Так бывает - Сэм просыпается утром, выбирается из спальника, который давно не мешало бы постирать, ежится на холоде, надеясь набить живот скудным содержимым тощего рюкзака, а в голове только одно: почти дошли.
До Норфолка, Небраска еще около тридцати миль: они разбили временный лагерь практически возле указателя, уже проржавевшего, выцветшего под дождем, снегом и солнцем, но этот указатель, как привет из прошлого, значил сейчас куда больше, чем прежде.
Дата-центр для эвакуированных, гласила подпись. Пожалуйста, снизьте скорость, на дороге могут быть пешеходы и препятствия.
Вчера Сэма это даже развеселило - пришла в голову мысль, что теперь к знакам "осторожно, олени", может прибавиться новый "осторожно, зомби", как будто они в какой-то слишком реалистичной видеоигре.

Тридцать миль, надеется Сэм, и они окажутся среди людей, живых людей, в безопасности, там, где наконец-то можно будет выдохнуть в этой гонке, начатой ими с Мэйбл еще весной, когда стало ясно, что оставаться в Иллинойсе бессмысленно, а дата-центр под Чикаго не пережил даже первой зимы.
Дата-центр под Норфолком должен стоять: о нем говорила та группа, с которой они шли до августа, пока не пришлось разделиться, спасаясь от толпы зомби, окружившей ферму, где они заночевали. Сэм надеется, что все те люди выжили, смогли спастись - но они с Мэйбл почти неделю бродили кругами и выжидали, пока мертвецы не ушли, но так никого и не встретили. Возможно, их не искали, возможно, никто не уцелел - Сэм не знает, какой вариант предпочесть: сегодня смерть ходит рядом, почти постоянно дышит в затылок, и время, прошедшее с начала апокалипсиса, научило простой истине - тот, с кем ты утром пьешь кофе, делясь последним, вечером может быть мертв, пополнив собой гниющую армию.
Это заставляет иначе смотреть на все - и на тех людей, с которыми им по пути по дороге к Норфолку: меньше разговаривать, не делиться личным, не слушать личное, чтобы, случись что, было проще: раз - и как будто перевернул страницу на ту, где этого человека никогда не существовало.

Но указатель многое меняет - становится вещественным подтверждением существования дата-центра, и Сэм гонит от себя мысль, что указатель может вести к уже мертвому убежищу, в котором скученность, голд и болезни привели к краху или охрана не смогла защитить людей внутри от тех, кого все больше снаружи.
Он отходит от их небольшого лагеря, разбитого на давно разграбленной заправке - побуревшие пятна на грязном кафеле, дыры от пуль в стенах и разбитые витрины намекают, что здесь развернулась трагедия, о которой ему не хочется думать - углубляясь в редкий пролесок, тщательно прислушиваясь к любым звукам: пронзительно и резко вскрикивает потревоженная птица, поднимаясь с насиженного места, закладывает круги над деревом, возле которого Сэм останавливается, чтобы отлить. Но это не зомби - все еще не зомби, и Сэм думает предложить идти по дороге, ставя на скорость, а не на скрытность.
Тридцать миль - они к вечеру могут добраться до убежища, и мысль, что их путь может быть сегодня окончен, наполняет Сэма чем-то вроде недоверчивой надежды: неужели где-то еще есть это безопасное место?

Он собирает ветки для костра, возвращается в бетонную коробку магазинчика при заправке, давшему приют от ветра и возможного - осень в разгаре - дождя, сваливает собранное на прогоревшую золу вчерашнего костерка. Хелен, на которую они натолкнулись в сентябре восточнее, скитающуюся в одиночестве, уже разбирает походной котелок, чтобы вскипятить воду. Она в прошлом любила ходить в походы - это практически первое, что она сказала при встрече - так что ей, кажется, до сих пор доставляет удовольствие эта возня.
- Повезло, - говорит она, кивая на дальнюю дверь, ведущую в туалет, на котором сохранилась надпись "только для покупателей". - Не нужно далеко ходить за водой.
Сэм вытягивает из спальника рюкзак, улыбается Мэйбл - вот кому возня с котелками вообще не в удовольствие, это понятно, стоит только взглянуть на нее.
- Позавтракаем - и вперед, - к вечеру они могут добраться до пункта назначения - едва ли хоть кто-то на заправке может об этом не думать, и сэм поворачивается к Диего. - По дороге будет быстрее, что думаешь? Так близко от лагеря должно быть безопасно, к вечеру должны дойти.
Мертвецам все равно, где бродить - но идти по асфальту совсем не то же самое, чем продираться по лесу, и Сэм готов поставить на скорость, а не на скрытность.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

- Лучше продолжать экономить, - напоминает Диего Хелен, которая на радостях готова высыпать в котелок все съестное, что у них есть, и эта короткая фраза заставляет Сэма признать, что есть и другой вариант.
Что к вечеру они дойдут лишь до разоренного, опустошенного дата-центра - как тот, что попался им в конце весны, куда они с Мэйбл и шли от Кейн-Каунти. Куда эвакуировали жителей окрестных городков.
Той зимой, оставшись в лечебнице, Сэм много думал об этом - верное ли решение они приняли или, может быть, стоило попытаться организовать выживших пациенток, перевезти их в лагерь, как-то устроить - но когда они весной похоронили Лили-Роуз, последнюю, и за неделю добрались до дата-центра, то стало ясно: это решение, скорее всего, спасло им жизни.
Лагерь не был пуст в буквальном смысле слова - просто был мертв. Мертвецы топтались среди разоренных палаток и стреляных гильз, среди военного транспорта и брошенных складов, и на тот момент ни Сэм, ни Мэйбл не понимали, как много значит каждый сухой паек.
Тогда, шокированные, ошеломленные, они поспешили прочь, бросив все как есть - и затем, в течение полугода странствия частенько впроголодь, Сэм часто вспоминал о том первом дата-центре.
О том, что сейчас они бы попытались добраться до оставленных припасов даже с риском для жизни - потому что все меньше им встречалось выживших, все меньше оставалось надежды.

Хелен послушно уполовинивает порцию, которую собиралась сыпать в закипевшую воду. Сэм наблюдает за Мэйбл - она вновь без настроения, и ему хватает даже его курсов медбрата, чтобы заподозрить: у нее депрессия.
У нее депрессия, а у них ни таблеток, ни терапии, ничего, кроме овсянки, слабого чая на каких-то травах и разговоров, которые ей не очень-то помогают.
- Даже по дороге мы можем не успеть до вечера. Тридцать миль - это больше десяти часов хода, - замечает Диего - он у них за главного и хорош в этом.
Сэм согласно кивает, но все же не молчит:
- Просто по дороге будет проще.
До сих пор они шли по лесу - идея Диего. В лесу было меньше мертвецов, их можно было услышать издалека и обойти или дождаться, пока они пройдут, затаившись, а еще Сэм подозревает, что дело не только в этом.
Проблемы могут быть не только с мертвыми, но и с живыми - и теперь, спустя больше года с начала этого безумия, это уже факт, пусть неприятный, но факт.
- И если лагерь на месте, - продолжает Сэм, - кто знает - может, они высылают людей. Разведку или что-то еще - и тогда нам не придется идти весь путь.
Диего смотрит в котелок, потом на Хелен, потом тоже кивает, приняв решение:
- Да. Будет проще. Идем по дороге.

Хелен раскладывает кашу по небольшим алюминиевым мискам, согревающим руки.
- Двадцать минут, - говорит Диего, привычно беря на себя командование. - Если мы хотим дойти сегодня, не будем рассиживаться.
Сэм забирает и свою, и миску Мэйбл, возвращается к ним на спальник, отдает ей ее порцию вместе с пластиковой ложкой, осторожно ставит кружку с импровизированным чаем, уже остывающим.
- Думаешь, за сегодня не дойдем? - он пытается начать разговор, все так, и сам это знает. - Опять плохо спала, да? Дурные предчувствия?
Что-что, а предчувствия Мэйбл не обманывают - Сэм помнит, как она еще тогда, в первые дни, была настроена, только вот сейчас надежда, которая гонит их вперед, сильнее страха.
  - В любом случае, нам нужно пополнить припасы, - как и всегда, Сэм прибегает к логике, вытаскивая из рюкзака полупустую пачку сухарей.
У них есть общие припасы - то, что требует готовки, крупы, макароны, чай. Этот рюкзак они несут по очереди - Диего и Сэм, но есть и индивидуальне пайки, то, что у каждого с собой. Этому их тоже научил Диего - случись им потерять друг друга, никто не останется совсем голодным.
Сэм раскрывает пачку, сыпет сухари в миску с овсянкой, передает сухари Мэйбл.
- Ммм, не завтрак, а мечта. Если мы сегодня не прикончим эту пачку, я больше не смогу даже смотреть на эти сухари.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Этими словами о лисьих самках Диего как-то сразу сглаживает легкую неловкость после замечания Мэйбл о случающейся херне - с последней не прошло и двух недель, они потеряли Родриго на той лесопилке, заставленной огромными фурами, на части которых были эмблемы сетевых продуктовых. Решили. что там еда, взломали первый, даже толком не проверив, что к чему - кто мог знать, что в фуре были зомби. Несколько десятков зомби, как будто в автобусе - кому вообще могло понадобиться заставлять лесопилку фурами с мертвецами, что те люди собирались делать дальше?
Отправлять эти фуры по всем штатам?
Родриго стоял ближе всего - и когда из взломанного рефрижератора полезли мертвецы, которых было не слыхать из-за внутренней обивки для поддержания температуры, они просто погребли его под собой как лавина. Он кричал, но что можно было поделать?
Ничего.
Сэм почему-то и думает о криках Родриго, когда Диего говорит о лисе - Хелен хихикает, закатывая глаза, каша сегодня совсем безвкусная, овсянка старая, нет ни сахара, ни соли.
Но Сэм сразу же берет себя в руки, ловит взгляд Мэйбл, подмигивает ей так, чтобы Хелен не услышала - они оба кое-что знают о звуках, которые издают самки во время секса, Мэйбл себя сдерживает разве что из-за попутчиков, и Сэм ей за это благодарен. Не то что они скрывают от Хелен, Диего или других тот факт, что вместе - в том самом, до-апокалиптичном смысле слова - но есть другое: то, с какой жадностью Лена Мэй трахается на останках цивилизации. Сэм никогда не подозревал в себе такую чувствительность - однако это его покоробило, до сих пор коробит, стоит вспомнить, и своим участием Сэм вовсе не гордится.
Как будто конец света делает что-то с каждым, вытаскивает на поверхность самое тайное.

