Том с готовностью смеется. История и правда смешная, стоит только представить, и рассказывает ее Лена Мэй смешно.
С фантазией у Тома порядок: он вырос недалеко от еврейского квартала, дружил с еврейскими пацанами, его мать покупала продукты в магазинчике на углу, владела которым еврейская семья... Да у него даже первый поцелуй случился с еврейкой, волоокой чаровницей Рэйчел, которая была его на год старше и носила две косы толщиной в его кулак. Так что да, Том хорошо представляет себе еврейский праздник и суету, которую навели там появившиеся украшением какой-то разудалой вечеринки Лена Мэй и ее подруга.
И не хуже представляет себе другое: то, о чем Лена Мэй так же непринужденно рассказывает, здесь шнурки, там шнурки.
Клэнси окидывает ее взглядом неторопливо, не скрывая определенного интереса:
- Представляю себе, наверное, и правда вид на миллион...
Он и правда представляет: Лена Мэй девушка из тех, которых голышом представить легче, чем в офисном костюме. Бывают такие женщины, они и двигаются по-особенному, и голову поворачивают, и смотрят, и даже когда разговаривают, все в их исполнении звучит с едва заметным приглашением.
Даже сейчас: она одета так, что фигуру и не разглядишь, как раз для ночного декабрьского дежурства на наблюдательной вышке, а у Клэнси воображение разыгралось не на шутку после такой вроде бы невинной истории.

Он о ней и знает всего ничего: к Сент-Луису она прибилась случайно, группу поменяла с легкостью, Кейтель за нее поручился, знакомы они были еще до всего, ну и вот то, что она сама о себе рассказывает.
Рассказывает она охотно, только все... Все примерно одно и тоже, вот такие истории, смешные, легкие, легкомысленные истории как раз для ненапряжной вечеринки и после пропущенных пары стаканчиков, но ничего серьезнее, как будто вся ее жизнь вот из таких вечеринок состояла.
А Тому интересно узнать о ней больше: где она родилась, где росла, чем заниматься хотела.
Обхаживает он ее, вот что. Аккуратно, чтобы не напрягать, по ней видно, она себя в обиду не даст, но все же обхаживает, и кажется ему, она не так уж и против.
Но еще больше, чем где она росла и в какую школу ходила, Тому интересно, откуда они с Кейтелем друг друга знают.
Тот не похож на завсегдатая вот таких золотых вечеринок, по которым Лена Мэй расхаживала, да и рассказывает он только о морской пехоте, когда вообще рот открывает, Том уже слышать эти рассказы не может, наизусть знает, не представляет, как Холлидей еще в бега не кинулась, если ей Кейтель то же самое по двадцатому кругу пересказывает, так что он сколько ни гадает, никак не может придумать, где же жизнь свела Лену Мэй Кейн, порно-актрису, которая об этом факте не распространяется, прикидываясь просто актрисой эпизодов и эскортницей, и отставного сержанта Корпуса морской пехоты Джерри Ли Кейтеля.
Может, никакой интересной истории за этим и не стоит, только вот об этом он ни от Лены Мэй, ни от Кейтеля ни разу не слышал, а когда у Кейтеля спросил, тот развернулся (они как раз на охоте были, в лесу, далеко от завода, и Том в этот момент остро осознал, что сам безоружен, а у Кейтеля в руках винтовка), пристально посмотрел на Тома и ответил, отворачиваясь: в баре.
В баре.
Зато, может, Лена Мэй окажется разговорчивой, и у Тома есть кое-что, что может сделать ее общительнее.

Он отрывает от нее взгляд, поднимается с насиженного места, берется за бинокль. Ночное видение все подсвечивает зеленым, падающий снег превращает в какую-то инопланетную дымку, но в этом зеленом пейзаже никто не шевелится на милю от восточной вышки.
Том ставит бинокль обратно на широкие перила, садится, стряхивая с капюшона снег, открывает дверцу самодельной печурки, которая не дает им тут от холода загнуться. Кларк, их местный специалист по пожарам, от этих самоделок в ужасе, обещает, что однажды весь завод к чертям сгорит дотла вместе со всеми обитателями, но попробуй посидеть на вышке без подогрева. Тут хоть три шубы натяни, а все равно от вынужденной неподвижности окоченеешь, вот и приходится искать решения.
Подкинув полешко, Том закрывает дверцу, стаскивает перчатки и лезет за пазуху:
- Отличная рождественская история, умеешь ты настроение создать, но сегодня и я не промах.
На белый свет появляется самая обыкновенная армейская фляжка, все из того, с чем Пирсон в тюрьму пожаловал. Том вытаскивает пробку, уже привычно удерживая фляжку оставшимися на левой кисти пальцами, делает глоток и протягивает фляжку Лене Мэй:
- Как насчет выпить за Рождество? Бренди отличный, из первого урожая яблок... Слушай, так как так вышло, что вы с Кейтелем знакомы? Про эту вечеринку расскажешь?

