезы Куилл, такие редкие, но искренние, говорили несколько больше о том, что она сумела пережить, нежели любые из слов, что он мог бы услышать. Пусть даже рассказать что-то мог человек участвующий в тех событиях тоже.

Кровь, брызнувшая из пулевых ран на теле Руфуса, залила белые простыни, на которых он до этого спал, окрасив так же стену за его спиной брызгами. На шум прибежали Клэнси и Донна, поскольку их комнаты были соседними с той, что принадлежала Лэмбу. – Уберите здесь. – Мрачно бросает им Пирсон, убирая ствол за пояс. – Я разберусь с трупом. – Он делает шаг по направлению к убитому, но Клэнси останавливает его, коснувшись плеча.
– Раст, это. Давай мы сами, а? Я сейчас Шона разбужу или Сэта. Мы его за стены с рассветом вывезем, а там пусть мертвецы с ним разбираются. - Предлагает мужик и Раст, обдумав предложение, в итоге кивает.
-  Хорошо. Только не светите этим активно. – Конечно, никто бы не стал задавать вопросов, да и Донна с Клэнси сейчас их не задавали. Всем было понятно, что, если Пирсон кого убил, значит чел это заслужил. Может у них и возникали вопросы о том, что мужик конкретно сделал, однако, они предпочитали ограничиться молчаливым покорством такому решению лидера. В конце концов, убивали в общине редко.

После этого Пирсон вернулся в трейлер, двигаясь тихо, чтобы не разбудить Куилл, а после лег рядом с ней и уснул, чувствуя, что все произошедшее его основательно вымотало, если не физически, хотя щеки от пощечин Дебры еще горели огнем, то морально.

Утром его разбудила Дебра.
С усилием открыв глаза, он уставился на девушку, чувствуя, как где-то поблизости витает аромат кофе. – Ничего. – Хриплым заспанным голосом произносит он, проводя пятерней по лицу, чтобы сбросить остатки сна, который, естественно, не запомнил. – Как спалось? – Спрашивает он, чтобы забить тишину, повисшую в «комнате», а после садиться на постели, чтобы взять чашку с кофе и пригубить от нее самую малость.
Неистово хотелось курить. Он пошарил взглядом по тумбочкам, в попытке вспомнить, куда же закинул свою начатую вчера пачку. Воспоминания о произошедшем тут же заполнили голову, и Пирсон чуть дернул ей влево, чтобы их отогнать. Не сейчас.
Он не знал, захочет ли делиться смертью Руфуса с Деброй прямо сейчас. Возможно, он скажет ей, как убил его, когда она заметит его отсутствие в лагере.
Чтобы не волновать ее, вместо сигарет, он тянется к ней, кладя руку ей на затылок, чтобы привлечь к себе с поцелуем. Наверно, это не было тем уместным действием сейчас, которое она от него ожидала. Но Расту хотелось смыть остатки вчерашней ссоры, оставив их в прошлом дне, чтобы не возвращаться к тому, что было. А еще, ему не хотелось, чтобы Куилл думала, будто теперь в их отношениях могла образоваться трещина, которую невозможно было бы склеить.
- Все будет хорошо. – Произносит он, наконец отстранившись от ее губ, чтобы затем соприкоснуться в поцелуе с ее лбом, оставив на нем призрачное прикосновение. У нее была проблема и он ее решил – так он себя успокаивал, боясь, что, если Дубра узнает, кто убил Лэмба это вызовет очередной приступ ее гнева. Не потому, что Руфус был ей дорог, а потому что Пирсон взял на себя смелость решить что-то за нее, чего, как он понял, она не слишком приветствовала.