- А что тогда? - спрашивает он. - Человек?
Набрести на заправку к ночи им посчастливилось, иначе и не скажешь - завалив единственный вход в магазинчик, Диего расщедрился: сказал, что обойдется без часовых. Судя по всему, людей здесь давно не было, а они вели себя тихо, чтобы не привести мертвецов за собой, потому-то, наверное, слова Мэйбл Сэма особенно тревожат.
- Кричал человек? - так же негромко снова спрашивает Сэм - они идут по дороге, в бодром ритме, который не прерывается на то, чтобы обойти поваленное и повисшее в паре футов над землей дерево или вытащить ботинок из цепляющегося за одежды сухостоя, животы набиты овсянкой, пусть и отвратной и надоевшей, зато теплой, сытной и дающей достаточно энергии, и Сэму кажется, что они могут идти так до самой темноты.
До того момента, как в темноте перед ними появится обжитый дата-центр.
- Надо сказать Диего. Мы почти три месяца не встречали других людей, может, и в лагере не знают, что есть другие выжившие. Диего! Диего! - зовет Сэм Диего, который идет первым - они с Мэйбл замыкающие, но на двухполосном шоссе это не так уж и важно.
Диего оборачивается, замедляет шаг:
- Да?
- Мэйбл думает, что это все же могла быть не лисица. Мы можем быть не одни на этой дороге, - объясняет Сэм.
Диего нечитаемо смотрит на Мэйбл, коротко кивает.
- Я ничего не слышал, но хорошо, что предупредила. Будем держаться настороже.
- Что там у вас? - окликает их Хелен, подходя.
- Мэйбл считает, что ночью поблизости были люди, - поясняет уже ей Диего, снова ускоряя шаги. На ходу перебрасывает поудобнее ружье.
Сэм тоже касается рукояти пистолета за поясом под курткой, ловит Мэйбл за руку, пожимая пальцы.
- Ты молодец. Мы все спали, а ты услышала... Молодец.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Улыбка у нее выходит какой-то замученной, несмотря на то, что еще раннее утро и они отдохнули как следует на этой заправке. Не самая лучшая ее улыбка, хотя, конечно, куда более настоящая чем те сияющие, которыми она сыпала по первости, но Сэма и она беспокоит - усталость, которой эта улыбка полна, и эта неуверенность, уныние, с которыми она просыпается каждое утро.
Да, и крики, и люди - это может быть проблемой, их проблемой, и Сэм понимает, о чем думает Диего: если что-то случилось ночью так близко к лагерю, то есть два варианта - либо никакого лагеря уже нет, либо там все не так уж и гладко, раз кто-то предпочитает ночью таскаться снаружи.
Словом, ничего хорошего - но Сэм не хочет, чтобы Мэйбл думала об этом и волновалась заранее.
С них всех хватит, но она сдает. Сдает, несмотря на все его усилия и старания, на все разговоры, на все его оптимистичные заверения - только они уже четыре месяца в пути, и его оптимизм переживает не лучшие времена, напарываясь на каждый брошенный, уничтоженный или мертвый дата-центр.

- Да, не слишком, - соглашается Сэм - ложь в отношениях только вредит, к тому же, Мэйбл чаще угадывает, когда он врет. - Не слишком хорошо. Но думаю, к следующей ночи мы уже дойдем.
Он не говорит о том, что никто из них не уверен в том, что они увидят, когда дойдут - будет ли там хоть что-то, хоть какое-то укрытие, в котором можно будет заночевать, или придется разбивать лагерь в лесу и дежурить по очереди.
Не говорит, потому что в этом нет необходимости - видит, что нет. видит в ее глазах.
Вздыхает, так и не отпуская ее руки, останавливается и останавливает ее.
- Погоди. Давай ненадолго остановимся.
Хелен оборачивается, тоже замедляет шаг:
- Эй, ребята, какие-то проблемы?
- Нет, - Сэм ей улыбается. - Никаких. Мы идем - догоним вас через минуту.
Диего тоже оборачивается, не сбавляя шага, коротко кивает:
- Не отставайте. Привал через три мили.

Хелен ускоряется, чтобы догнать Диего - и вот ее шагов по асфальту почти не слышно.
Сэм берет Мэйбл за вторую руку, поднимает их к своему рту, выдыхает - пальцы у нее холодные, по утрам к середине октября уже заметно похолодало.
- Надо найти тебе перчатки... В чем дело, сладкая? Ты с неделю сама не своя даже против обычного.
Не с неделю - а чуть дольше, со смерти Родриго, но Сэм не хочет упоминать его имени: не время сейчас. Они хорошо поговорили о нем на следующий день, допили остатки смертельно сладкого хереса, который Хеллен несла с собой в рюкзаке на черный, как она выразилась день, повспоминали все, что знали о нем - не так уж и много, Родриго не был разговорчив, да и кто сейчас много говорит о себе, - и закрыли тему, и уж точно не следует говорить о нем вот так, на пустой дороге, стоя на выцветшей желтой полосе разделителя.
- Боишься того, что мы увидим, когда доберемся до места? Боишься, что там опять ничего нет?
До зимы осталось всего ничего - когда в конце апреля они покинули Кейн-Каунти, Сэм был уверен, что задолго до наступления холодов они окажутся где-то, где еще есть цивилизация, и пусть проблема мертвецов не решена полностью, но есть и безопасность, и стены, и крыша над головой.
К середине октября его уверенность порядком потрепалась, истончилась до дыр - все, на что он еще способен, это сохранять оптимизм для Мэйбл.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Все так, она совершенно права - они идут, пока есть цель, и эта цель, эта надежда их подбадривает, придает сил, но что будет, если их цель вновь обернется бесплотной целью, миражом, в котором не будет спасения?
Сэм и сам чувствует сходное, иногда думает так же: больше нигде ничего нет, никакого убежища, никакого безопасного места, и они лишь бесплодно тратят силы вместо того, чтобы попытаться где-то остановиться - мало ли ферм, мало ли лесопилок, лесных домов на озерах они прошли? Может, и стоило, как говорит Мэйбл, остановиться в одном из них. Может, пришла пора признать, что дата-центров больше нет, что человечество проиграло эту последнюю войну и теперь не стоит надеяться на правительство, на то, что кто-то - военные, полиция, нацгвардия - помогут, проводят, защитят. Если так, то сейчас каждый сам за себя - и они с Мэйбл просто тратят силы и время в поисках, у которых нет и не может быть счастливого финала.
С каждым разом - с каждой новой целью - его надежда чуть уменьшается, Сэм и сам это чувствует, а потому не может требовать от Мэйбл, чтобы она верила и хранила оптимизм. Ничего не может от нее требовать - это понятно, только просить - но как о таком попросишь?
Ты все, что у меня осталось? Пожалуйста, верь, что все будет хорошо - потому что если не веришь ты, то зачем мне-то.

Он обнимает ее, притягивая к себе, щека к щеке, слушает это - про землянку, про охоту.
Вот что она предлагает - остановиться. Признать, что все кончено. Признать, что никакого человечества больше нет - и что им нужно рассчитывать только на себя.
Зажить, как дикари - вдвоем, в глубине леса, постоянно настороже, постоянно в поисках еды. Запретить себе думать о том, что мир не изменился непоправимо. Запретить надеяться.
Только выживать - это ведь оно? Она говорит об этом? О том, чтобы отказаться от надежды и сосредоточиться на выживании?
Так, как когда-то она предложила ему рвануть в Вегс, бросив лечебницу вместе с пациентками.
И что-то внутри Сэма отзывается на это предложение - то, что отозвалось и тогда, но тогда он запретил себе даже думать об этом, а вот сейчас, слишком усталый, вымотанный этой дорогой, он уже не может так легко отмахнуться.
Может, так и надо. Может, это правильно - сколько еще им идти? Что делать зимой?

