[nick]Noah Wilson[/nick][status]Ты кого тут стариком назвал, щегол?[/status][icon]https://i.imgur.com/X6qIbET.jpg[/icon][sign] [/sign][prof]<b>BURNSVILLE</b>[/prof][text]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету" class="ank">Ной Уилсон, 74</a><lz>Есть еще порох в пороховницах. Зажигай!</lz></div>[/text]
Капроновая веревка немилосердно сдавливает запястья так, что пальцы сведенных за спиной рук начинают неметь. Противная душащая волна тахикардии уже схлынула, отпустив сердце, дышать стало гораздо легче, только клетчатая рубаха под свитером совершенно промокла от пота и прилипла к спине. Стенокардия стала слишком частой его ночной гостьей, эта беспомощность в момент приступов, про которые он никому не говорил, всегда раздражала Ноя, правда сейчас была еще не ночь, и он не спал.
Уилсон сидит на полу в совершенно пустой комнате, неудобно привалившись спиной к стене ощупывая петли и узел веревочных пут. Надо же, как они боятся его, эти  святоши хреновы, увязали его как раба египетского, вон веревку аж до локтей намотали, ироды.
А раз боятся, значит, им есть что скрывать, если за простые вопросы и праздный интерес к жизни общины с ним вот так по-скотски поступили.
Он очнулся в этом помещении лежа на полу не больше часа назад, потом елозя на заднице и отталкиваясь пятками кое-как дополз до стены и совершенно выбился из сил, после чего его и настиг приступ стенокардии.  Все же ползти червяком в его то возрасте не слишком хорошая затея, да еще эта шишка на затылке под волосами, которая ноет и отзывается болью, но и лежать посередине комнаты и ждать когда придут его пленители было унизительно.
Он совершенно не мог вспомнить как здесь очутился. Да, помнится, вот он ходил вдоль забора, потом курил с одним разговорчивым молодым охранником у ворот, потом пошел к пекарне, намереваясь поглядеть как готовят здесь этот ароматный чудесный хлеб. Ведь явно что-то подмешивают в муку, раз все жители Бернсвилля, что едят эти булки, ведут себя как идиоты и не замечают очевидного. А может, дело в воде? Ной аж оживился, когда его посетила эта мысль, и перестал теребить узел веревки, что стягивала его запястья.
Ну  конечно, дело в воде! Эти причастия, которые проводит Батлер, вот оно что! Плоть Христова, кровь Христова и слово Мое! Как же, как же, слово твое...ложь все это! Одурачивание!
Как хорошо, что Дэйзи и Джим не посещают эти сатанинские сборища и не причащаются, думает Ной, иначе они станут как китайские болванчики только головой кивать и в рот смотреть этому мессие.
Надо будет предупредить Дэйзи, чтобы не вздумала ходить в молельный дом, Уилсон даже позабыл, в какой ситуации в данный момент находится он сам, и что скрутили его неспроста.
Вон поди опять у жителей какой-то праздник, Уилсон задержал дыхание и прислушался к далеким звукам множества людских голосов, которые сливались в общий фон, где не разобрать слов и ощущается лишь общий настрой толпы - радость и приподнятое настроение.

Ной испытывал тревогу и недоумение, совершенно не понимал, что случилось, но хорохорился и делал вид, что ничего серьезного не происходит, но врать самому себе - задача довольно сложная, не потому ли сердце так ноет? Ах, проклятая стенокардия.
Когда дверь в помещении распахнулась, свет ударил по глазам и Ной зажмурился. Звук шагов приближающихся к нему людей по деревянному настилу, такие уверенные и быстрые… Яркий свет, льющийся из смежного помещения не позволяет ничего рассмотреть, Ной видит лишь силуэты крепких мужчин и инстинктивно сжимается в ожидании удара.  Но цепкие руки бесцеремонно хватают его подмышки, вздергивают ноги, потом тащат по коридору едва ли не волоком,  зажав с двух сторон, потому что сам Ной толком идти не может и спотыкается. Потом они выводят его на улицу. Уилсон понимает, что уже вечер, потому что на улице уже темно, а значит он провалялся без сознания не один час. В небе висит Луна, а впереди на площади у молельного дома толпа людей, рвущееся к небу пламя из бочек, расставленных по периметру сборища.
-Давай, дед, твой выход. - хохотнул кто-то из конвоиров, толкая его в спину и придавая ускорения пинком под зад.
-Ты бы руки то мне развязал, сынок ебаный. - огрызнулся Ной, разворачиваясь на голос, но тут же схлопотал оплеуху.
-Эй, полегче с ним. - второй голос резко  осадил весельчака. - пусть Господь накажет его, а не твои грабли.
-Меня накажет? Да иди ты нахер, сектант ебаный! - взъярился Ной.
На самом деле он был напуган, обескуражен и совершенно растерян. Что происходит? Где Дейзи? Джим? С ними все в порядке?
Когда его вытолкнули в центр огражденной площадки, а живой человеческий круг сомкнулся вокруг решеток,  Ной услышал голос внучки.
-Дэйзи! Что происходит? Ты в порядке? - по началу он даже не понял, где Дэйзи, но потом увидел ее по ту сторону ограды. На какой-то миг от сердца отлегло. С ней и Джимом все хорошо. 
Или нет?

