Катятся слезы из глаз, нет никаких больше нас
Я живая, я не из пластмассы
Хочешь играть со мной? Sorry, я пас
История моей жизни не кажется счастливой, хотя она такой никогда и не являлась. Я не люблю говорить о детстве, о подростковом периоде и о том, что происходило до поступления в академию. Обычно, когда меня просят рассказать о том, как я росла, я издаю смешок, а после, выдержав небольшую паузу, произношу что-то вроде: «у меня два брата и сестра, мы жили в Чикаго, а после с Хостесом перебрались в Миннеаполис, решив стать копами». Прежде чем мне начнут задавать лишние вопросы, я просто продолжаю говорить о жизни в академии, чтобы собеседник не мог меня перебить и, когда я вижу, что интерес ко мне потерян, перевожу разговор на что-то более приятное.
И знаете, это всегда срабатывает.
Когда-то, будучи студенткой академии, я искренне пыталась рассказать, что значит быть Моранте и на какие жертвы ты должен идти, нося эту фамилию, но люди не понимали. Я ловила взгляды осуждения, и фразы о том, что у меня была жизнь, о которой только можно мечтать, куча денег, особняк, все, что пожелаешь, - а я лишь маленькая избалованная девчонка, которая решила поиграть в «простую» жизнь.
После этого я перестала рассказывать.
Люди считают, что деньги приносят счастье, черт возьми, как же они ошибаются. Никто ведь не берет в расчёт возраст, взросление без матерей, и одиночество, окружавшее нас день за днем. Детям не нужны деньги и подарки, новой игрушки хватает часов на 5, может на сутки, - детям нужна любовь. Мы были брошенными, мы были никому не нужными. Цепляясь друг за друга, мы отчаянно нуждались в ласке, заботе и сказках на ночь.
Жизнь в особняке поломала каждого юного Моранте и не говорите мне, что это не так. Хелена, так отчаянно нуждающаяся в любви родителей, потерявшая мать, делала все, чтобы получить любовь отца: никогда не перечила, всегда следовала его правилам, никогда не теряла «лица». Она до сих пор носит маску, не зная, какого это быть настоящей, я даже не уверена, что она действительно знает, кто такая она сама – Хелена Моранте.
Хостес замкнулся. Некогда веселый, что-то лепечущий ребенок в какой-то момент ушел в себя, а после навсегда замолчал, говоря только в крайнем случае. Отец привил ему дисциплину и Хостесу хватило ума и силы воли, чтобы свалить и проявить эти качества в лучшем виде на поприще своей работы, которой он посвятил жизнь. Кстати, сейчас он помолвлен, и я надеюсь, что все закончится свадьбой.
Хоть у кого-то из нас должен быть свой happy end, не так ли?
А еще есть Рик. Приемный сын из трущоб, которого отец, наверно, действительно любил. Ричард его лучшее творение: он взял сломленного мальчика и подарил ему «лучшую» жизнь, забыв при этом сказать, что, подпись членства в семейку Моранте, это как продажа души дьяволу. Рано или поздно ты черствеешь, потом становишься циником, а после, деньги и власть выедают все человеческое, что в тебе было. Наверно, так и произошло с отцом. Я даже не помню, чтобы он особо страдал от ухода бывших жен. И не важно, был ли это развод или смерть, он просто продолжал читать утреннюю газету за завтраком, как будто узнал, что сегодня будет дождливая погода, когда рассчитывал на солнышко: «Что? Умерла? М-м-м-м печально».
О да, в этом был весь Чарльз Моранте.
Я никогда не жалела, что уехала из Чикаго, уехала из гнезда Моранте, лишилась денег отца и его участия в моем будущем. Я жалела лишь о том, что при этом лишилась самого главного, что было в моей жизни – Рика. Первое время я думала о нем постоянно, проливая слезы в подушку койки в академии, затем, реже, когда заканчивала обучение и двигалась дальше, а после, только когда видела где-то то, что напоминало о нем. Ну, знаете, эти вьетнамские флэшбэки, когда кто-то протягивает тебе чашку кофе и ты вдруг понимаешь, что точно так же тебе протягивал ее Рик рано утром на кухне особняка, когда мы были только одни. А после, мы обжимались на этой самой кухне, и он оставлял поцелуи на моей шее, а я, сгорая от возбуждения, смеялась и говорила, что нас могут заметить.
