Агата поймала на себе взгляд волка, долгий и внимательный, живой и устремлëнный. Встретила его в упор, ожидая немого упрëка, видишь, на что я для тебя, а ты… Она была готова принять любое обвинение, смиренно, умоляя о всепрощении. Но в них не оказалось презрения. Он устал. Устал. Устал... И ведьме совсем не хочется отнимать у него последние силы.
Но молчание угнетает. Столько невысказанных слов! Следует вытягивать их осторожно, по одному, укладывая в ряд по цветам, как спутанные шерстяные нитки для макраме, строго соблюдая градиент от тëплого к холодному, чтобы на последнем выдохе завязать ровный узел, оставляя не затянутой длинную петлю, потянув за которую, можно без особого труда распустить шитьë.
Поезд почти неслышно ускорялся толчками, размывая мелькающие в окне, на периферии поля зрения, объекты. Горбатая крыша из гофрированных листов алюминия швырнула в лицо женщине сноп искрящихся бликов, заставляя еë зажмуриться, отвернув лицо, и морщить нос. Она распахнула веки на тревожном вдохе, но карие блестящие бусины всë также направлены в еë сторону.
Агата знает, что именно нужно сказать. Без предисловий и хитросплетений. Без наигранных интонаций. Без притворства. Но начинает исподволь, выводит круги на воде, намереваясь обмануть все законы мироздания и собрать их после в одной точке.
- Как ты? - Начала ведьма с самого очевидного, с того, что лежит на поверхности. Миккель не остался дожидаться лекарства. Или это она слишком долго провозилась? Хотелось бы расспросить его подробно. Узнать хотя бы то, что сам он пожелает ей поведать. Фрау прекрасно помнит его единственную исповедь. И декорацию к ней. Она навсегда усвоила, нельзя заставить его говорить, не выводя линию повествования в излом. Но сегодня никаких касательных и параллелей, никаких пунктиров и сплошных - только узор из узелков, каждый из которых легко при желании сдёрнуть, вытянув нить.
- Да, как-то даже нормально, - пожимает плечами волк.
В его движении не улавливается скованность. Агата верит, что он чувствует её желание говорить и позволяет ей продолжить свой монолог, не намереваясь прерывать его субъективными рассуждениями по ходу изложения мысли, которая, впрочем, скачет от одного к другому, и нарушает стройность изначально строго замысла.
- Веришь, сама сдала на права, - женщина делится впечатлениями без самодовольства, но с тихой, размеренной радостью, - с первого раза, представляешь? - Она замолкает, переваривая, что начала разговор неверно.
Вот же оно, главное слово! Вот! Висит перед самым носом, мозолит глаза.
- А ещë исполнила обещание, - но женщина продолжает игнорировать очевидное, выводя вокруг да около, - помнишь, тогда на кухне? - Ни один кадр не исчез из еë памяти. - Но у меня, конечно, так вкусно не получится. - Как будто бы эта информация имеет значение. Как будто она может снизить градус напряжения, сбавить обороты и не допустить замыкания от которого закоротит нервы.
- Ты выкинул старую симку? - Агата, вдруг, переполошилась. - Понаписала тебе всякого… Чуть с ума не сошла, выслушивать эти переливы. - Она пододвигается на самый край сиденья, намеренно задевает его выкинутые фривольно в проход ноги, и подаëтся вперëд, будто готова вот-вот рухнуть в его объятия. Только помани.
- Пришла на твою квартиру, а там какая-то девка! Напомаженная, вся из себя. Думала придушу еë прямо у порога. - Она посмеивается над своей глупостью беззлобно и безрадостно. - Клянусь. Так и подумала. - Женщина вмиг становится серьëзной. Еë тëмные глаза не способны врать, что бы не вылетело из еë густо обведëнного алым рта. Она не прячет взгляд, не отвлекается на виды и игнорирует слабые постукивания за тонкой перегородкой, где кто-то уже принялся располагаться, намереваясь проваляться без движения всë время, вплоть до прибытия в точку назначения. Этот кто-то очень спешит и не особо церемонится. От того и эти удары.
Агата - раскрытая на самом интересном месте книга.
- Ни секунды не поверила тебе. - Она подбирается всë ближе. - Металась, ломала голову, догадывалась о причинах и злилась. Боги, как я злилась… На тебя, на себя и на этих ублюдков. Да на весь белый свет! - В коридоре отчëтливо донëссяголос мелодичный женский голос, мяукающий вдохновенно о дополнительных услугах и правилах проезда. Он подгонял ведьму. Ей нужно непременно успеть, опередить еë появление.