Отредактировано Sean Preston (2021-07-13 02:30:06)

— Юная леди, почему вы не дома?
Беатрис дернулась со своего места, но рука на плече с силой усадила ее на место. Побег был провален, даже не начавшись. С этого обычно все начиналось. Трис нервно сглотнула, пытаясь унять волну паники, зародившуюся внутри. Мысли в ее голове зароились гудящим ульем, судорожно обрисовывая ситуацию. Она повернула голову, взглядом проскользив по ладони, сжимающей ее плечо, немного задержалась на темном камне кольца, отметила, что коричневые пятнышки между большим и указательным пальцем все как и прежде похожи на мини-версию рисунка пояса Ориона, и улыбаясь, как какая-нибудь милая японская школьница – неестественно щурясь, просияла стоящей сзади грандма:
— Б… Банни! А что… ты здесь делаешь?
Вот иногда достаточно одного выверенного движения, такого как слегка приподнятая бровь, говорящая: «Да вы, милочка, должно быть шутите?», чтобы сходу начать оправдываться за все свои прегрешения – Трис даже подозревала, что светлый лик Бернис МакКарены пастор Роб мог бы использовать на своих службах. Но лучше не надо: еще не хватало, чтобы все вокруг узнали обо всем, чем младшая МакКарена занимается в свое свободное время.
— Это… Ты, наверное, искала меня из-за того, что нашла в сарае, да? Я ничего не замышляла, честно. Мне просто нужны были удобрения для создания разноцветных дымовух к Хэллоуину. И да, я могла позаимствовать из твоих запасов килограмма два, а может и три, но я считаю, что детские улыбки того стоят, и ты меня в этом не переубедишь, — с этими словами Беатрис горделиво кивнула, скрестила руки на груди и смирилась с тем, что ей в любом случае придется провести следующие несколько дней взаперти. Никаких сожалений. Не в этот раз. Хлобысь! – и по ее кучерявой голове прилетел ощутимый удар. Трис потерла голову и с ненавистью покосилась на небольшой темный клатч в руках бабули, который Бернис частенько носила с собой. Однажды это орудие пыток узнает, насколько может быть изощренной фантазия обиженного человека. 
— Я не об этом спросила. Это место не для тебя, и ты сама это прекрасно знаешь.
Опасения Бернис были безосновательны: ей было уже не шесть, все, что там можно было сломать в психике, уже давно скотчем склеили и сверху налепили табличку «Отремонтировано. Гарантия до 2062 года». И у Трис были причины в этот вечер быть именно здесь, а не где-то там на улице или в своем домике на дереве. Когда в Бернсвилле происходило подобное, когда община чувствовала угрозу со стороны пришедших, Трис почти каждый раз пробиралась к живым мертвецам, почти не обращая внимания на их полуразложившуюся плоть. Она никогда особо не боялась зомби, скорее, сочувствовала беднягам, которые когда-то были людьми и в итоге закончили вот так плачевно. Без имен. Без историй. Иногда говорила с ними. Кусь-куси, конечно, ничего не отвечали, гремя цепями и клацая челюстями, даже не подозревая, что все эти пробелы неумное воображение одной девчонки восполняло с лихвой. Беатрис был жалко и тех бедняг, что не могли вписаться в нормы группы, которая предоставляла им убежище, кров и еду, и практически открыто вступали в конфронтацию с существующим порядком вещей. Это было глупо. Просто потому что все группы всегда изолируют тех, кто им неугоден, - в этом Трис была экспертом, она никогда не была и вряд ли когда-нибудь будет "своей", да в любом случае всегда рациональнее вписаться, пусть и не совсем искренне, и менять эти самые нормы изнутри. Этих людей тоже должен был кто-то помнить.
— Вставай. И ни на шаг не отходи от меня.
Трис кивнула и покорно последовала за Бернис, то и дело бросая взгляды на арену и Всеотца, взирающего на свою паству. Волна шепотка пронеслась среди зрителей, когда в центр вывели мистера Уилсона. Взгляд МакКарены устремился на родственницу: Банни лишь немного сощурилась, но подобный прищур из арсенала за три прошедших года был изучен так хорошо, что и без слов было понятно, что мысленно бабуля ругнулась. И, наверное, очень красочно, поскольку клатч в ее руках скрипнул, грозя треснуть. В толпе раздался женский вскрик. Это... Дэйзи?
— Банни...
— Ни на шаг, — перебила Бернис, обходя лавочки с горожанами словно кошка - для своих семидесяти одного года бабуля была резвой. Возможно, действительно стоит начать заниматься этой йогой, раз они так быстро оказались позади Джима и Дэйзи? Хлобысь! — и один удар прилетает по макушке Джима. Хлобысь! — и второй удар прилетает по макушке Дэйзи. Беатрис уже думала, что и ей достанется опять — ну так, для профилактики, но вместо этого Банни со всей своей аристократичной невозмутимостью положила руку на плечо Дэйзи.
— Мисс Уилсон, сядьте и сидите смирно. Ваши эмоции никак не помогут ни вам, ни вашему дедушке. Его спасет теперь только воля Всевышнего. Или доброволец, желающий взять его прегрешения на себя, — Бернис замолчала, с непроницаемым лицом глядя на центр площадки, а потом слишком резко перевела взгляд на Джима и многозначительно произнесла: - Мистер Бакстер, вас это тоже касается.
— Позор! Покайся, грешник! Всевышний тебя покарает! — выкрикнула сидящая неподалеку миссис Джеггинс. Вот кто любил присутствовать на подобных линчеваниях, так это она. Старуха мерзко хрюкнула и засмеялась. Останавливаться миссис Джеггинс явно не планировала. Банни слишком красноречиво закатила глаза, внезапно позабыв скрыть свое презрение. Беатрис, улучив момент, пока бабуля отвлеклась, дернула Басктера несколько раз за рукав:
— Джим, Джим, Джим, — убедившись, что мужчина обратил внимание на нее, наклонилась, чтобы прошептать: — Пипа, та что самая левая, хромает, она довольно медленная. У Элвиса, ну того, что со смешной прической, вон справа, почти оторвана левая рука. Весельчак подслеповат, но хорошо слышит... Ты же знаешь, что зомби идут на шум, да?