Он не успевает ответить - на дорогу выходит пес, грустный, совсем не одичавший и голодный.
Остатки сухарей из пакета Мэйбл становятся пищей для собаки, Сэм чувствует осуждение Диего, разливающееся в воздухе.
Тот прав, конечно, прав, у них нет столько еды, чтобы делиться еще и с собакой, но впервые за несколько дней Сэм слышит в голосе Мэйбл искреннюю радость, радостное удивление, и оставляет при себе возражения. Диего, должно быть, думает о том же, потому что ни слова не говорит насчет сухарей - а может, что намного более вероятно, считает, что Мэйбл должна сама распоряжаться своим индивидуальным запасом, и если она решила накормить собаку, а не себя, то это ее право, право съесть меньше.
- Собаку? - неприятно удивляется Сэм, глядя на Диего. - Ты говоришь о том, чтобы съесть собаку?
Диего пожимает плечами:
- Против белки ты не возражал.
Он прав - никто не возражал против белки, несмотря на то, что, когда ее освежевали, ее тушка, совсем крохотная, стала чем-то неуловимо напоминать младенца.
Не возражали против белки, против совы, против дикобраза - и наверное, не стоит возражать проти собаки, но разве это не станет тем самым, о чем говорила Мэйбл?
Отказом от всего, что раньше определяло то, какой ты человек?
Тот, который не ест собак, решает Сэм.
- Против белки я не возражаю и сейчас. К тому же, зачем спорить - вечером, возможно, мы дойдем до дата-центра. Может, пес оттуда - случайно сбежал и теперь никак не найдется.
Диего смотрит на пса - обросшего, но довольно ручного, жмущегося к ноге Мэйбл. На собачьей шее обрывок веревки, привязанный к старому потертому ошейнику - пес определенно чей-то.
- Хорошо. Пусть идет.
Сэм надеется, что до съедения собаки не дойдет - но чтобы поймать даже белку, им нужно сделать остановку, длительную остановку, белки не сыпятся с ветвей, стоит потрясти дерево, а остановка будет значить, что им не проделать тридцать миль до темноты.

Диего снова начинает идти, Хеллен, которая поджидала их за несколько ярдов, тоже.
Сэм берет Мэйбл за руку.
- Если и там ничего нет, сделаем, как ты говоришь, - говорит тихо. - Остановимся. Поищем в округе место, подходящее для зимовки, попробуем собрать запасы, наверняка, даже если лагерь мертв, там что-то осталось.
Что-то съедобное и полезное - крупы, спички, может быть, батарейки. Что угодно.
- Ты устала, сладкая, я понимаю. Мы оба устали и ты права. Нужно перестать бежать вперед, не зная, что в конце пути. Нужно подумать о зиме. О том, чтобы отдохнуть. А весной посмотрим. Продумаем, что делать дальше.
Это компромисс, Сэм понимает, что предлагает компромисс - Мэйбл говорила не о зимовке, она говорила о том, чтобы остановиться раз и навсегда, но для него это все равно, что сдаться. Сложить руки и ждать смерти в какой-то землянке, даже не зная, есть ли еще - живые, города, хоть что-то.
Это компромисс - но он просто не может взять и отказаться от надежды.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Диего неторопливо ведет ружейным дулом на голос, пока Сэм торопливо снимает пистолет с предохранителя - никак не научится обращаться с этой штуковиной, никак не выходит у него все это автоматически. Не то что он впервые держит в руках оружие - но практики у него и правда было не слишком много очень давно, а у этого пистолета предохранитель не там, где у моделей, с которыми Сэм в прошлом имел дело, ну и до изящного автоматизма Диего ему еще очень и очень далеко.
В ход пустить этот пистолет ему уже случалось - не самые приятные воспоминания, и Сэм с удовольствием обошелся бы без них, и уж точно без того, чтобы снова прибегать к оружию, но не сейчас, когда от этого зависит так много.
Они защищают себя - не нападают на других, сначала всегда пытаются решить все миром, и, Сэму кажется, Диего иной раз считает, что они могли бы действовать жестче, но пока им, наверное, везло - везло, несмотря на этот цивилизованный подход, явно теряющий в популярности.

- Да, пес вышел к нам на дорогу где-то с милю назад, - Сэм опускает пистолет, глядя в ту сторону, откуда доносятся голоса. - Совсем ручной, мы так и решили, что поблизости люди... Вы из дата-центра? Мы прошли полштата, и когда вчера вечером набрели на указатель - решили, что мечты исполняются. Вы же оттуда? Или нет?
Из-за густых зарослей кустарника, таких густых, что даже в конце октября там еще можно укрыться, доносятся неразборчивые переговоры. Пес скулит, потом принимается пронзительно лаять.
- Черт! - говорит тот, кого называли Зэки. - Ты бы, дамочка, его отпустила, пока не цапнет...
Он выходит из-за дерева, покачивая винтовкой, уложеной на сгиб руки - темноволосый, лет сорока, может, чуть больше, вряд ли меньше, одет в теплую куртку, военную, и в джинсы, а на ногах, что смешно смотрится, кроссовки, такие светло-серые кроссовки. Поднимает руку, демонстрируя повязку на кисти.
- Эй-эй-эй, - кивает Диего, который так и не опускает свой карабин. - Давай-ка без этого самого... Это не тот укус - это меня Баловень куснул. Разбесился и куснул, за ним глаз да глаз нужен. Так значит, полштата вы прошли, да? Откуда?
За ним выходит другой - Иона, тот держит винтовку поднятой, готов к стрельбе.
Зэки не отвечает на вопрос, думает Сэм. Почем?
Они выглядят небезобидно? Слишком опасно?
- Иллинойс. Колорадо. Айова, - перечисляет Сэм. - Мы всего пару месяцев вместе. Ищем что-то. Уцелевший дата-центр. То объявление - это правда? Тут есть живые? Есть место для живых?
Они - Иона и Зэки - переглядываются, Иона сплевывает под ноги, ухмыляется.
- Да. Есть тут такое место, недалеко. Вы верно шли, ребятки. Верно - только пришлось бы еще топать и топать, но тут вам повезло - нас встретить повезло.
Он похож на Зэки - может, родственники? Братья? Кузены?

- Нам не привыкать к дороге, - вступает в разговор Диего. Хеллен за его плечом разглядывает обоих мужчин, затем кладет руку ему на локоть - тоже хочет, чтобы он опустил карабин.
- Вы не представляете, как мы рады! - звонко и радостно говорит она. - Не представляете, как мы рады, что дошли!
Она выходит из-за рослого Диего, приветливо улыбается - настоящий рекламный агент, она, кажется, раньше торговым представителем и работала.
Иона и Зэки ей улыбаются как по команде.
- Ну, еще не дошли, - смеется Иона. - Но это мы сейчас быстро... Идемте за нами.
Диего и Сэм переглядываются, когда оба мужчины разворачиваются и углубляются в кустарник, из которого вышли. Хеллен идет за ними, на ходу оборачивается, машет руками, делает удивленные глаза:
- Ну же, - одними губами.
Сэм снова ставит пистолет на предохранитель, протягивает руку Мэйбл.
- Пошли. Мы добрались - давайте хотя бы взглянем, куда именно.

В небольшой низине в сотне футов стоит грязно-голубой пикап, порядком проржавевший, с разбитой правой фарой и лобовым стеклом, трещина в котором залеплена черным скотчем, но явно на ходу: в кузове пикапа лежат чем-то набитые мешки с темными пятнами, над ними вьется одинокая муха, попутавшая сезон.
- Это олень, - поясняет Иона, поймав взгляд Сэма на содержимое кузова. - Завалили здорового оленя вчера к вечеру, утром разделали и вот, везем в лагерь. Соседство так себе, понимаю, но и вы нас поймите - мы не рассчитывали на пассажиров...
Он снова смеется, демонстрируя крепкие белые зубы. Зэки взмахивает винтовкой.
- Только с уговором, ребята. Вы скидываете свои пушки. Нам неприятности не нужны, не нужно, чтобы вы решили, что вам самим пригодится и олень, и тачка, хорошо? С вас-то взять нечего, судя по тощим рюкзакам - ну а мы рисковать не хотим.
Хелен молитвенно складывает руки у груди, Сэм смотрит ей в лицо, полное надежды, потом смотрит на Мэйбл - уставшую, измученную Мэйбл.
Разве это не то, чего они искали?
Почему-то Сэму казалось, что когда они дойдут, то сделают это не так - а просто завернув в очередной раз, увидят расчищенную дорогу, щиты, инструктирующие, как себя вести, несколько постов из медиков и копов, за за ними: ворота.
Что никто не направит на них оружие, наоборот - осмотрят, предложат воды, сникерс, будут хлопать по плечам, говорить, что теперь все будет в порядке, что они смогли, сделали это...
Но, стоит признать, это была какая-то фантазия, в большей степени основанная на фильмах. То, что происходит сейчас, куда правдоподобнее.
Сэм кидает свой пистолет в кузов, куда уже забрался Зэки.
- Отлично, - одобряет тот. - Прошу на борт.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Наверное, дети - это хороший знак. Сэм хочет думать, что люди, у которых есть дети, это хорошие люди, которые не хотят ни с кем воевать.
Он обнимает жмущуюся к нему Мэйбл - ей не по себе, всегда не по себе, когда они встречают незнакомцев - пытаясь поделиться с ней своим оптимизмом. Прижимает к своему боку, согревая.
Зэки бросает на них короткий взгляд, ухмыляется:
- Парочка, да? - он заводит глаза. - Это хорошо. Хорошо, что семейные - у нас семейных полно.
У Сэма как камень с души - поведение Мэйбл, конечно, далеко от провокационной подачи себя Лены Мэй, однако в этом новом мире этого уже недостаточно: она красива, по-прежнему красива, ни лечебница, ни полгода скитаний не повлияли, и у них уже был инцидент с другими выжившими из-за красоты и мнимой беззащитности.
Так что хорошо, что в том месте, куда они направляются, есть женщины - много женщин, судя по тому, что есть дети и есть семьи.
- Да, - говорит он. - Парочка. Познакомились еще до всего.
- Везет вам, - радостно кивает Зэки. - Родной человек - это всегда хорошо. Мы тоже друг друга давно знаем, с Ионой братья, а в лагере есть еще кузен - Курт, повидаетесь с ним, он со всеми новенькими сперва сам разговаривает, типа, за главного у нас...
- И много у вас людей в лагере? - спрашивает Диего.
Зэки стреляет в него настороженным взглядом - оно и понятно, просто слишком внезапный, как по Сэму, этот переход от добродушия к настороженности, но, наверное, сейчас иначе никак.
- Много, много, - расплывчато отвечает он, вытаскивая сигаретную пачку. - Сами увидите.