- Когда услышала твой голос, думала брежу. Так не бывает. А потом не сдержалась от обиды, накрутила себя…и наговорила…Я… - Голос замолк, уверенные шаги застыли напротив двери купе. Щелчок ручки с автоматической защëлкой, и полотно отъехало в сторону.
- Добрый день, ваши билеты? - Агата не участвует в обмене любезностями. Она позволяет распоряжаться своими документами и снисходительно улыбается, когда фрау, обратив внимание на висящую на "косынке" руку ведьмы, примется щебетать о своей готовности оказать всю необходимую помощь по случаю. Когда же она, наконец, двинется дальше, в купе снова повиснет тишина. Но Агата безжалостно  разорвëт еë очередным признанием.
- Прости меня за эти слова? - Теперь она вытянулась струной и положила руку на стол, где еë тонкие нервные пальцы принялись отбивать тарантеллу. - За то, что втянула тебя во всë. - Рваный повторяющийся ритм то и дело сбивается на пол такта. Рука замирает, но занимается вновь, выражая необычайную ажитацию в незатейливом навязчивом движении. - За проклятие. За боль. За то, что появилась в твоей жизни и не хочу отпускать. Прости? - Рука умаялась и легла срубленной плетью. Сердце клокотало в гортани, вздувая вены на шее, выдавая биение, которое всë никак не могло угомониться. Ожидание вердикта собеседника мучительно тянет суставы, ломит кости, перехватывает дыхание. Вот и не осталось ни единого невысказанного слова между ними, теперь уже точно ничем не обязанными другу другу.

Агата вздрагивает перепугано, когда высокая нота оборвёт её признание. Она слушает внимательно, кивает головой, принимая каждое сказанное слово, и находит в себе силы, не отводить глаза даже тогда, когда её бросает в дрожь от осознания.
- Всё же не хотел слушать, - она поспешила с выводами. - Но мне настолько важно было сказать, что дотянула до самого последнего признания. Выходит, снова исключительно ради себя? А ты позволяешь. Зачем?  - Женщина искренне потрясена итогами своих рассуждений.
Можно мыслить любыми образами, приукрашивать детали и смягчать акценты. Но истины остаются непреложными, и волк выкладывает их перед нею, одну за другой, как карты, сыгравшие в роял флеш. И каждая следующая, дополняя ряд, лишает оппонента аргументов и сводит все шансы к обозримой победе на строгое и бескомпромиссное нет.   
- Совершенно верно. - Женщина легко соглашается, не позволяя ни одной ноте в своём голосе дрогнуть, выдавая её смятение. - Ни единого шанса. - Она невольно ухмыльнулась, воображая, как волк направляет патрульную машину в витрину с дешёвыми цацками, претенциозно выставленными на всеобщее обозрение. Почему патрульную, а не свою? Да, кто его знает. А потом выгребается из неё, выламывая искорёженную дверь, и с довольнёхонькой физиономией глядит на то, как побрякушки и осколки стекла бликуют в отсветах надрывающегося беззвучно проблескового маячка.
- Я поняла тебя. - Ведьма предпочла бы и дальше слушать. Слушать и представлять. Истории про Йонеса, который, вот дела, как две капли похож на Миккеля. Всё тот же неуёмный характер и бунтарский дух. Да и выходки - всё те же. Но здесь следовало признаться. И самой себе в том числе. Предал. Сбежал. Никогда не пытался и не искал. Очень всё просто - принял решение и не ломал дурака. А ей сил не хватило, решимости. Когда она сделалась такой уязвимой?
- И простила давно, - ведьма сообщает ему доверительно, - не надо обо всём с такой желчью. - Она не знает, как ещё его уговорить, оставить, отринуть дурацкую и никчёмную привычку к самобичеванию. Похвастался, мол, погляди какой, а самому будто противно. Разве куда годиться? Какое-то притворное чванство.
- Как же так получается, - и в самом деле, впору подивиться, - ты не помнишь ровным счётом ничего хорошего, - замечание к слову, без накрученных обид, - а я, вот, числю...  - Агата медленно вытягивает свою руку из-под его широкой, горячей ладони, обхватывает тесно пальцы, тянет на себя и прижимается лбом к тылу кисти. Замирает сама, замирает биение сердца и даже дыхание сбивается на мгновение. Она поворачивает голову, не ослабляя давления, чтобы сполна насладиться трением, ведёт руку вниз, касаясь губами, целуя мучительно, а потом удерживает её ещё, чтобы стереть с кожи липкий карминовый след.