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Ну точно, спали они, Лена Мэй и Кейтель, улыбка Лены Мэй это подтверждает, как если бы она прямо сказала.
Том забирает у нее фляжку, отпивает еще глоток и затыкает горловину пробкой. Правила на этот счет у них строгие, да и не только в правилах дело: караул на вышках не от скуки, не из-за прихоти Пирсона, а по необходимости, так что напиваться на дежурствах Клэнси себе не позволяет. В свободное время сколько угодно, ему и этот бренди, читай, самогон, по нраву, он не претендует на тот бар, что Куил собирает, но только в свободное время, и эта фляжка, всего-то на десяток глотков, с ним не ради того, чтобы напиться.
Согреться, настроение приподнять, разговор смазать - в качестве социального инструмента, а не чего-то другого, так что он фляжку далеко не убирает.
С Леной Мэй и без бренди не тоскливо, она и поболтать любит, и про то, зачем они здесь, не забывает, но как речь о Кейтеле, она сразу тему меняет, хотя сразу и не понятно, что поменяла.
Что сделал бы любой другой человек на ее месте?
Наверняка рассказал бы больше про обстоятельства знакомства с Кейтелем, да даже просто чтобы время убить, а что делает Лена Мэй?

Точно, спали, решает Том.
Но, если и так, сейчас не продолжают. У Клэнси на всякие шуры-муры настоящий радар, и то, что Кейтель запал на доктора Дюмон, Том понял еще раньше, чем сам Кейтель, так уж между ними это напряжение чувствовалось, когда один говорит что-то и сразу на второго смотрит, ментальные сигналы посылает и принимает.
Здесь же его радар почти ничего не ловит, но почти еще не значит совсем ничего, вот Клэнси и любопытно. Почти как тиви-шоу, только все в режиме реального времени и точно не постановка.
И он даже среди главных действующих лиц.
Может, даже главным героем станет, раз уж ни Кейтель, ни Престон пока никак не обозначились и Лена Мэй выбор свой тоже не сделала.
Клэнси не собирается скрывать: когда он сообразил, сопоставил то, как ее Кейтель несколько раз назвал, с той женщиной, фильмы которой продавались по две сотни на интернет-площадках, его как громом поразило. Бывает же такое, такая удача: мир катится к черту, зато практически на тебя падает порно-актриса. И не просто порно-актриса, а порно-актриса, которой ты больше прочих симпатизируешь.
Тут, хочешь не хочешь, а в Санту поверишь, и вот если у кого какая мечта была, то Том сразу после мира во всем мире и лекарства от рака попросил бы у старика в красном полушубке возможность поближе познакомиться с Мэйдэй Кейн - и вот они сидят вдвоем на небольшой наблюдательной площадке сторожевой вышки, она болтает с ним запросто и Тому начинает казаться, что они пол жизни уже знакомы.
Лет пять как минимум, с тех пор, как вышел тот ее первый раскрученный фильм, с сюжетом, со всем прочим. И со всем прочим.

- А что я? - Клэнси протягивает озябшие руки к печке, потом прислушивается. - Я скучаю. Мне моя работа нравилась. Я был за хороших ребят.
Снег скрипит под чьими-то тяжелыми шагами внизу, под вышкой. Кому-то не сидится в тепле за праздничным столом, и на эту роль у Тома один кандидат.
Начальник службы безопасности.
Назови так Кейтеля в лицо и наверняка получишь в зубы, но от этого факты не меняются: Кейтель серьезно относится к тому, как у них дела с безопасностью обстоят, в каждую бочку затычкой лезет, и Том совсем не удивился бы, решив, что Джерри в самом деле проверяет, все ли на своих местах и не заняты ли чем поинтереснее, чем следить за окрестностями.
Вот шаги затихают, наверняка Кейтель остановился прямо под лестницей.
Том поднимается с места, подходит к краю присыпанной снегом платформы, куда крыши не хватило, включает стоящий тут же фонарь, замотанный несколькими слоями плотной бумаги, чтобы за периметром не был заметен свет.
Кейтель поднимает голову.
- С Рождеством, - говорит без следа радости. - Слезешь, может, я тут кое-что принес, не хочу сам подниматься.
Том насмешливо улыбается: Джерри больше месяца назад подстрелила та девочка из Сент-Луиса, и он все еще от травмы отходит, и как Том подозревает, травмирован у него не столько зад, сколько чувство собственного достоинства.
- Слезаю.