Отредактировано Beatrice McCarena (2021-07-18 23:08:19)

Роберт ждет появления Дейзи Уилсон и Джима Бакстера: они пришли вместе с мистером Уилсоном и в теории могут стать проблемой, когда увидят, кто сегодня вместо главного блюда, поэтому он не торопится давать сигнал к началу. Но вот и девушка, и ее кавалер появляются в компании жителей общины, оглядываются, наверняка предвкушая зрелище. Оба здесь, а значит, никто не шарит в его шкафах в поисках секретов, и Роберт кивает Тони:
- Да, разговоров с него достаточно.
По словам Ханны, заботливо передавшей Роберту все сомнения Дейзи, порожденные негодным стариком, тот за это недолгое время успел сунуть свой нос буквально везде, и Роберт считает, что Ной Уилсон заслужил все, что ему уготовано.
- Отныне мы передаем Ноя Божьему суду.
В глазах Кирсанова загорается мрачный огонь, Роберт, годами подбрасывающий щепу и растопку в это пламя, одобрительно улыбается и сжимает плечо Тони, когда старик появляется на арене и зрители вскакивают с мест, чтобы рассмотреть и Уилсона, и нескольких мертвецов, взбешенных шумом, светом и временной недоступностью добычи.
- Иди и проследи, чтобы все прошло гладко.
Старик на арене пытается сообразить, что происходит, должно быть, выглядит жалким и растерянным. Роберт прикрывает веки, прислушиваясь к голосу, который звучит в нем столько, сколько он себя помнит, позволяя этому голосу пройти через него, пронизать его насквозь.
Визгливый голос старухи Джеггинс становится мелодичным пением архангелов, скандирующий хор - хором ликования: чужак, отвергнувший милость, пожалеет...
Его зовут по имени, голос все громче, разбивает весь настрой Роберта, и тот с недовольством открывает глаза, оглядывая еще одного чужака, неуклюже лезущего к верхним рядам, где стоит Роберт.
- Ты недолго с нами, Сэм, - напоминает Роберт. - Уверяю, ты все поймешь чуть позже; открой свое сердце и жди.
Еще одна головная боль: этого мужчину привезли весной в таком плачевном состоянии, что Роберт был уверен в его смерти и собирался использовать эту смерть как тему очередной проповеди об опасностях, подстерегающих за стенами Бернсвилля, но, вопреки его ожиданиям, Сэм Андерсон выкарабкался и его сложные переломы срастались. Он пока не прошел Испытание, но раз был способен гулять по общине и вмешиваться в проведение Суда, то наверняка достаточно окреп и для колодца.
Роберт смотрит прямо в глаза Андерсону, решая про себя больше не откладывать: в ближайшие дни мистер Андерсон будет подвергнут Испытанию, а Роберт решит, оставить ли его в общине или нет.

Он откашливается негромко, жестом призывая Сэму остановиться, и Саймон, мужчина с первого ряда, прижимающий к груди Библию, следящий за Робертом, перестает скандировать и поднимает над головой свою книгу:
- Он будет говорить!
Когда повернувшихся лиц становится на взгляд Роберта достаточно, он откашливается снова, теперь громче, и простирает вперед обе руки ладонями вверх.
- Я никогда не скрывал от вас, почему мы здесь. Никогда не скрывал, что слышал голос Его, повелевший мне спасти избранных, - говорит Роберт размеренно и громко, и его тренированный годами служб голос разносится далеко под навесом. - И вот мы здесь, имеем кров и пищу, убережены от опасностей и смерти, ныне ходящей меж живыми, но наши испытания не окончены, ибо волки в овечьих шкурах ходят среди нас, прикидываясь нашими братьями, чтобы в итоге обречь на смерть без покаяния и служение злу... Он!
Роберт указывает на Ноя Уилсона посреди арены, заставляя посмотреть на него тех, кто его слушает.
- Кого вы видите перед собой? Старика, проделавшего тяжкий путь? Мужчину, чья мудрость измеряется годами? Доброго соседа, который спасется подле вас?
Роберт позволяет этим словам отзвучать, а затем мрачно качает головой.
- Нет! Ибо я вижу другое - Он хочет, чтобы я видел другое! Этот человек - шпион, явившийся, чтобы обречь нас на гибель, отнять у нас спасение! Он втерся к вам в доверие, задавал вопросы, ходил за вами все эти дни, прикидываясь нашим другом и братом, но не верьте ему, ибо Пастырь мой сказал мне: он волк в шкуре ягненка, он хочет узнать наши слабые места, чтобы разрушить наш дом, и путь его - путь грешника!
- Грешника! - вторит ему Саймон, потрясая Библией над головой. - Он грешен!
Роберт оглядывает своих людей и останавливает взгляд на Ное посреди арены.
- Враг ходит за стенами в ожидании любой крохи, чтобы уничтожить нас, отнять у нас Бернсвилль! Враг ждет - и этот человек его наймит!
Роберт позволяет людям свыкнуться с этой новостью, как следует ее разжевать: многие начинают свистеть, что не подходит религиозному собранию, но вполне уместно на публичном мероприятии. Лица людей наполняются злобой, обидой, страхом, коктейлем, который угоден Господу и его пророку.
- Но мы позволим ему раскаяться, ибо сказано: врата открыты для всех, чистых душой, - вкрадчиво продолжает Роберт, складывая руки в молитвенном жесте. - Позволим Ною Уилсону раскаяться и очиститься, позволим ему отринуть Врага и остаться с нами, если он искупит свой грех, если пройдет Божий Суд: Господь заглянет в его сердце и если оно полно раскаяния, то убережет Ноя и подарит ему свое прощение! Раскайся, Ной Уилсон! Открой свое сердце Господу! Покажи, что твое раскаяние искренне - и тебе нечего бояться!