- Очень хочется курить. Как думаешь, нам влетит?  - Агата выпускает руку и хлопает себя по карманам. В верхнем грудном на удивление находится одна сигаретка, выпотрошенная почти что наполовину и смятая уныло. Ведьма совершенно невозмутимо выкладывает её на стол и раскатывает пальцами, чтобы разгладить.
- Не успела купить, - оправдывается она, а затем по-варварски отщипывает обрывки папиросной бумаги, - вернее сказать - не озаботилась. - Помада немедленно очертит на фильтре алую птичку, растянет изогнутые крылья.
- Не соизволите огня, молодой человек? - Агата жеманничает, никак по привычке, но избавляет своего собеседника от кокетства - ест дым большими мужскими глотками.
- Ну и к чему, в таком случае, тебе это бремя? - Она явно намекает на своё присутствие. Не проще ли бросить её в больнице? Не заходить в палату? Не сообщать о смерти Фанга? Не предлагать купить билет в Штутгарт в конце-концов! Её ответ очевиден и красноречив, он вспыхнет вызовом в её широко распахнутых глазах.
- Чем тебе поможет знание? - Сигарета истлела до фильтра, и Агата тушит её о сложенный вдвое билетный конверт из тонкой, явно самой дешёвой фотобумаги. На улыбчивом лице модели в форме железнодорожной компании мгновенно расплывается безобразная клякса.
Поезд тряхнуло и махина, застопорив ход на полных оборотах, встала. Ведьма вцепилась в край стола, чтобы не кувыркнуться вперёд, дёрнулась, зашипела от боли,
- Ох, да что ты говоришь? - Едко, корча гримасу, прокомментировала она сообщение, слетевшее на их головы из репродуктора. На линии приключилось некое происшествие, задержка с отправкой на границе, всех пассажиров ждёт внеплановая стоянка, время которой голос из репродуктора не назначил.
- Прекрасно. - Агата достала телефон и открыла браузер. Она не вынесет больше тишины, как и разговоров, перемалывающих витражи прошлого в мелкое крошево, которое премерзко скрипит на зубах и царапает горло.
- Удивительно, встали без опознавательных знаков, а сигнал, пусть слабый, но всё ещё ловит. - За окном действительно не обнаружилось ни одной постройки. Это даже не пригород. Лесополоса, прореженная высоковольтной линией, растянутой на высоченных опорах с широким основанием. Посмотреть особо не на что.
- Поезд в Штутгарт… - Ведьма сочла глупыми рассуждения о том, что было бы если, ведь их "прямо сейчас" никак от того не изменится. - Посмотрим, чем дышит город. - Она ждёт, пока подгрузится страница и начинает вслух зачитывать новости, вспыхнувшие на первых строчках в поисковике.
- Министерство здравоохранение всерьёз обеспокоено вспышкой геморрагической лихорадки на юге региона. Отто Ланге заявил о необходимости принятия ограничительных мер, но парламентарии выступили с резкой критикой, предложенной компании и уличили представителя ВОЗ в умышленном нагнетании обстановки. - Женщина замолкает, текст освобождается от мутной пелены кусками. - Та-а-к, дальше, - она снова готова продолжить чтение.
- В городе закрыли очередной “вампирский клуб”. Так завершилось громкое дело о серии похищений несовершеннолетних. Девочек обнаружили в подвальном помещении. Все они живы и отданы на попечение родителям. Наши репортёры внимательно следят за развитием событий. - Агата никогда не читала газет, но подозревала издательства в пустословии и малодушии заради увеличения тиража и получения большей прибыли. Новость звучит ужасно и как-то неправдоподобно. Ей понадобилось время, чтобы переварить информацию, но она всё не унималась, не насытилась.
- Прошедшая в минувшее воскресенье на замковой площади акция протеста переросла в серию мелких стычек. Полиция сообщает о десятках задержанных. Организация по защите прав нелюдей требует от градоначальника решительных мер. - Агата отвлеклась от экрана. - Слышал, организация по защите прав нелюдей. Похоже, Штутгарт чудесное место. - Фрау сыта по горло и опрокидывает телефон экраном вниз. Она тяжело вздыхает, снова хлопает себя по карманам, но принимает совершенно разочарованный вид, не обнаружив желанного.