- Ну что, как оно? - спрашивает по-деловому так Кейтель, отдавая Клэнси еще теплую термосумку. - Все тихо?
- Все тихо, - Клэнси ощупывает сумку, чувствует под рукой округлость бутылки. - И тебя с Рождеством. И Холлидей.
- Ага, - соглашается Кейтель, снова задирает голову вверх. - С Рождеством, Мэ... Лена Мэй.
И уходит к следующей вышке.
Чертов Санта Клаус, смотрит ему вслед Клэнси, поглаживая бутылку.
Зная Джерри, в бутылке наверняка пунш, в котором алкоголя только на школьный бал, но внимание есть внимание.
Том забирается обратно в их с Леной Мэй сегодняшний скворечник, ставит сумку прямо на доски, расстегивает липучки. В нос бьет аромат тушеного картофеля с мясной подливой и ягодного пирога.
И, как Том в воду глядел, бутылка вишневого пунша.
- Смешно, как он тебя Мэйдэй назвать боится, - говорит Том спокойно, доставая контейнеры с горячим рождественским ужином. - Надо ему сказать, что ли, что кому надо, те тебя узнали, чтоб перестал напрягаться. Ты замечала, как он лоб морщит, когда облажаться боится?

Отредактировано Robert Butler (2021-11-20 19:42:03)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Лена Мэй на его слова тоже спокойно реагирует, не принимается отказываться и его дураком выставлять. В этом случае Том, скорее всего, многословно извинился бы, соврал бы, что принял ее за другую девушку, и даже не обиделся бы: не случайно же она упомянула, что по работе не скучает и вечеринки это здорово, только пока они работой не становятся. С сексом наверняка такая же история: здорово, пока это не работа, а потом уже не так уж и весело.
К тому же, Том уважает право на частную жизнь, но все же хочет, чтобы Лена Мэй поняла: от него не обязательно хранить секреты.
- Я не знаю, - он и правда не знает, кто еще в прежние времена состоял среди поклонников Мэйдэй Кейн из тех парней, что с ней каждый день встречается, - и ничего такого не слышал.

На словах об автографе понимающе кивает: не хотелось бы, еще бы. Вряд ли много радостного, если каждый второй встречный будет знать, в каких позах тебя на камеру трахали и как ты без трусов выглядишь. В прежнем мире, может быть, это и не так ощущалось, а сейчас у них других порно-актрис нет, так что все внимание, если что, Лене Мэй.
А она не любит, когда вечеринки становятся работой.

Том обдумывает то, что она говорит, протягивая ей один из контейнеров, раздвигает в сторону то, что на перевернутом ящике, который им вместо стола, лежит, ставит бутылку с пуншем.
Открывает второй контейнер, выуживает из сумки ложки-вилки, Кейтель ничего не забыл, даже странно, что нет салфеток или свечи в подсвечнике, разрисованном остролистом.
- Счастливый брак или апокалипсис, - шутит в ответ, подцепляя кусок горячего мяса в подливе.

Их бы голодными не оставили, на кухне всегда оставляют завтрак, обед или ужин для тех, кто пропустил из-за дежурства, но этот ужин особенный, праздничная святая ночь, и есть праздничный ужин остывшим в пустой столовой, хранящей следы закончившейся вечеринки совсем не то.
Кейтель об этом подумал, и хотя его альтруизм не простерся так далеко, чтобы самому отсидеть смену за кого-то из них, бросив Холлидей одну в Рождество, он все же принес этот ужин и поздравление. Не в ужине дело, а в том, что о них помнят.

- С Рождеством, Лена Мэй, - говорит Том, разливая по кружкам вишневый пунш. - Надеюсь, мы не весь год на вышке просидим... Есть такая примета: как проведешь рождественскую ночь, так весь следующий год проведешь. В тюрьме на Рождество самые жирные заказы были: контингент договаривался с охраной как мог, просили журналы, косячок, виски или еще что повкуснее. Я никогда ребятам из блока Эй не отказывал, если заказ был безобидным: всем праздника хочется, даже ребятам за решеткой. И знаешь, что смешно: в то Рождество девятнадцатого мне смена выпала, на всю ночь, и когда все началось, я в тюрьме застрял больше чем на год, так что к приметам отношусь теперь серьезно.
Клэнси тоже не стыдится, что иной раз шел на сделку с теми, кого охранять должен был, и не строит из себя идеального надзирателя: он был за хороших ребят, как и сказал, но если парень, который попался на вооруженном разбое или финансовых махинациях, просил журнал с горячими девочками, Том смысла ему отказывать и только атмосферу нагнетать не видел.
И когда доктор Дюмон ему сотню заплатила за то, чтобы Джерри Кейтель получил кока-колу вместо пепси, которую заключенным раздавали раз в неделю, тоже не счел необходимым отказывать милой девушке с большим и полным сочувствия сердцем.