Да. В такие минуты воспоминаний, я отчаянно нуждалась в том, чтобы Ричард Моранте сейчас внезапно вошел в двери этой пафосной кафешки в центре Миннеаполиса и трахнул меня прям на этой чертовой барной стойке, на глазах у всех посетителей и официантов. Но он не заходил. Он никогда не приезжал. Он остался в прошлом, где я пыталась его похоронить.
А теперь я стою в центре Чикаго. Мимо проезжают машины, мои волосы раздувает ветром их скорости, а я даже не знаю, зачем я приехала. Этот каменный лес никогда не был мне домом, я ведь всегда считала, что дом – там, где тебя любят. Иллюзию полноценности создал лишь Ричард, но и он не справился с этим на долго. У нас не могло быть happy и с возрастом я понимала это еще отчетливее, чем раньше. Но тогда мне хотелось быть обманутой. Сейчас я слишком выросла, чтобы самостоятельно хотеть окунаться в эти мечты. У нас с Ричардом был только end.
Я приехала две недели назад, наконец-то получив отпуск, которому я была не рада. Моя жизнь построена так, что я не люблю отдыхать, я ненавижу быть дома, меня убивает тишина и бездействие. Мне 32 года, и я до сих пор одинока, потому что это мой выбор. Люди приносят только боль, я не хочу никого подпускать к себе близко. Помните, я сказала, что все мы – дети Моранте, - сломлены? Так вот, я тоже сломлена – я отчаянно нуждаюсь в ком-то рядом, не имея возможности подпустить кого-то к себе достаточно близко.
Парадокс, не так ли?
Перехожу дорогу по пешеходному переходу. Мои каблуки слишком громко стучат по асфальту, но мне плевать, ведь мои мысли заняты совершенно другим. Ноги сами ведут меня к Ричарду Моранте и не спрашивайте почему. Я ведь сама не знаю, зачем это делаю, но отчаянно желаю его увидеть. Я знаю, что разочаруюсь, знаю, что он с концами продался, став игрушкой отца, по совместительству его любимым сыном, - эти два понятия стоят где-то рядом в мозгу отца. Но я все равно хотела хотя бы пару минут побыть рядом, даже пусть это убедит меня в том, что его уже давно не спасти.
Я прохожу через фойе, не останавливаюсь, когда меня окликивает швейцар, просто следуя к дверям лифта, что поднимает меня в пентхаус мистера Моранте, где меня конечно же не ждут, но пофиг, будет сюрприз. На последнем этаже двери лифта открываются и оказываюсь в огромной квартире. Неспешно прохожусь по гостиной, поднимаюсь на второй этаж по лестнице и останавливаюсь в коридоре, поскольку до моего слуха доносятся женские стоны из спальни в конце коридора.
Кажется, я не вовремя.
Иду туда, легонько толкая приоткрытую дверь мыском туфли, отчего она плавно открывается, представляя моему взору два обнаженных тела, что сплелись в танце страсти, под названием «секс». Опираюсь плечом о косяк двери, наблюдая за парочкой, что так и не заметили присутствия третьего лишнего, будучи чрезмерно увлеченными друг другом. Дожидаюсь, пока меня заметят, не спеша нарушить эту «идиллию». Наконец-то подружка моего брата выхватывает взглядом мое отражение в зеркале и вскрикивает, прерывая половой акт, хватая какое-то покрывало и прикрываясь им, убегает в ванную комнату, захлопывая за собой дверь. – Ну привет, Рик. – Медленно произношу я, прикусывая нижнюю губу, пока осматриваю самые выдающиеся части его обнаженного тела.
Мне наплевать, как по-твоему выглядит леди
Хочешь знать кто я? Прочитай в Википедии
Или кинь клич своим bitches
Спорим, они ответят?