- Знаешь, а ведь ты всё таки ты провинился. - Агата резко переводит тему разговора к самому началу. - И теперь я хочу подарок в качестве извинений, - женщина капризно поджимает губы, точь в точь, как фарфоровая куколка в пластиковой коробке на полках сувенирной лавки - такими не играют дети. - Подари мне новое имя, Йонес? Придумай что-нибудь эдакое?

Отредактировано Olivia Blythe (2021-07-18 11:11:59)

И вправду, Штутгарт в свете прочитанных новостей представился ей точно таким же коробом с отбросами - картофельные очистки, вываренные до бела кости и дурно пахнущие селёдочные хвосты. Не удивительно, что копаться во всём этом совершенно не хочется, и даже напускная бравада волка в предвкушении новой, но такой знакомой работы, отдаёт душком.
- Работы? - Слово привлекает её внимание, от него берёт начало и занимается с неуёмной силой целый каскад рассуждений. - Выходит, ты едешь в Штутгарт работать. Займешь место в полиции? Представишься новым именем, попробуешь вывести свою историю по-новому? Но вот зачем еду я? - Агата абсолютно точно решила только одно - еду за тобой, потому что хочу быть с тобой. Элементарная истина. А вот вообразить себя в каком-нибудь  новом амплуа и уж тем более перечислить пусть всего лишь пару имён, из тех, что он мог бы для неё сочинить, ведьма не успела.
- Не можешь? - Женщина бросила на него вопрошающий взгляд. Она кажется расстроенной. Миккель отвечает отрывисто, невнимательно. Фрау не понятно, что именно стоит за его отказом. Для неё весёлая затея, шутка, повод для очередной игры, для него - нечто совсем иного порядка. А ещё, ей понадобиться время, чтобы научиться называть его новым именем без запинок и замешательства, без усилия. Агате, конечно, захочется выяснить причину его отказа, непременно докопаться до сути, извести оборотня вопросами, но едва уловимая улыбка, которая почти что мгновенно истает, избавит её от всякого подозрения.
- Как скажешь, - фрау непринуждённо отмахивается от своей недавней просьбы, выкидывая её в окно, прямо на железнодорожное полотно, куда упадёт её взгляд, спасаясь от переменчивого настроения собеседника, которое она всё никак не может угадать наверняка.
- Хочешь, исполню любой твой каприз, - она обращается к его строгому профилю в отражении, - такая вот глупость, - чуть дёрнет плечиком и переведёт глаза на предметы, которые волк размеренно и последовательно выкладывает на стол из кармана.
- Любой... - Она попытается раздразнить его, но не успевает ещё раз озвучить своё предложение, добавив к нему чуть больше пикантности. Всего этого просто не понадобилось. Воздвигнутая недопониманием, взаимными обидами и ложными выводами незримая стена рухнула. Вот так запросто. Она даже не сумела осознать, как поддалась его бескомпромиссному напору.
- Подожди… - слабый протест и абсолютное бессилие. Женщина неуклюже заваливается на бок, за чем последует шумная и неловкая возня, в результате чего два тела переплетутся, притиснутся друг к другу. Агата шипит и громко вздыхает о причинённой ей порывистыми движениями волка боли. Она упирается в его грудь рукой, пытается сдвинуться с места, найти более удобное положение, но его объятия не позволяют ей никакого самовольства. Сопротивление потребовало от ведьмы усилий. Кровь схлынула от её лица. Она кипит, бурлит и с каждым ударом обезумевшего сердца разносит по всему телу коктейль из адреналина и эндорфинов, которые притупляют все прочие чувства, кроме нетерпеливого желания. Оно очевидно.
- Сумасшествие, - шепчет она на выдохе. Кожей ощущать его дыхание, его близость, прикосновения и несдержанность. Снова. - Сумасшествие. -  Агата приложила тыл руки к горячей щеке, скользнула по губам, смазывая алый след, и утопила пальцы в густых кудрях, принимая с восторгом трепетную нежность, пришедшую на смену порыву, который, впрочем, очень скоро занялся с новой силой, и они исступлённо задохнулись в поцелуе. Блаженно и страшно - вдруг всё не взаправду! 
Женщина непривычно поникла и ослабела, откинувшись на подушку и давая понять, что никакая его дерзость не встретит отпора. И даже тогда, когда его рука без дрожи прошла вдоль позвоночника, чтобы проникнуть к телу. Скомканный хаос вельветового жакета, соскользнувшего с плеча, мешал. Рука освободилась от "косынки", которая теперь болталась на манер удавки, слишком широкой для её тонкой шеи. С упрямым нетерпением она сдёрнула с себя слабую петлю и попыталась с точно таким же рвением стянуть рукав, но у неё всё никак не выходило.