Пикап поворачивает - Сэм едва успевает заметить еще один указатель, на этот раз оповещающий, что до лагеря десять миль. Им и правда повезло встретить этих дружелюбных братьев из лагеря, принимающего беженцев, и Сэм думает, как хорошо будет выспаться впервые за долгое время, зная, что они наконец-то добрались до чего-то, что в самом деле может стать домом, а не временным укрытием на пару ночей.
На этом десятимильном рубеже уже встречаются признаки дата-центра: Сэм видит проржавевшие автомобили, раскрытые и распотрошенные, стащенные на обочины, заградительные конусы и ежи, которые использовались полицией и дорожными рабочими - должно быть, здесь начинались первые карантинные меры. Пикап подпрыгивает на лежачем полицейском, наскоро заасфальтированном в начале эвакуации, из леса выскакивает Баловень, заливаясь лаем, бежит вдоль шоссе за пикапом, сбавившем скорость.
- О, - показывает на него Зэки. - Я же говорил - дорогу знает, сам прибежит...
Пес лает, лает - Диего начинает поглядывать на него с беспокойством, Зэки это замечает:
- Да не нервничай, друг. Здесь, так близко к дата-центру, кусачих нету, мы их всех попятили... Безопасность - превыше всего, ну и конкуренты не нужны... Конкуренты за жратву, сам понимаешь, - он наклоняется, похлопывает по мешковине, пропитывающейся кровью. - Они же все жрут. Что живое увидят, то и жрут.

Еще один поворот, шоссе расширяется, на асфальте проглядывают полустершиеся знаки. Лес редеет, сменяется пустошью, пикап проезжает под стендом с изображением ближайшей развилки. Направо - Норфолк, три мили, прямо - внутренний аэропорт, пять миль. Брошенных автомобилей на обочинах становится все больше, видны попытки устроить настоящие контрольно-пропускные пункты. За ними виднеется сетчатый забор - территория аэропорта, заросшая сухой травой.
- Дата-центр был на базе аэропорта, междуштатного, обслуживал, наверное, местные заводы, - объясняет Зэки. - Его, вроде, прикрыли в нулевых, выкупило правительство под свои нужды, ну а как большая нужда пришла, так он и пригодился.
Он приподнимается, держась за крышу кабины, показывает рукой вперед.
- Вон, смотрите. Вон там мы все и живем.
Аэропорт, с точки зрения Сэма, который смотрит, куда сказано, больше всего сейчас похож на средневековое поселение, каким-то чудом перемещенное в современные реалии: ворота укреплены металлическими щитами, небольшое помещение - зал прилета и отлета - выглядит совсем небольшим, может, чуть больше лечебницы. Сразу видно, что аэропорт никогда не обслуживал крупные авиалинии - больше похож на зал ожидания на автобусной станции, зато за ним, на единственной взлетной полосе, стоят несколько туристических автобусов, между которыми горят костры, и дым от них расчерчивает по-осеннему голубое небо серыми полосами.
- Ну вот и приехали, - комментирует Зэки, когда пикап притормаживает возле ворот.
Несколько высоких мужчин с автоматами встречают вернувшийся пикап - ворота открываются, пропускают транспорт и тут же закрываются.
Зэки выпрыгивает из кузова, перегибается через край и открывает защелку, задний борт с лязгом падает.
- Добро пожаловать в Норфолк-Вест, - объявляет он.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Вот так, ближе, летное поле напоминает то, чем на самом деле является - лагерь беженцев: автобусы с открытыми настежь дверями, вытащенные автомобильные сиденья, должно быть, из тех машин, что выстроились почетным караулом вдоль шоссе, ведущему к аэропорту, навесы между автобусами, защищающие от дождя. На натянутых веревках сушится одежда, пропитываясь дымом от костров, люди поворачиваются, чтобы посмотреть на новеньких.
Больше шестидесяти человек - совсем немного, аэропорт, пусть и небольшой, мог вместить в пять, в шесть раз больше людей, а на поле - еще под пять тысяч, если поставить армейские палатки и организовать лагерь, не случайно же сюда свозили людей, не случайно этот указатель. Только затем все они куда-то ушли, на поле до сих пор видны отпечатки от тяжелой техники и фундаментов временных бараков, ушли и эвакуированные жители ближайших городов, и военные.
Зато пришли эти люди - наверное, тоже искали убежище.
И нашли дом.
Сэм очень хочет надеяться, что это место станет домом и им - ему и Мэйбл.

- Диего, - Диего первым протягивает руку, представляясь. - Это Хелен, Сэм и Мэйбл.
Курт кивает каждому, сторонится, впуская их через служебный вход в терминал.
- Спасибо за гостеприимство, - говорит Сэм, входя - это, должно быть, был вход для персонала, потому что он ведет сразу в служебное помещение, где между рейсами отдыхали пилоты и бортпроводники.
Курт широко ему улыбается, хлопает по спине.
- Мы все здесь понимаем, через что вы прошли, - заверяет он. - Поэтому мы и открываем двери для всех, кто к нам приходит. Это место должно быть домом. Домом для всех, кто смог сюда дойти.
Хеллен зажмуривается, счастливо улыбается:
- Я уже и не верила, - признается она - и это она-то, их ходячий источник оптимизма.
Курт смеется, поворачивается к Зэки, жмущемуся у порога.
- Передай Марии, что мы выпьем кофе... Кофе? - он снова поворачивается.
- Не пили кофе несколько недель, - отвечает за всех Сэм и Курт понимающе кивает.
- Тогда время себя побаловать.
Зэки уходит, оставляя их в этой комнате отдыха персонала.
Из нее еще две двери - наверное, ванные и спальни.
А здесь уютно, думает Сэм, оглядываясь - и, очевидно, Курт и правда главный, раз занимает отдельные апартаменты.

- Мы принимаем всех, - начинает Курт, - но здесь, в Норфолк-Вест, есть свои правила. Либо соблюдаете их, либо уходите.
Диего хмыкает:
- Пока похоже на кота в мешке.
Хеллен кладет руку ему на колено, устраиваясь рядом на жестком диване. Сэм и Мэйбл садятся на другой, подчиняясь жесту Курта.
- Уверена, эти правила помогают вам, и мы будем рады узнать о ним поподробнее, - Хеллен дарит Курту сияющую улыбку. - Мистер Зэки вкратце рассказал нам о Норфолк-Вест по пути, но увидеть столько живых, увидеть это место, настоящее, существующее место, где можно жить...
Она качает головой, но руку с колена Диего так и не убирает - так успокаивают сторожевого пса.
- Мы живем здесь больше года, - соглашается Курт. - В сентябре прошлого года наша ферма пала - не прошло и пары месяцев с начала, как в ближайших городках стало нечего есть и ходячие направились прочь. Огромное стало повалило заборы играюче, электро-пастухи против них бесполезны - они прошли как саранча, сожрали скот, лошадей. Нам пришлось уходить - этот лагерь был самым близким пунктом эвакуации, но когда мы доехали, здесь уже было пусто. Никого, ничего - все куда-то ушли. А мы еле добрались сюда на остатках горячего, спасли только самое необходимое - и решили остаться. Сами видели, место-то хорошее, - говорит Курт с такой гордостью, будто лично обустроил лагерь.
- Отличное место, - подтверждает Сэм, и Курт улыбается довольно.
- Прекрасное. Оставайтесь и убедитесь сами.
- Вы хотели рассказать о правилах, - напоминает Диего.
Курт смеется:
- Они простые. Насилие запрещено. Оружие запрещено - разве что вы входите в команду охотников. И мы все здесь стараемся принести пользу - даже если ваша прошлая профессия сейчас невостребована, мы найдем, где вы можете быть полезны. Вот и все - не так уж сложно запомнить, правда?
Хеллен кивает как заведенная, но ее восторг становится еще сильнее, когда дверь открывается и появляется женщина с подносом. От четырех разномастных кружек на подносе поднимается пар, полузабытый запах кофе заставляет Сэма сглотнуть слюну, но кроме кружек там еще и тарелка, настоящая стеклянная тарелка с печеньем.
- Мы так рады, что кто-то еще нашел Норфолк-Вест! - щебечет женщина - видимо, та самая Мария. Она молодая, миловидная - и прилично беременная, и Сэм ловит себя на том, что пялится на ее живот, и тут же поднимает взгляд и наталкивается на ее легкую улыбку.
- Ты уже рассказал им о лотерее? - спрашивает она у Курта. - Это же самое лучшее! Я вас уверяю, эмоций не меньше, чем от Супер-кубка или церемонии вручения Оскара.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