Отредактировано Robert Butler (2021-07-20 20:54:49)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Дейзи неотрывно смотрит на деда, она говорит ему, что с ней все в порядке и она ни черта не понимает, что происходит, но все, что остается ему - это видеть как открываются её губы, потому что голос затерялся в оглушающих воплях окружающих их местных жителей. Им словно дали команду "фас", едва ли дед появился на арене, и каждый принял за честь выкрикнуть, чтобы он покаялся. Но в чем? Она упорно не понимает, ищет ответы в лице Джима, но он зеркалит ее ощущения и, очевидно, ему также совершенно нечего сказать.

Кто-то дает Дейзи подзатыльник, и чьи-то фразы неразборчивым бурчанием звучат в ее ушах, но она не обращает на это внимание, и все равно подчиняясь и опускаясь на скамью обратно, будто потеряв какую-либо веру в то, что это можно исправить. Толпа ликовала и когда-то Дейзи видела подобное лишь в фильмах, совершенно не представляя, как может натягивать нервы каждый их выкрик, тонущий во всеобщей кровожадности.

Они не сделали ничего противозаконного. Они вели себя достойно, были распределены на работу, приветливы и были самими собой. Может в последнем и крылась причина - в их мире не было веры в подобном виде и они искали ответы друг в друге, физические, то, что можно увидеть, исправить и почувствовать, и если дед и пытался что-то выяснить, то не для того, чтобы здесь сломать что-либо, а для понимания в каком обществе им предстоит жить. Очевидно, в изголодавшимся по зрелищам, с промытыми головами, что так вести себя нормально.

Каждое слово Батлера заставляет сжаться ее губы сильнее, злость струится по ее венам, и зря, наверное, что из-за этого, она прослушала слова Бернис МакКенны, и не увидела, как личико Трис приблизилось к уху Джима, тогда бы ее не поразило будто громом, когда Бакстер вскочил на ноги и вызвался заменить деда.

Дейзи поднимается следом, перехватывая его руками за плечи и пытаясь развернуть к себе, чтобы он обратил на нее внимание: - Нет, нет, нет, Джим! Ты не должен и дед тоже не должен это делать! Это просто безумие! Мы должны остановить это. Это не божий суд, это то, что он придумал и делает своими руками! - она вскидывает руку вверх, указывая на Батлера, и теперь ощущение, что будто еще минута и ее тоже спишут со счетов, затягивается узлом на горле. Поэтому, совсем отчаявшись, она заглядывает в лицо Трис за спиной Бакстера, ища ответы на незаданный вопрос: а можно ли и вправду поставить происходящее на "отмену"?

Отредактировано Daisy Wilson (2021-07-22 19:32:14)