- Помоги, - фрау почти что рыдает от бессилия. Мало того, ещё и рубашка, застёгнутая на все пуговицы, невыносимо сдавливала грудь, напоминая ежесекундно о бедственном положении ведьмы, но она безоглядно игнорирует навязчивое напоминание. Летучим, беспорядочным движением женщина касается Миккелля, с силой наклоняет его голову, чтобы подбородок пришёлся к овалу её груди, прижимает сильнее, замирает на мгновение, а потом толкает её дальше, вниз, одновременно с тем передвигая своё тело по скользкой простыне. Теперь она настойчива и ждёт ласки, томительной и восхитительной, ещё более интимной. Агата возбуждена и предвосхищает наслаждение, легковесное, как порыв ветра и бесконечное, как вечность.
Поезд качнулся и тронулся с места, утянув за собой по рельсовой направляющей створку с большим зеркалом. Освободилась узкая полоса свободного пространства. Достаточно, чтобы видеть всё, что происходит в купе. Закрыть дверь на замок - дело нескольких секунд, но никто из них не озаботился. Кто-то, достаточно тактичный, чтобы не заострять внимание на своём присутствии, расстарался за них - задвинул её в прежнее положение, доведя до четко различимого щелчка. Агата было сделала движение сесть, но встретила решительное сопротивление и снова ослабла, захлебнувшись волнением, которое она совершенно ясно прочитала в карих глазах.

Отредактировано Olivia Blythe (2021-08-21 18:09:26)

Фрау отзывчива каждому касанию и легко поддаётся неуклюжей возне, которую затеял Миккель, чтобы освободить таки её от одежды. Промедление подобно смерти! А ужас от того, что он погаснет во время суматохи, лишает её возможности в полной мере насладиться торжеством, и на каждый его поцелуй она отвечает запоздалым содроганием, утратив единство ощущений, но не утратив при том стремлений, что позволило ей очень скоро возвратить себе необычайный контраст восприятия, захлестнувшего её с новой силой.
И каково же было её разочарование, когда всё неожиданно прекратилось!
- Нет, - воскликнет она, протестуя, и примется хватать воздух широко расставленными пальцами, не в полной мере осознавая, где она, и что с нею происходит. Ей достаточно одного взгляда, чтобы прочитать в глазах волка исступление.
- Но почему тогда он вдруг отстранился? -Агата проводит рукою по животу, смазывая всё ещё влажные следы, и натыкается на едва ощутимую неровность. Тонкий и почти незаметный шрам. Вряд ли он мог отвратить волка. В конце - концов он оставлял на ней отметины и похуже. И ему нравилось. Определённо нравилось. А теперь его, вдруг, смущает её вид, её немощь.
- Что это? Чувство вины? Какая глупая блажь. - Ведьма с мыслимым усилием поднимается. Для этого ей понадобится опора. Её ноги безвольно упадут на пол, позволяя фрау сесть. Она наблюдает за тем, как Миккель пытается вернуть себе спокойствие. Агата точно так же тяжело дышит и точно так же всё ещё находится под действием дурмана, что отягчает её голову, заставляя заторможено реагировать на происходящее. Всё это: то, как он поднимает с пола её жакет, как поправляет одежду, приглаживает волосы - кажется ей нелепым и неправильным. Всё лишнее и ничего из этого не нужно. Ей нужны его прикосновения, пусть даже они приносят боль. Нужны его поцелуи. Жизненно необходимы. Прямо сейчас. Но вместо этого она получает тревожный взгляд и вопрос, заданный с неприкрытой предвзятостью, будто он не спрашивал, а обвинял её, корил за прегрешение отталкивающее и омерзительное по своей сути.
Не решаясь обратиться к звуку, Агата подалась вперёд, обвила его шею одной рукою и повисла, приподнявшись со своего сидения, став непосильной ношей, камнем, готовым вот-вот утянуть на самое дно, туда, где абсолютный мрак скрывает в безвоздушном пространстве сокровенные тайны и откровения, которые ни за что не высмотреть стороннему взгляду пусть даже и с такого непозволительно близкого расстояния. Она застыла, затаив дыхание, вслушиваясь предельно внимательно, как волчье сердце выстукивает непонятный и рваный мотив. Но его совершенно невозможно угадать, когда бы ей нестерпимо хотелось ему ежечасно вторить. И только дождавшись очередного провала, ведьма последовательно и осторожно опускает в эту непроглядную тьму заветные слова, разделяя с Миккелем мгновения, которые понадобились для того, чтобы пережить все оттенки осмысления.