У Сэма не хватает какого-то внутреннего ресурса, чтобы изобразить энтузиазм от обещанной лотереи - они устали, все  действительно устали, вымотаны и морально, и физически, но, к счастью, Мэйбл проявляет вежливый интерес, подкрепляя этим улыбку Хелен.
Лотерея - что-то вроде местного праздника, понимает Сэм. Ну, наверное, это хорошо - маленькие приятные сюрпризы, какие-то совместные праздники. Да, это именно то, о чем говорит Курт - то, что отличает жизнь от выживания, и Сэму не хватает этого, весь этот год с лишним.
- Ешьте печенье, - говорит Курт. - Мы печем его сами. Немного сухого молока, сушеные перемолотые ягоды, спред - но выходит вкусно. Наши повара просто волшебники.
Печенье и правда вкусное, и не сказать, что не хватает масла или нормального молока. Чуть заметный привкус желудей - наверное,разбавляют муку для объема, аромат дикой вишни и земляники, отчетливый вкус кленового сиропа. Печенье жесткое, как камень, но беременная женщина - Мария? - делает короткое движение рукой, как будто что-то опускает и поднимает, смеется и переводит взгляд на чашку Сэм - макать печенье, догадывается он.
Кофе сладкий, печенье тоже - и это просто прекрасно, и Сэм делает глоток и на мгновение забывает обо всем.
Потом смотрит на Мэйбл, на ее осторожную улыбку - она очень покладиста, все меньше напоминает ту женщину, с которой он был знаком в лечебнице - как будто теперь у нее не хватает сил на то, чтобы спорить или все делать по своему. Наверное, это не очень хороший признак - эта апатичность, это равнодушие... Сегодня утром, когда она говорила, что им нужно перестать куда-то идти и остановиться, перестать искать и начать обустраиваться, это было как привет от той, прежней Мэйбл - но сейчас она снова оставляет свое мнение при себе, каким бы оно не было.
Сэм списывает все на усталость. Они устали, снова повторяет он себе - и она тоже устала. Даже если им здесь не понравится - хотя почему бы, пока все эти люди кажутся ему довольно приятными и приветливыми - они смогут уйти позже.
Например, весной - и перспектива перезимовать не просто в автобусе или палатке, но среди людей, других живых людей, пить кофе хотя бы изредка, есть это печенье, ходить в лес за дровами или на поиски дичи, участвовать в этих небольших общих праздниках, пусть даже на кону какая-то мелочь, по-настоящему Сэму нравится.
Он ставит кружку, перехватывает ладонь Мэйбл, делясь с этим теплом от горячего кофе - ему нравится держать ее за руку, ему все с ней нравится, и это немного смешно, но она, как ему кажется, научила его вот этому. Речь не о сексе, а о какой-то телесной близости - вот такой, тело к телу, как подтверждение того, что они оба живы.
- Да, мы понимаем, - отвечает Сэм, когда остальные кивают. Смотрит на Мэйбл - вот это место. Место, где они остановятся, где останутся на зиму. Место, которое может стать им домом, хорошее место. - И мы хотели бы остаться. Хотя бы на время.
Курт продолжает улыбаться, кивает в такт каждому слову, Мария тоже улыбается - ну просто картинка с открытки, и Сэму нравится это. То, что эти люди здесь счастливы - как будто это гарантия того, что они с Мэйбл тоже могут быть счастливы.
- Берите еще печенья, - предлагает Мария, глядя на переплетение пальцев Сэма и Мэйбл, потом переводит взгляд на Диего и Хелен. - Куда бы вас поселить... Вы, наверное, по первости хотите держаться вместе?
Она улыбается еще шире, машет на смущенные попытки оправдаться Хелен.
- Ничего, ничего, это со всеми так, мы все понимаем, да, милый? Вы нам еще не совсем доверяете - а мы не совсем доверяем вам, поэтому и правило насчет оружия... Ну и ради безопасности - мы здесь не хотим драк и несчастных случаев. Ну так что, давайте попробуем? У нас есть пара свободных автобусов у восточной границы рядом - или, если хотите, то можете....
- Не обязательно. Я бы хотел как можно быстрее влиться в коллектив, - заявляет Диего, ставя на стол опустевшую кружку. - В автобусах, говорили, живут семейные - а не семейные где-то вместе?
Сэм едва не давится глотком кофе - ну ничего себе, такого он не ждал: ему всегда казалось, что Диего сам по себе, и что чем меньше людей вокруг - тем ему комфортнее, а он фактически настаивает на том, чтобы осесть в общежитии.
- Да, у нас есть несколько автобусов побольше - и армейские палатки, место мы тебе найдем, - заверяет Курт, потом смотрит на Хелен, которая пытается не показать своего разочарования. - И для вас тоже, конечно. Вы любите пение? У нас есть свой хор, и девушки недавно лишились одной из своих. Хотите попробовать?
Хелен кивает беспомощно, потом пожимает плечами.
- Я бы попробовала...
- А что с ней случилось? - спрашивает Диего. - С этой девушкой? Вы сказали - лишились. Какое-то несчастье?
Мария и Курт переглядываются, Мария начинает собирать кружки. Курт откашливается, но когда заговаривает, то звучит совершенно нормально.
- Она ушла. Просто ушла, два месяца назад. Мы не знаем, почему. Должно быть, депрессия. Несмотря ни на что, не все способны перенести произошедшее с миром. Охотники думают, что нашли ее тело, но, как вы понимаете, точно сказать уже нельзя.
Сэм пожимает Мэйбл руку, как будто ищет подтверждения, что она сильнее, чем эта незнакомка - и не оставит его, не уйдет в лес, чтобы умереть.
- Какое несчастье, - грустно говорит Хелен.
Курт печально улыбается ей.
- Это так. Но для остальных жизнь продолжается... Если вы готовы, давайте я покажу вам, где можно будет остаться. Сможете сами выбрать себе место и заодно оглядитесь.
- Оружие нам не вернут? - прямо спрашивает Диего.
- Только когда вы решите уйти, - качает головой Курт, поднимаясь на ноги.
Должно быть, Диего некомфортно безоружным - но Сэм, пожалуй, не видит в этом проблемы.
Мария поднимает поднос с пустыми кружками, приветливо улыбается.
- Не волнуйтесь, здесь безопасно. Когда вы убедитесь в этом сами, вы забудете, что такое спать вполглаза и жить в страхе.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Возле самодельной, но выглядящей довольно добротно печки, явно переделанной из какой-то туристической, лежит охапка дров. Не слишком много - но можно взять еще. Можно согреться - даже нагреть воду, чтобы умыться, хотя душевые есть дальше, между какими-то административными постройками: большие баки на металлических сваях, под которыми можно разжечь костры, шторки всех мастей и расцветок - издалека отгороженные душевые напоминают цыганский табор.
Но это мелочи, то, как это выглядит со стороны, Сэм счастлив тому, что сможет помыться - не в подогретом ковше и не в ледяной воде, а по-настоящему, намылиться и смыть мыльную пену, прочесать волосы, сбрить бороду. В дороге ты не тратишь время на такие вещи - зато это еще один плюс к тому, чтобы остановиться, осесть здесь.
- Да, мне так показалось, - отвечает Сэм, сбрасывает рюкзак - и от мысли, что ему не придется через несколько часов снова пускаться в путь, чувствует настолько огромное облегчение, что не может его описать.
В автобусе, переделанном кое-как под жилье - жил ли здесь кто-то раньше, или Курт и Мария готовят гостевые заранее, как в хорошем отеле - пыльно, пахнет потертым кожзамом, старым пластиком, но не так уж и плохо.
И уж точно намного лучше, чем было бы в лесу.
- Это, конечно, не "Четыре сезона", - хочет поднять и себе, и Мэйбл настроение Сэм, - но будем считать, что очень бюджетный "Континенталь" в какой-нибудь дыре.
Им приходилось ночевать в местах и похуже - даже прошлую ночь они провели в месте намного хуже, устроившись в спальниках на бетонном полу разоренного магазина, чьи стены были единственной преградой между живыми и мертвыми; здесь, по крайней мере, думает Сэм, они среди людей.
Среди людей, которые показались ему хорошими - тех, кто, скорее всего, помогает друг другу, заботится об их общем доме.
Мэйбл это нужно - кажется Сэму.
Нужно место, которое она назовет домом - и не только для них двоих.
Прежде они часто спорили об этом - о том, что сейчас значит встреча с другими людьми, что безопаснее, но уже давно она не спорит, и это в самом деле Сэма совсем не радует.