Беатрис думала о лобстерах. Лобстеры. C клешнями, поднятыми вверх. Библия говорит, что человек был создан на шестой день, после всех тварей. И после лобстеров. Великий и Могучий Боженька тоже следовал логике от простого к сложному, как будто подглядывал в трактаты Дарвина по эволюции, и явно переиспользовал свои находки в хомо сапиенс. Включая все то, что он дал лобстерам. В основе власти и иерархии у них лежит биохимия: если лобстера побеждает другой лобстер, доказывая свою доминирующую позицию, уровень серотонина у проигравшего понижается на постоянной основе, и лобстер чувствует себя плохо, победитель же счастливо расхаживает по океанскому дну с титулом «Мистер Офигенность» и в среднем более счастлив. Проигравшему, однако, можно дать антидепрессант, и это членистоногое снова сможет сразиться за место на верхушке. Само по себе это удивительно, поскольку подразумевает, что идея иерархии и власти не социально-культурное явление, а продиктована той самой химией мозга: когда статус в иерархии высок, люди в принципе чувствуют себя лучше. И поэтому, когда на их ценности и верования покушаются, это влечет за собой куда большие изменения в их отношения с миром, чем просто наплыв печальки. Вот что-то подобное и вызвало подобный собрания в Бернсвилле. А уж если учесть, что верующие часто поднимали раскинутые руки в стороны прямо как, да, лобстеры... Трис подавила в себе желание начать объяснять Сэму, Дэйзи, да и всем вокруг, что виноваты во всем членистоногие и переиспользование собственных придумок, и что как более развитым существам им следует развивать свои когнитивные способности, отслеживая подобные импульсы, но... Но никому это было бы не интересно. Наука вообще мало кого интересует, и именно поэтому так мало людей знает, что мыши, например, на самом деле умеют смеяться, просто они смеются на ультразвуковых частотах. Скучно? А стоит представить, что ведь кто-то специально щекотал мышей карандашом, чтобы это выяснить...
Джим явно уловил посыл бабули, и как акулку привлек к их месту дислокации на этом "празднике жизни" мистера Кирсанова. Иногда Трис казалось, что Антон Кирсанов был с какой-то другой планеты и прилетел сюда, чтобы охранять свой Светоч Зарты Всеотца Роберта. Одно его присутствие внесло беспокойство, грозящее перерасти в панику от одного его слова. Поэтому в ответ на обеспокоенный взгляд Дэйзи, Трис мягко сжала ее пальцы в своей неловкой попытки приободрить мисс Уилсон, после чего перевела взгляд на копошащихся на цепи зомби. Они глупые — всегда идут по самому кроткому расстоянию к своей цели. По прямой. Что, в теории, значит, что если описывать красивые вензеля по кругу, можно собрать их всех в кучу. Идут. Не бегут. С разной скоростью, но плюс-минус одинаковой. Джим быстрый. Он сумеет в легкую на быстром шаге от них отвязаться. Другое дело, что арена сама по себе довольно ограниченное пространство. Но... миссис Джеггинс довольно громкая, она сможет привлечь внимание, если ее раззадорить. И цепь. Да, сама цепь, ее тоже можно использовать. Дезориентировать, лишить возможности двигаться, продавить ногой череп - если бы Трис пришлось быть на арене, она бы попыталась выкрутиться как-то так. Конечно, при условии, что у нее было бы больше веса и мышцы более развиты. Возможно, стоит начать поднимать тяжести.   
— Кротость перед Творцом — это то, к чему следует стремиться каждому верующему, — Бернис как-то очень многозначительно смотрит на Дэйзи. Бабуля сегодня вообще какая-то... многозначительная. Трис даже задалась вопросом, а могла ли Банни остановить происходящее, но довольно быстро пришла к выводу, что нет. Это было не в ее власти.
— О... обитель зла? — от удивления глаза Беатрис округлились, и она даже несколько раз громко икнула, прикрыв рот рукой. — Дядюшка, — ее пальцы хватают край рукава мужчины и тянут вниз, - вы сегодня прямо очень страшный. Вам бы пустырничка на ночь выпить, так волноваться в вашем возрасте... — Трис обеспокоенно нахмурилась и осуждающе покачала головой. Сколько лет было мистеру Кирсанову, она доподлинно не знала, но вот это освещение явно добавляло ему лет этак пятнадцать и заставляло тени под глазами выглядеть так, как будто Антон Кирсанов был не меньше, чем запасливым фермером, носившим под глазами мешки с картошкой.
— Антон, — предупредительный взгляд бабули на мистера Кирсанова был почти выстрелом, чтобы тот не думал даже пытаться начинать перепалку в присутствии Беатрис. В конце концов, клатч тут у нее.

Роберт насмешливо смотрит вниз, на выкрикивающую свои обвинения внучку старика. Не хочется разрушать образ, поэтому он не улыбается, хотя ситуация достойна улыбки: ее слова против его слов. Ее авторитет здесь против его авторитета.
Ну что же, она истинная внучка своего деда, раз думала, что ее слова что-то изменят.
Роберт коротко кивает Тони: доброволец даже придаст пикантности происходящему. Если Бакстера сожрут на арене, это будет хорошим уроком для Уилсонов и тех, кто сомневается в богоизбранности Бернсвилля, а если не сожрут - в следующий раз эта троица трижды подумает, прежде, чем повторять свое приключение. Арена всегда действовала. Всегда, но Роберт все же запоминает тех, кто сейчас окружил Уилсон и Бакстера, кто не вопит в экстазе, присоединившись к толпе.
МакКарена - Бернис и Беатрис.
И этот назойливый Андерсон.
- Потому что мертвецы - это Божья кара! - с твердой уверенностью отвечает Роберт, сбрасывая руку Сэма со своего предплечья. - Потому что Господу не нужно ничего доказывать! Потому что слово Его несомненно и суд Его истинен!
Он отталкивает мужчину, который преграждает ему путь, требует ответов, этих мелочный прений, как будто они в человеческом суде и воля Господа должна быть кем-то признана, одобрена и утверждена.
Не глядя на Андерсона, Роберт спускается на две ступени, чтобы лучше видеть вызвавшегося добровольцем Бакстера.
- Верните Ноя Уилсона с арены, - отдает распоряжение Роберт тем двум, что втолкнули старика в огороженное пространство. - Его время еще не пришло.
Роберт останавливает взгляд на Джиме, по-отечески ему улыбается:
- Это очень храбрый поступок! Очень храбро принять чужой грех и искупить его! - объявляет громко, перекрикивая шум собравшихся зрителей.
Или не искупить, это уж как получится. Те, что принимают на себя чужие грехи, заканчивают на кресте, но Роберт не боится того, что кто-то проведет очевидные параллели с Христом и сочтет Джима Бакстера мучеником.
Иисус Христос был лишь Сыном, брошенным и распятым, не самым удачным экспериментом; что Роберту до Христа.
Роберт играет по-крупному.
- Тони, - Роберт кивает Кирсанову на Бакстера. - Проводи Джима и проследи, чтобы Ной досидел с нами до самого конца.
Пусть увидит, что есть двери, которые лучше не открывать. Пусть смотрит вместе со всеми и знает, что это его вина, только его
А уж что делать с чувством вины и как обратить его себе на пользу, Роберт хорошо знает.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

И только мягкие пальчики Трис, вложенные в руку Дейзи, так незаметно, мягко, ненапрягающе, отдают распоряжение расслабиться немного мышцам лица, чтобы стереть с них всю ненависть. Роберт принимает ее взгляд без улыбки, взамен его это делает стоящий рядом Кирсанов. Его добродушие - фальшь, твердит себе Дейзи, слушая, но не впитывая его слова. Все её нутро отрицает происходящее, её сердце не станет обителью зла, потому что в ней, в отличии от мастерски сконструированного действия под эгидой всеобщего блага, живет вера, только в осязаемое, во что-то, как пальцы Беатрис, как заботливая ладонь Джима на ее щеке, в его поцелуе, оставленном на лбу, да, черт побери, в клатче Бернис, встреча с которым все еще фантомно присутствует на ее макушке. И в... Сэме. Он что-то говорит Батлеру, но тот не намеревается обратить на него внимание, а до ее ушей не долетают его фразы. И все равно, Дейзи замечает это вскользь, запоминает, прячет в коробку мыслей, оставленных на "потом", и переключится на спину Джима, выходящую на арену.