- Потому что я не могу насытиться, мне этого мало, слышишь, - женщина шепчет своё признание тихим и спокойным голосом, без волнений и изобилия интонаций, каждый раз компенсируя невосполнимую потерю дыхания после завершения очередной мысли глубоким и медленным вдохом. Так декламируют давно признанную истину, не требующую подтверждений и не вызывающую ни тени сомнений.
- Хочу чтобы ты стал одержим мыслью быть со мною, - приглушённая и практически атональная звучность, наложенная на экспрессию её образа, создаёт удивительный эффект поглощения, заставляя исчезнуть все прочие звуки.
- Хочу, чтобы никто больше не смог утолить твоей страсти, - откровение, не подвластное рациональной мысли, призвано породить между ними новые связи - тончайшие нити, корневища, прорастающие насквозь и делающие уже невозможным их безболезненное разъединение. Только надрыв.
- Хочу, чтобы был только моим. Чтобы любил меня. Всем сердцем желаю... - интонация, созданная ведьмой на последнем выдохе нарочно, чтобы наполнить каждое слово горячим дыханием, иссушила горло, что заставило её, наконец, замолчать и отпустить его, избавить от цепей признаний. Пусть они покоятся в первозданной мгле, во мраке, где рано или поздно забудутся, погребённые под новым шёпотом и новыми неразглашаемыми тайнами.
Агата села на краю, опустила голову, как никогда жалея, что остригла волосы слишком коротко. Хотела бы она сейчас дать волю слезам, но лишь вздохнула тяжело, так и не сумев оплакать своё падение. Тонкие пальцы машинально продёргивают пуговицы в петли, ошибаются в спешке, устраивая асимметрию.
- Знаешь, я ведь по-настоящему… - она поднимет лицо, чтобы сказать, глядя в его глаза, но оборотень перебивает её, не желая слушать. Или спешит узнать то, что занимает его мысли больше всего? Первое впечатление всегда так обманчиво. Слишком легко поддаться ему и взрастить в своём сердце обиду, отравляющую нутро и разъедающую здравый смысл подобно кислоте.
- Планы? У меня? - ведьма совершенно искренне, неподдельно растерялась. Задумалась. Она определённо пытается ответить на этот вопрос в первый раз и не задавалась им ранее, как бы нелепо это не выглядело со стороны. - Я решила, что это побег, - непринуждённо признаётся она и тут же смеётся над этими словами, над собой. - Наш с тобой побег. Разве нет? - женщина щурит глаза, пытаясь предугадать реакцию оборотня. - Очевидно, что всё не так, - она становится очень серьёзной, запрокидывает голову и фиксирует свой взгляд на неподвижной, ничем не примечательной точке, ибо созидающий бездну непременно сорвётся вниз, а они и без того слишком долго балансирует на грани.
Агата истерзана бесконечностью острых линий, пролегающих между нею и Миккелем, но она не может самостоятельно выбраться из этих замкнутых в углах ромбов и кубов, не может провести линию плавно, так, чтобы рука не дрогнула, и одновременно с тем она не готова отказаться от своей затеи, даже понимая, что их примирение с большой вероятностью будет означать потерю его интереса. Ведь, всё это время - сколько? Месяца два? Больше. Он, действительно, не проявлял никакого интереса. С этим сложно спорить. Выходит, ей нужно каждый раз бросаться на чётко очерченные острые углы, чтобы поддержать горение его сердца и, как оказалось, несмотря на прожитое, ведьма способна жертвовать, пусть даже себя самое, пусть даже заведомо зная, что не впрок. 
- Поверишь мне? Не могу ответить. - Агата подаётся вперёд, раскачиваясь на месте, пытаясь привести в порядок мысли нехитрым кинетическим приёмом. Он мало помогает. - Совсем запуталась. Вырвана из привычной жизни, оглушена. А самое паршивое, знаешь, что? Не хочу к ней возвращаться. Ни за что не хочу. - Она не страшится карих глаз, а наоборот взывает к ним. - Хоть бы этот чёртов поезд сошёл с рельс! Взлетел на воздух. Тогда не надо думать...

Отредактировано Olivia Blythe (2021-08-22 07:46:49)