Он тоже улыбается - потом улыбка превращается в натянутую: дети? Она говорит об их детях?
Он не слишком часто об этом думает; раньше да, до того, как она ему рассказала, думал - и ужасно беспокоился об этом, но никогда не думал о детях с этой точки зрения.
Что дети могут быть желанными, долгожданными - что может быть место, где ребенок не будет обузой большей, чем был раньше, в том, прошлом мире, а будет радостью.
Она гладит его по бедру, очень нежно, почти с опаской - последние несколько месяцев она все делает именно так, и занимается сексом тоже. Как будто боится, что будет больно, боится сделать что-то не так - Сэм понятия не имеет, в чем дело, и не знает, как к этому относиться: ему нравится ее нежность, и нравится быть нежным с ней, и, наверное, ему бы думать, что она избавилась от своего прежнего диагноза, а он все волнуется, не признаки ли это развивающейся депрессии...

- Правда?
Он опускается на корточки перед ней, держа ее за руку, ведет другой по упругому сиденью, превращенному в постель - это их новый дом?
В одеяла, тяжелые, на наверняка чертовски теплые, завернуты подушки - целое богатство.
Ему не нравится, что она уходит в себя - молчит, думает, больше не сыпет пошлыми шуточками и грязными намеками, не рассказывает о съемках, прошедших и только обещанных, о коллегах по цеху и мелких секретах порно-актрис. Если она сейчас и вдается в воспоминания, они в основном касаются фермы - полезно при выживании, но выглядит так, будто она настроена выкинуть из своей жизни огромный кусок и сделать вид, что так и было.
Прежде она гордилась своей работой, гордилась тем, что вошла в какой-то там топ самых желанных актрис порно - тут Сэм не удивлен, но дело не в этом: она как будто выцветает, исчезает, будто сквозь пальцы, как песок или вода, и Сэм не знает, как ему ее удержать, без таблеток, без лечения.
Чем удержать - у них даже ребенка быть не может, да и потом, не так уж он и уверен, что ребенок помог бы: если у нее депрессия, гормональный взрыв только усугубит проблему.
- Мне очень приятно. Приятно, что ты так думаешь, милая. Приятно, что хотела бы этого. Я бы тоже хотел - с тобой, - если и нет - Сэм не особенно уверен, что был бы хорошим отцом - можно не беспокоиться: детей у нее быть не может, и не то чтобы это не сняло с его плеч приличный груз, так что Сэм не видит большой беды в легкой лжи. - Жаль, что этого не будет.
Плохо, очень плохо, Сэм, говорит он сам себе.
- Но мне хватает тебя. Тебя и теплого одеяла - вот то, о чем я мечтаю, - он осторожно переводит разговор в шутливое русло. - Может, если вы подружитесь с Марией, ты могла бы изредка нянчить ее ребенка, когда он появится? Судя по ее виду, до этого не так уж долго ждать.

Она выглядит усталой, совсем усталой - как будто сейчас, оказавшись здесь, перестала притворяться. Сэм касается ее щеки, высокой скулы, мочки уха, заводит ладонь дальше, под волосы, привлекая к себе, целуя.
Они занимаются сексом - ловят эти минуты, когда ночуют в каком-то более-менее безопасном месте, когда нет нужды кому-то сидеть без сна, и стараются не шуметь, сделать все быстро, скомканно. Им обоим мало - ей, наверное, даже критичнее, темперамент у нее просто огненный... Был - сейчас Сэм уже не знает, что и думать.
Но, может, теперь все пойдет на лад? У них есть свой угол, пыльный и переделанный из древнего автобуса, но свой - и им больше не нужно никуда идти.
- Я люблю тебя. Я хочу тебя, - говорит Сэм ей в губы - никак не научится правильному порядку. - Хочешь остаться здесь? По настоящему - хочешь?

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Иногда его ставит в тупик то, что она говорит - вот как сейчас, когда она заговорила о детях, или когда заговорила о том, что хочет целоваться, пока у нее не закружится голова. Нет, ничего такого... Ничего такого, кроме того, что иногда - вот как сейчас - ему кажется, что она притворяется. Играет роль - почему нет, она актриса.
И он бы и не заметил - потому что она хорошая актриса - но, положа руку на сердце, кто бы не писал ей сценарий, диалоги он не вывез, или так себе сработал директор по кастингу, потому что эти диалоги написаны для другой женщины.
Для совсем другой - не для той, которая прошла через все, через что прошла Мэйбл.
Она как будто старается сделать вид, что ничего этого не было - что не было Лены Мэй и ее карьеры, не было их встречи в лечебнице Кейн-Каунти, не было многих вещей, которые при всем желании милыми не назвать, - но тут даже для Сэма с его отсутствующим врачебным аттестатом это как тревожный звоночек: забывание, игнорирование - это тоже симптом, причем симптом весьма серьезной проблемы.
Вытесняя часть своего прошлого, она неизбежно однажды натолкнется на него, и тогда все то, что она старалась забыть, как несоответствующее ее новому образу, где-то тесноватому, а потому и требующему отсечения лишнего, ударит по ней же.

Это правильные мысли - Сэму небезразлична Мэйбл, небезразлично ее состояние и он не лжет, когда говорит ей о любви - но даже этим правильным мыслям сейчас нет места, потому что даже если она и говорит о романтичных поцелуях, то прижимается она к нему горячо, совсем не романтично, и выгибается тоже отнюдь не романтично, нашаривая ремень, проходясь прохладными костяшками по его животу.
Поцелую становятся глубже, Сэм стаскивает с себя куртку, позволяя ей сползти по сиденьям прямо на пол, вжимает Мэйбл в кожзам, устраиваясь между ее ног, они движутся вместе, почти синхронно, и вот сейчас этот автобус кажется Сэму лучшим местом на земле.
Не из-за того, что здесь безопасно, или есть другие живые, крыша над головой, место, которое они могут назвать своим домом, пусть даже это пыльный и пропахший не-жильем автобус - а потому что они вместе, и будут вместе, что бы ни случилось.
И когда слов недостаточно - а слов частенько бывает недостаточно - они говорят друг с другом еще и так, прикасаясь друг к другу, занимаясь сексом, делясь теплом друг с другом, стаскивая друг с друга одежду, чтобы соприкоснуться телами.

Стук в дверь - до изолированности прежней жизни очень далеко, дверь автобуса содрогается и лязгает пластиком и рассохшейся резиной - настолько невовремя, что Сэм не сдерживает ругательство.
- Вот черт, вот сейчас я совсем не рад, что тут есть и другие люди, - шутит он, и в шутке лишь часть шутки.
Сэм откатывается, выпуская Мэйбл из-под себя, опирается локтями на сиденья, застегивая штаны - в молнию попадают нитки, никак не удается привести себя в нормальный вид, и Сэм торопливо надевает майку, расправляя на животе, и садится - как раз вовремя, Мэйбл уже впускает их новых соседей.
Как будто ничего не изменилось, и живущие поблизости старожилы заглянули, чтобы поздороваться с только что въехавшими новичками, познакомиться и предложить помощь с обустройством и распаковкой вещей.
Вот только вещей у них на двоих - пара тощих рюкзаков, а автобус едва ли может похвастаться пространством, нуждающимся в обустройстве.
- Привет, я Сэм, - Сэм все же поднимается, протягивает руку первым - ему в самом деле хочется тут осесть, и совсем не сложно быть дружелюбным.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

- Когда станет совсем холодно, Курт хочет перенести столовую в пассажирский терминал, устроить там что-то среднее между общей гостиной и комнатой для игры в "бинго", - смеется Декстер, потом показывает Сэму на низкое одноэтажное здание, часть административно-служебных построек аэропорта. - Прошлой зимой мы ели в багажном терминале, но сейчас там склад. В пассажирском будет намного удобнее, и теплее, если ребята придумают, как устроить тягу в самодельных печах... У нас есть тут пара инженеров, не замерзнем. Видели печку в автобусе? Вот, головастые ребята, в первую очередь, как только с голодом разобрались, стали решать вопрос с теплом, все же не Флорида, и решили. Горячая вода в душевых, тепло по ночам - здесь хорошо.
Здесь хорошо, это правда - даже в полевой кухне, огромной палатке маскировочной военной раскраски, совсем не так холодно, как на улице: сказывается то, что палатка защищена от ветра зданиями аэродрома. Но будь здесь даже холодно, как на леднике, Сэм все равно с места бы не сдвинулся из этой палатки - потому что здесь пахнет едой.
Ноздри Мэй раздуваются, Сэм надеется, что они не выглядят совсем уж голодными - но если и так, окружающие приветливо улыбаются, никто не подает вида, что не хочет делиться едой с чужаками, а они во время своего путешествия наталкивались и на такое: после сытой жизни обществу потребления тяжело далось резкое ограничение в этом самом потреблении. Когда стало ясно, что эту новую, куда более страшную эпидемию не удается предотвратить и города придется бросить во власти мертвых, очаги спасения переместились в дата-центры и эвако-лагеря, но первая же зима внесла серьезные коррективы и в эти попытки выжить, и теперь даже такие прежде кажущиеся само собой разумеющимися, ценятся как настоящие чудеса - горячая вода. сытная еда, кров над головой и тепло, когда приходят холода.