Шаг за шагом, ведомый на бойню. Его подошвы топчут сердце, сдавливают горло, её глаза наполняются слезами от того, как шатко ее положение - ей непонятно какую испытывать эмоцию. Вот-вот и кто-то толкнет деда прямо в ее объятия, она обнимает его, утыкается в шею, шмыгает там же носом, а глаза скользят ему за спину, там, где Бакстер собирается сразиться с тремя зомби. - Как ты, дедушка, все в порядке? - все равно спросит, мыслями цепляясь и за него, и за то, что за ним происходит. Им не оставили выбора. Кто-то все равно пострадать должен и разрываться между всем - жутко больно.

Она отпускает Ноя, стирая тыльной стороной ладони подступившие слёзы. Сощурится, отслеживая движения зомби, и забывая даже временами дышать, когда Джим первый на одного из них нарвется. Они не были к этому готовы. Они не прошли двухгодичный курс борьбы с ними. Они всего лишь троица из Дистрикта, лишенная дома. И никто не научил, как нужно с ожившими мертвецами себя вести.

Но у него получается, люди вокруг беснуются, не готовые к тому, что представление так скоро закончится. И поделом им. В Джиме достаточно молодости, ловкости и силы, у него есть цель - живым из арены выбраться, потому что между ними все еще горит отблеск обещаний бороться друг за друга во что бы то ни стало, данных в лесу по дороге из Сент-Пола в Бернсвилль. И Джим помнит это, как помнит это и Дейзи.

Смена условий игры происходит внезапно - цепь рвется и все происходящее будто ускоряется. Третий зомби, еще не поверженный Джимом, вырывается и тот, кто вел Джима, получает по заслугам первым. Кровь сочится из его руки, он не контролирует свои действия, устремляясь в их сторону и Дейзи тянет руку деда на себя, чтобы он в них не врезался, и не сразу за этим понимает, что следом придет и зомби, а ведь за ними находились Трис и Бернис, о чем Уилсон кричит деду:

- Дед, помоги им! - кивает на семейство МакКарена, сама же цепляется пальцами в рвущуюся футболку зомби, который прошел за их спинами с дедом дальше, стараясь остановить его, чтобы тот не дорвался своими гниющими руками до Трис и Бернис, а глаза как-то быстро скользят по присутствующим, неосознанно цепляясь за Кирсанова и Батлера.

И тогда ее рука, потеряв какое-либо послушание, расслабляет пальцы и зомби прорывается дальше.

А мертвецов надо менять – отстраненно думает Кирсанов, проводя передислокацию. Одного – на арену, другого – с арены. Мертвецы тоже изнашиваются, а эти прямо ветераны игр. Пора бы их на заслуженный покой, да поднабрать новых. Из этого резвого Джима вышел бы неплохой мертвец – так, к примеру.
- Иди давай, - снисходительно отвечает на предупреждение Бакстера.
Из его девчонки тоже бы вышел неплохой мертвец, симпатичный, но это уже отдавало бы дешевым драматизмом. Несчастные влюбленные, вместе после смерти. Антон не любит дешевый драматизм, и Роберт не любит дешевый драматизм, Кирсанов подозревает, что бог любит, но на то у Него, вероятно, есть свои причины…
Джим начинает неплохо – выдирает руку у Элвиса, использует ее как оружие (надо было поменять мертвецов, его недоработка). Антон не дергается, стоит спокойно – Божий Суд должен проходить по определенным правилам, и заканчиваться определенным финалом. Пока что сбоев не было…
…но все когда-нибудь случается в первый раз.

Весельчак рвет цепь и очень этому рад – не рады только парни, которые следят за порядком на арене и зрители.
- Блядь, - ругается по-русски Антон, вытаскивает пистолет из-за пояса.
Стреляет в голову Весельчаку, тот падает – по арене продолжает бродить Пипа, прихрамывая, рыча, тянет руки, пытаясь дотянуться до живых. Ее бы тоже грохнуть – только Кирсанову сейчас не до мертвой твари. Его человек укушен.
Том – хороший парень – большой, добродушный, попытался убежать, но теперь лежит между пустых скамеек смотрит на Кирсанова обиженными, полными слез глазами, прижимает к груди руку, изрядно пожеванную мертвецом. Том знает, что это значит – и Антон знает, что это значит.
- Уже сегодня ты будешь служить Господу у престола его. Твоя душа спасена, Том. Не бойся. Теперь тебя ждет жизнь вечная, полная радости.
Том закрывает глаза, шепчет молитву – но не успевает сказать «аминь». Кирсанов торопится – вышибает ему мозги.
- Еще укушенные есть? Нет? Тогда прикончите эту тварь и идите за мной.

Кирсанов ищет взглядом Роберта – он должен быть сейчас рядом с Робертом, должен защищать его, но еще он должен позаботиться о том, чтобы навести порядок. Все будут заперты в своих домах. Все будут осмотрены на предмет укусов. Кирсанов не исключает, что кто-то захочет воспользоваться возможностью и попытается сбежать – они и с этим разберутся. Но порядок должен быть наведен сегодня, немедленно, а завтра Роберт найдет слова для своей паствы. Сумеет успокоить, сумеет преподнести это как урок – вера Антона в Роберта непоколебима, как скала.
Еще несколько его парней пробиваются сквозь толпу, не теряют головы – Кирсанов чувствует что-то вроде гордости.
- Уилсона и Бакстера под стражу и запереть, - приказывает он.
Роберт с ними потом разберется.
Он тоже виноват – его проеб. Надо было заменить мертвецов раньше, надо было проверить цепь – эти мертвые твари сильные. Надо было не стоять и смотреть, а держать на прицеле Бакстера и кусачих.
Его проеб – все так, ну, он за него ответит. Но сначала – навести порядок.

Все выходит из-под контроля вдруг, внезапно. Раззадоренные мертвецы на арене оказываются слишком старыми, гнилыми, и мальчишка отрывает одному руку, орудует ею как оружием...
Это промашка. Недопустимая промашка: мертвецы все же гниют, пусть и медленнее, чем в обычном состоянии, гниют и дряхлеют.
Нужно будет к зиме привести сюда новых, посвежее. Может быть, даже отловить тех, кого эти люди знали при жизни - это наверняка станет хорошим напоминанием о том, чего им удалось создать здесь, где стены защищают жителей от творящегося по ту сторону.
Но это позже, сейчас главное другое: успокоить толпу, разобраться с этой проблемой, и Тони занимается этим, не дожидаясь дополнительных приказаний.
Позже они обсудят это, выберут наилучший способ наказания для тех, кто позабыл элементарные правила и остался на арене - и непременно разберутся с Уилсоном, который до сих пор пытается обвинить Роберта и очернить его имя, даже сейчас, когда все, что Роберт строил с таким усердием несколько лет, повержено в хаос.
Будь Роберт святым, он не чувствовал бы этого иссушающего гнева, но Роберт не святой, ему уготована иная роль, он знает об этом, и сейчас он спускается к Тони, не обращая внимания на выстрелы и вопли, опускается на колени возле Тома, закрывая ему глаза:
- Покойся с миром, - шепчет, крестясь, а затем голос его повышается, и Роберт тоже поднимается с колен. - Это наказание!
Он воздевает руки, пристально вглядываясь в каждое обернувшееся лицо.
- Это кара! Божья кара! Вы прогневали Господа!
Он не собирается позволить этому выскочке обернуть происходящее в свою пользу, не позволит отнять то, что с таким трудом возвел на мертвых пустошах - деньгами и молитвами в равной степени, и где в то время был Ной Уилсон? Пропивал свою пенсию или ругался с соседями?
- Ной Уилсон должен был стать нашим искуплением! Его жертву требовал Господь! Его лживый язык, вселяющий греховную смуту, должен был быть вырван!..
Его прерывает крик: Саймон выскакивает из-под навеса и бежит прочь, прямо по утоптанной грунтовой дороге, ведущей вдоль заборов.
- Никому не расходиться! - требует он у Тони. - Пусть все вернутся на свои места!
За Саймоном уже бегут, Роберт следит за тем, как люди Тони, их Солдаты Божьи, загоняют растерянных и испуганных людей обратно на трибуны, заставляют сесть.
- Сядьте, мэм, - говорит один из них Бернис Маккарене, а затем оттирает от нее Ноя Уилсона. Двое других обступают Бакстера и его подружку. Еще двое встают рядом с Андерсоном, Тони хорошо выучил своих людей.
Роберт не должен бы чувствовать гнев, но он чувствует, и кивает Тони:
  - Надо было пристрелить их обоих в суматохе, - тихо говорит так, чтобы услышал только Кирсанов. - Приведи беглеца. Разберемся с этим здесь и сейчас.
А потом выходит на арену, переступая через одного из сдохших зомби, и оглядывает свою паству.
- Помолимся! Помолимся о тех, кто пал сегодня, чтобы их души были приняты на небесах! Помолимся о том, чтобы Господь указал нам путь к искуплению!

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

«Божья кара» эхом проносится в воспаленном сознании. Дейзи оглядывается в поисках Бакстера, теряя из виду и деда, но будучи в нем абсолютно уверенной – он поможет Беатрис и Бернис, точно поможет им. Далее смена звуков – от неразборчивых причитаний людей вокруг и пламенных речей Роберта, которые отчего-то слышит так отчетливо его поставленным голосом, до выстрелов, и голова инстинктивно прячется сильнее в плечи. Но такая теплая и знакомая ладонь согреет ее сердце и изо рта вырвется облегченный вздох.

Джим, её Джим, и они снова вместе, и снова не могут обсудить все, что с ними происходит в этот момент. Дейзи кивает, обозначая, что все у нее в порядке, хотя на самом деле все совсем не так – этот день расширил эмоциональный диапазон до максимума и, особенно, она не может справиться с подступившем волнением. Точнее, не могла. В прошедшем времени, ровно до того, как рука Джима не оказалась в ее ладони и спокойствие, которое только возможно при сложившейся ситуации, окутало ее тело.