- Так что, можно выиграть еще одно одеяло? - уточняет Сэм.
Ханна улыбается и ему:
- Еще одно одеяло можно просто попросить - от военных здесь кое-что осталось, сами видите. В лотерею мы разыгрываем другие вещи - более редкие, более ценные, из всего, что привезли наши искатели... Например, теплый махровый халат. Или шампунь с неистекшим сроком годности - здесь есть мыло, - она заговорщицки поворачивается к Мэй, - конечно, есть, но разве мыло сравнится с настоящим шампунем серии Лореаль или Нивея? Ммммм, или бальзам для волос, крем для рук, такая специальная подушка для шеи, домашние тапочки, банка сардин... презервативы. Кружевной комплект белья.
Они с Декстером переглядываются, почти одинаково улыбаются - наверное, комплект кружевного белья что-то значит для них обоих.
Губная помада, заканчивает про себя Сэм.
- Сомневаюсь, что мне пригодится комплект белья, - шутит он. Ханна с готовностью смеется:
- Тогда обменяешь на что-нибудь. Вещи сейчас как универсальная валюта, и обещайте мне прямо сейчас, если никому из вас не нужно белье, то предложите первой мне. Я готова отдать душу за комплект, который не заказывало министерство обороны!

Они замолкают, потому что Курт произносит речь - и хотя обычно Сэм ничуть не против воодушевляющего слова, молитвы или чего-то другого, потому что поблагодарить в самом деле есть, за что, сейчас ему не терпится приступить к еде.
Рагу в тарелках - ирландское или какое-либо другое, вот сейчас Сэму совершенно все равно - пахнет жирным мясом, чуть обжаренным и после тушеным с овощами, а еще следом в центре стола ставят широкую плоскую тарелку с хлебом, свежим и пористым, хлебом. Сэм под столом пожимает пальцы Мэйбл в ответ - у нее такое лицо, счастливое, пожалуй, лицо, и это делает его счастливым тоже.
Они отдохнут, закончится их бесконечный поход, и когда Небраску завалит снегами, у них будет место и еда.
И еда - и Сэм отдает должное рагу, черпает полной ложкой, обжигаясь, но не желая ждать. Мясо на вкус совершенно невероятное - должно быть, оленина, наверное, оленина, потому что это точно не курица, и не заяц, зайца Сэм уже ел, и не белка, да и какая разница, главное, что это еда, настоящая горячая еда, не сухари и не пресная овсянка, и не плохо разделанная белка.
И несмотря на предупреждение, он все же ест быстро, торопливо - хотя над ними и посмеиваются, но посмеиваются беззлобно, понимающе, и Ханна двигает к ним ближе тарелку с хлебом, чтобы подобрать подливку из глубокой миски.

- Кто бы не была эта Лора, я хотел бы сказать ей спасибо, - тихо говорит Сэм, даже толком не прожевав. Дородная улыбчивая женщина, сидящая за соседним столом, спиной к спине Сэма, оборачивается, хлопает его по плечу и смеется:
- Ну так Лора - это я, красавчик, можешь сказать спасибо! - звонко рокочет она, пока Сэм смущенно торопится проглотить.
Это так по-домашнему - вот так, как люди представляют себе большую дружную семью, и Сэм хочет, чтобы они с Мэйбл стали частью этого сообщества, пусть они провели тут всего пару часов, должно быть, так на него действует полный живот и приветливые лица вокруг.

- Вы наелись? - к ним подходит Мария, та беременная подружка - или жена - Курта. Она наклоняется между ними, обдавая запахом ванили, обнимает за плечи. - Если нет, то есть еще хлеб и овощи, и еще печенье, и сейчас раздадут чай, не стесняйтесь, но первое время лучше бы не переедать...
Сэм, у которого и правда на желудке тяжело, согласно кивает:
- Спасибо, это и правда очень вкусно. Ваши охотники большие молодцы, это оленина?
Мария кивает тоже:
- Да, повезло подстрелить оленя на прошлой неделе, и вот сегодня Зэки привез еще - хорошо бы завялить и закоптить на зиму, надеюсь, везение продлится...
Она выпрямляется, придерживая живот, машет Диего и проходит дальше, к Хелен - ведет себя точь в точь как приветливая хозяйка.
Под навесом люди начинают переговариваться, нетерпеливо оглядываться, Курт, до того занятый разговором с каким-то молодым мужчиной, поворачивается и оглядывает сидящих.
Встает с улыбкой:
- Я вижу, вижу, - громко говорит он, посмеиваясь.
За периметром палатки темнеет - зато внутри уютно, запросто можно забыть, что они здесь не на затянувшемся пикнике, а спасаются от смертельной опасности.

- Тебе не холодно? - спрашивает Сэм у Мэйбл, обнимая ее и притягивая поближе к себе, укрывая полой расстегнутой куртки.
Мария несет между рядами корзинку из супермаркета, такую ярко-зеленую, в которой на дне свернутые бумажки. Сидящие по очереди суют руки в корзинку и вытаскивают по одной штуке - кое-кто сразу же разворачивает, кто-то, напротив, крепко сжимает в кулаке.
- Вытащишь за нас обоих? - предлагает Сэм на ухо Мэйбл, когда Мария приближается, сияя улыбкой на все стороны.
- Сегодня в розыгрыше участвует, - Курт делает эту завораживающую паузу, а потом высоко поднимает на ладони узкий серебристый цилиндр, - оливки, фаршированные лимоном! Одна банка, срок годности до мая!
Зал аплодирует - и Сэм тоже хлопает свободной ладонью по столу, присоединяясь к общему энтузиазму.
- Грелка для ног!
Опять аплодисменты - как будто эта грелка принадлежала как минимум Пеле или Елизавете Второй.
- Теплые перчатки, натуральная овчина, пропитаны непромокайкой! И бальзам для губ с кокосовым маслом!

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

- Перчатки нам бы пригодились, - соглашается Сэм. По примеру многих, он тоже садится на скамейку верхом, разворачиваясь к разыгрывающему призы Курту, обнимает Мэйбл покрепче, смыкая руки у нее под грудью, согревая со спины. - Но насчет грелки ты права, у меня самая лучшая.
Ханна берет Хелен за руку, та благодарно улыбается, комкая в руках бумажку - она, наверное, обрадовалась бы чему угодно, как, впрочем и сам Сэм: просто самому факту того, что где-то люди сохраняют вот это - желание радоваться, какие-то невинные развлекательные общие мероприятия, помогающие преодолеть озлобленность и подозрительность.
Питер забирает перчатки - Сэм на всякий случай запоминает его, улыбается, когда тот проходит мимо, кивая в ответ на поздравления, и Питер тоже улыбается ему в ответ.
Почти семьдесят человек - большая армейская палатка вмещает их всех с легкостью, потому что обитатели аэропорта сидят кучно, по десять-двенадцать человек за длинными разборными столами, так, наверное, первопоселенцы переживали первые зимы в негостеприимном климате Массачусетса - но складывается впечатление, что это одна большая семья, готовая порадоваться за любого, и когда банка оливок достается Хелене, ей точно также хлопают, поздравляют, машут из-за других столов, пока она, краснея от волнения, чуть ли не бежит к столу Курта, чтобы получить приз.
- Спасибо! - взволнованно говорит она - из-за нервов голос высокий, какой-то птичий - а потом поворачивается ко всем остальным, прижимая банку к груди, и машет.
- Хелен благодарит Киноакадемию! - громко шутит Курт под дружный смех собравшихся, и Хелен тоже смеется, поднимает над головой оливки, преувеличенно манерно кланяятся.
Сэм фыркает над ухом Мэйбл:
-  Смотри-ка, любимое число и правда принесло ей удачу.
Бальзам для губ уходит еще одной женщине, Саре Энн, грелка достается одному из тех мужчин, что встретили пикап на въезде, наверное, охраннику.
Несмотря на то, что разыгрываются и правда настоящие мелочи, люди в приподнятом настроении, даже те, кому не повезло, весело переговариваются, призы идут по столовой, их бережно осматривают, передают друг другу как символ утраченного прошлого.
Кухонные работники - или дежурные, Сэм еще не уверен, как тут все устроено - разносят горячий чай, печенье к нему, хлеб все еще лежит на столах, подают небольшие миски с чем-то, что больше всего напоминает джем - по миске на стол.
- Это джем, - объясняет Ханна на удивленный взгляд Сэма. - Нет, правда, самый настоящий - сахара, правда, мало, весь, сколько удалось найти, зато Мария уверяет, что джем зимой пригодится куда больше, чем просто сахар, особенно если его не переварить. Мы сварили его сами - все лето собирали ягоды и искали сахар, есть и смородина, и вишня, и земляника, даже ежевика... Вообще-то, мы бережем его на зиму, но раз в неделю балуем себя чем-то вкусненьким - в вечер лотереи.
Джем и правда кисловат- а еще такой терпкий, ярко пахнет смородиной, Сэм мажет кусок хлеба сиропом, запивает горячим чаем: ну что же, в отсутствие аптек и витамина С они тут нашли неплохой и доступный способ бороться с простудой и авитаминозом.