Да, деда надо найти. Они не могли далеко уйти, потому что были вот-вот совсем рядом. И он правда появляется, но не благодаря их целенаправленным поискам, а потому что какие-то люди, не менее целенаправленно, двигались прямо на них, обступая со всех сторон. Остальные – частично вернулись на трибуны, другие копировали их путь с таким же смирением, позволив Роберту снова взять контроль над ситуацией и натянуть бразды внимания на себя.

Только их удерживают. Дейзи бросает взгляд на Бакстера, разумеется, не находит в нем ответов, но и это не самоцель – он один из первых замечает, как к ним приближается кто-то и их лица Дейзи не были знакомы. Они точно были не из Бернсвилля. У них, в отличии от местных, было оружие и взгляды будто понаглее и увереннее. Не такие кроткие, не преисполненные верой, какой пропитано каждое помещение в Бернсвилле.

Особенно выделяется женщина, которая берет на себя первое слово, и Джим первый поддерживает с ней беседу. Рука Дейзи выскальзывает из его, когда он делает шаг вперед, решив сыграть в пользу Роберта, потому что это явно не то, что хотелось бы ему сейчас сказать. Не то, о чем думали дед и Дейзи, но он скорее всего дальновиднее на все смотрел – им все равно идти некуда, а здесь есть все для того, чтобы продолжать вести жизнь размеренно, но какой ценой?

И опять, черт побери, у них нет возможности обсудить перед тем, как начать действовать.

Женщина еще раз подозрительно оглядывает собравшихся, и только затем переводит взгляд на Роберта, на которого указал Джим:

- Тогда мне нужно поговорить наедине с вашим лидером.

У Сэма вновь появляется это странное чувство, что мир, в котором они все живут, всего лишь какая-то странная пародия на тот порядок вещей, что был раньше.
Простейшие истины - гуманность, взаимовыручка, уважение друг к другу, все они становятся чем-то необязательным, второстепенным, и даже здесь, в Бернсвилле, который он сначала принял за действительно райский уголок.
Эти люди подобрали его, полумертвого, выходили, тратя драгоценные медицинские препараты, без какой либо уверенности, что он не умрет у них на руках через пару дней от сепсиса, позволили ему остаться, поправляться, кормили и поили, хотя почти два месяца он едва мог вставать с кровати, не говоря уж о какой-то работе или помощи - и эти же люди стоят и смотрят, как их товарищей обрекают на смерть.
Ни один голос, ни один человек не присоединил свой голос к голосу Сэма, не попытался воззвать к милосердию Роберта, не попытался напомнить, что в Бернсвилле есть все условия, чтобы провести ампутацию конечности, что укушенного еще можно спасти, если все сделать быстро, немедленно, не тратя ни минуты.
Жители Бернсвилля предпочитают вернуться на трибуны, опуская глаза, стараясь не встречаться взглядами с Сэмом или Ноем, подгоняемые молодыми крепкими мужчинами под предводительством Кирсанова.
Сэма тоже обступают двое - один, Ник, которого Сэм мог бы назвать другом, кладет крепкие пальцы Сэму на плечо.
- Не надо, - говорит тихо, стоя позади. - Его судьба в руках Господа. Отец Роберт позаботится о нем.
Сэм оборачивается, удивленный и даже возмущенный - он и сам не чужд религии, выросший в Массачусетсе, он до сих пор считает, что в Библии содержатся ответы на многие вопросы, и, что скрывать, он ходит на службы, которые проводит Батлер, и ему нравится чувство общности, возникающее под крышей простецкой церкви в разгар проповеди, но то, чему он был свидетелем сегодня, не имеет отношения к вере.
Не имеет отношения к христианству, а куда больше напоминает какой-то кровавый культ.
На его возмущенный взгляд Ник отвечает своим - холодным, цепким.
Так смотрела старшая медсестра в лечебнице, в которой работал Сэм до апокалипсиса - и этот взгляд обычно означал, что у тебя неприятности. В светлых глазах Ника без труда читается предупреждение, недвусмысленное, такое же недвусмысленное, как и в хватке на плече.
Сэм угрюмо смотрит в ответ, затем оборачивается - и как раз вовремя: Роберт решает вопрос, лично, даже не прибегая к чужим услугам.
Второй мужчина - кажется, Джейкоб, но Сэм уже не уверен, - подает Сэму выроненную в суматохе палку:
- Это твоя.
Сэм берется за гладкий обструганный наконечник, но боль в ногах последнее, что его сейчас волнует.
Как, наверное, и большинство, он ошеломлен убийством пострадавших жителей и появлением новых лиц, вооруженных, хмуро оглядывающихся вокруг.
Кто они, откуда?
Кое-кто тихо переговаривается, пользуясь тем, люди Кирсанова заняты этими пришлыми - Роберт столько раз повторял, что за стенами Бернсвилля ждет только смерть, что там не осталось безопасных мест и групп, которые готовы принять других выживших, а истории тех, кто все же добредал до общины, подтверждали его слова, так что сейчас появление целой группы незнакомцев, которые вовсе не выглядят ни глубоко страдающими, ни умирающими от голода, ни измученными скитаниями, наверняка заставляет кое-кого усомниться хотя бы на маковое зерно в словах Роберта.
Например, самого Сэма - и надежда на то, что Мэйбл жива, снова поднимает голову в его сердце.
- Откуда вы? Сколько вас? - спрашивает он громко, наплевав на очевидное желание Роберта поговорить с пришлыми наедине. - Там, за забором, есть живые?
Женщина, идущая за Робертом, оборачивается, встряхивает головой, и ее губы изгибаются в невеселой усмешке:
- И немало.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+