- Я сейчас приду, - обещает Сэм, поднимаясь с лавки, пересекает палатку - кто-то уже играет на губной гармошке, голоса становятся громче и веселее.
Сэм догоняет Питера уже на улице, тот, небрежно сунув подмышку перчатки и ежась от холода, контрастирующего с теплом в столовой, направляется к той части лагеря, где живут одинокие мужчины.
Это хорошо - для Сэма, потому что перчатки небольшие, на женскую руку, и, быть может, Питер не откажется поменяться.
- Эй, - зовет его Сэм, - Питер ведь, так? Привет, я Сэм, нас сегодня привели Зэки и Иона... Извини, если это тебя заденет, я не хочу тебя обидеть, но ребята тут говорят, что можно меняться... Не хочешь обменять перчатки? Или хотя бы подумать об этом?
Питер меряет его взглядом, потом вытаскивает перчатки из подмышки:
- Твоя девушка - та темноволосая красотка? Да я бы не прочь, мне-то они ни к чему, а если у такой пташки не будут мерзнуть руки - то и славно, только вот вопрос в другом: что у вас есть. Виски? Ром? Может, джин? На бутылку, пусть неполную, я поменяюсь прямо сейчас.
Сэм качает головой:
- Нет, ничего такого. Может, что-то еще? У меня очень хороший рюкзак, есть непросроченный тайленол, лосьон для полоскания рта, механический фонарик - сжимаешь рукоятку и он светит... Ну, овсянкой тебя, наверное, не соблазнить, после такого-то ужина... Сигареты...
- Сигареты? - оживляется Питер. - Что за сигареты, сколько?
- Две пачки и одна неполная, Лаки Страйк, крепкие.
- Сколько в неполной пачке?
- Точно больше половины, - заверяет Сэм. - Ты куришь?
Питер смеется не слишком весело:
- Курил, так будет вернее... Ладно, договорились - три пачки сигарет и лосьон. Хорошая цена, правда - если не из трусливых, то будешь выходит за ворота, обзаведешься барахлом, а перчатки отличные, твоя подружка в них может хоть снеговика лепить и то не замерзнет, договорились?
Он протягивает ладонь, Сэм хлопает по ней своей в знак согласия.
Они доходят до автобуса, Сэм выносит свои сокровища, Питер закуривает сразу же, хлопает его по плечу:
- Вот до чего дожили, а? Натуральный обмен, как какое-то гребаное средневековье. Ну давай, я пойду, у меня смена через четыре часа, хочу вздремнуть немного перед.
Он уходит, мерцая в темноте красной сигаретной точкой.
Сэм оставляет перчатки под подушкой на стороне Мэйбл, возвращается в столовую: к губной гармошке присоединилась гитара, музыка вообще не гармоничная, но мелодию узнать можно - старые добрые летние хиты последнего десятилетия.
- А тут весело, да? - он садится на свое место, наклоняется к Мэйбл. - Осталось и правда только поиграть в настольные игры...
- Да, - смеется Ханна, услышав его слова - она уговаривает Декстера потанцевать с ней, несколько пар и одиночек уже толкутся на освобожденном пятачке посреди растащенных к краям палатки столов. - В вечер лотереи мы долго не выключаем свет, хотя, конечно, к зиме батареи плохо накапливают энергию. Но раз в неделю - это настоящий праздник. Нам всем иногда нужен праздник, Курт это понимает.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Беспокойство Сэма на время гаснет - сейчас Мэйбл не кажется ни отстраненной, ни погруженной в себя, наоборот: она флиртует с ним в традициях Лены Мэй, разве что не так откровенно, и да, Сэм полностью разделяет ее желание продлить этот замечательный вечер, дать ему перетечь в замечательную ночь.
- Отличная мысль, - его и самого смешит этот энтузиазм в голосе, едва ли не мальчишеский, нетерпеливый, но это и правда то, чего он хочет: заняться с ней сексом. Они наелись горячей пищи так, что у него побаливает живот, спать придется не в спальнике под стеной выпотрошенного магазинчика, едва способного укрыть от ветра, беспокоясь из-за любого, даже самого легкого шума в лесу, у них будут настоящие подушки, а не рюкзаки, не говоря уж о горячей воде, и секс - это то последнее, что позволит ему окончательно поверить в то, что все по-настоящему.
Сегодня - несмотря на усталость, несмотря на набитые животы, и Мэйбл наверняка движет то же желание, получить от этого дня все, убедить друг друга, что теперь все будет хорошо настолько, насколько может быть хорошо.

- А ты? - удивленно отвечает Сэм: неужели Диего кажется, что есть варианты? - Мы хотим остаться, господи, Диего, конечно, мы хотим остаться - мы шли сюда через два штата, столько лагерей оказалось брошено и непригодно к жизни, и вот же это место, место, которое мы искали, разве нет? Неужели ты думаешь о том, чтобы идти дальше? Зачем? Почему?
Тем более в зиму - но даже не это главное, с точки зрения Сэма. Все их путешествие было посвящено этой цели, найти место, где можно будет жить, такое, как Норфолк-Вест, и наткнись они на него в июне, на несколько месяцев раньше, не такими разочарованными, не такими смущенными перспективой зимовать в лесу, не такими повидавшими мертвые дата-центры, Сэм все равно захотел бы остаться, и Мэйбл тоже, и Хелен, он в этом уверен.
И вот теперь Диего спрашивает, что они решили, как будто они и правда могут решить продолжить путь.
- Да, - соглашается Диего без особого энтузиазма, они чуть отходят от выхода из палатки, пропуская заходящую пару - палатка, очевидно, светомаскировочная, потому что снаружи вовсе не сверкает электрическими огнями, привлекая внимания мертвых и живых издалека. - Конечно, мы искали что-то подобное, ты прав. Просто мне казалось, что здесь должно быть все по-другому, наверное, а это просто осколок прошлого - ни военных, ни связи с Вашингтоном или другим командным пунктом, никакой информации о том, что происходит в других местах, в других штатах...
- Ну, кое о чем мы знаем и сами, - говорит Сэм, перебивая - и это звучит неожиданно резко, и Диего встряхивает головой в ответ на эту резкость, которая за Сэмом не так чтобы замечена.
- Извини, - тут же смягчает резкий тон Сэм. - Я просто не думаю, что это хорошая идея - пускаться в путь, не зная, найдем ли мы место лучше... а точнее, зная, что не найдем. Извини, что я так напрямую, но мы устали, мерзнем и пока ничто не обещает, что то, чего ты ищешь, существует. Даже если и так, подожди до весны. Хотя бы до весны - и потом мы можем вернуться к этому разговору, но даже в центральных штатах зима уже чувствуется, а ты хочешь идти еще севернее.
Диего оглядывается на палатку, потом смотрит на Мэйбл, на Сэма.
- Думаю, у меня есть еще месяц до того, как придут снега и станет тяжелее передвигаться.
Сэм смотрит на него почти в упор, обнимает Мэйбл, притягивая ее к себе, читая ее ответ в молчании, наполненном удивлением и едва ли не страхом.
- Я понимаю, у тебя есть цель. Но мы - мы просто искали место вроде этого. Если ты решишь остаться, я буду очень рад, но если нет - мы дальше не пойдем. До весны точно. Спасибо, ты был лучшим компаньоном из всех, о которых можно мечтать, и я желаю тебе удачи, но мы останемся.
Диего коротко кивает, протягивает руку - Сэм пожимает ее, и Диего протягивает руку Мэйбл.
- Я не прощаюсь... пока. Огляжусь получше и приму решение. Спасибо, что были искренни.

Он возвращается в палатку - их-то не самый компанейский Диего.
На выходе пересекается с Лорой - Сэм запомнил ее, конечно, запомнил. Она видит их с Мэйбл, широко улыбается - еще не старая энергичная женщина, крупная, сильная, наверное, такие работали поварихами на лесопилках начала века и вместе с мужчинами стойко переносили все тяготы.
- Тоже решили сбежать пораньше, пока в душевых свободно? - рокочет она, подмигивая. - Ну и верно, вы, должно быть, устали с дороги, а может, и нет...
И она смеется, громко, раскатисто, очень заразительно и ничуть не обидно, и уходит по направлению к общежитиям, ловко находя дорогу в темноте, ориентируясь по каким-то едва заметным следам.
- Я сказал Диего, что мы остаемся, хотя он спрашивал нас обоих... Что ты думаешь об этом? Думаешь, где-то есть то, чего он ищет? - спрашивает Сэм у Мэйбл, а негромкая музыка из палатки делает этот разговор особенно невероятным. - Думаешь, у него есть шансы? Или у нас?
Несмотря на то, что Сэм не хочет покидать Норфолк-Вест, и только что открыто показал это, он все же думает о том, как труден путь в одиночестве - когда полагаться приходится только на себя, когда никто не прикроет спину. И хотя когда они встретили Диего, он и шел один, мысль о том, что они бросают друга, Сэма тяготит.
Но еще больше его тревожит мысль остаться зимой без крова и пищи - где-нибудь на дороге, вынужденных искать хоть какое-то убежище.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+