- Раньше вот не верил, но какая разница, что раньше было, - у Клэнси есть кое-что, что он действительно сказать хочет, чтобы Лена Мэй не думала, что он будет ее с другими обсуждать. - Какая разница, кто кем раньше был. Я, ты, или вот Кейтель, все мы изменились, учитывая, что с миром случилось, и это нормально. Кто меня бы напряг на самом деле, это парень, на котором это никак не отразилось. Который делает вид, что на нем это никак не отразилось, я это имею в виду. А что ты не хочешь автографы раздавать, или то, что Кейтель решил в примерные семьянины податься - так это нормально.

Отредактировано Robert Butler (2021-11-21 16:11:12)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Для девочки, которая зарабатывала съемками в порно, постоянными съемками, а не в студенчестве на взнос за учебу или квартиру наскрести, Лена Мэй задает далеко не пустые вопросы, и Тому ее интерес приятен.
- Мне, может, самому и не видно, но думаю, да, - Том об этом думал, как, наверное, любой, кто пережил две тысячи двадцатый.
Задавался вопросом, изменился ли он, уже зная ответ и желая узнать - насколько.
Что в нем изменилось.
Том взбалтывает кружку с теплым пуншем, чтобы пряности и алкоголь не осели на дно, потом добавляет в кружку из своей фляжки: напиться не выйдет, но тянуть пунш, в котором от алкоголя только запах, мало веселья.
- Изменился. Мне летом сорок стукнуло, и любой, наверное, начал бы думать, так вот и я тоже, насчет того, чего хотел и чего достиг, оставил ли свой след, что сделал и чего не сделал... И скажу честно, не так я свое сорокалетие отметить хотел. Всегда думал, что у меня кое-что будет уже, хотел плавучий дом, жить на яхте где-нибудь во Флориде, а, как тебе пенсия? Думал, скоплю деньжат, выйду на пенсию, перееду подальше от этой зимы и открою охранное агентство где-нибудь в Майями или экскурсионную фирму в Луизиане на паях с братом. Буду стрелять с края лодки в аллигаторов или охранять симпатичных телезвездочек. Мне везло, понимаешь? Я себя считал везучим: с женой больше десяти лет назад развелся миром, она и сама неплохие деньги зарабатывала, мы оба при своих остались, детей не завели, да и в тюрьме, если знать, куда смотреть и куда не смотреть, проблем не было. Ты не подумай, я не из тех, кто заключенным оружие или кокаин таскал - насмотрелся на это дерьмо в частной тюрьме в Мичигане, там три года проработал, но ушел, хоть и с потерей в деньгах, зато как-то перестало сниться, что сам в соседнюю камеру с теми, кого прежде охранял, сажусь. Ничего серьезного, так, чисто по-человечески: тут семья просила торт передать, которого в тюремном магазине не купишь, там подружка парню свою фотографии голышом, тут косячок или какую-то мелкую безделушку... Мне не жалко было, и наличность есть наличность, и, поверишь ли, к тому моменту, как это все дерьмо случилось, у меня на счету почти сто тысяч лежало...

Том ухмыляется, поднимает кружку:
- За все деньги, которые гниют в банковских хранилищах! - и залпом ее выпивает.
Пряный теплый пунш, смешанный с бренди, бьет через все тело горячим весельем, Том торопится заесть этот небольшой пожар в желудке горячим мясом с картофелем, уже остывающем на морозе.
- На экспресс-свидание похоже, - шутит он. - Я пару раз был, но ничего серьезного, просто приятно провести вечер в ресторанчике, приврать симпатичной девчонке и уйти, пока она не развела меня на бабло... Вот ты спрашивала, изменился ли я. Да, изменился. Стал другое ценить. Не деньги, все равно ими сейчас только печку растапливать. Людей стал ценить - и судить стал по-другому. Не по тому, сколько у них денег в банке, не по тому, хватало ли им ума не попасться копам, а за то, как они в команде. Тот же Кейтель, я же его охранял. Да мы друг друга ненавидеть должны, а он вот...
Том обводит рукой контейнеры с ужином, бутылку пунша, термо-сумку с эмблемой Армии США и цепляется взглядом за свою же кисть.
- Конечно, изменился. Раньше у меня на два пальца больше было, - показывает он Лене Мэй левую кисть и смеется.

А потом резко замолкает.
Все еще улыбаясь, смотрит на Лену Мэй, пытаясь понять, в самом ли деле она с ним флиртует, или его с небольшой порции бренди так повело, что всякое мерещится.
Том наклоняется над этим ящиком, служащим им столом, чтобы лучше видеть собеседницу в неверных отсветах и-за неплотно прикрытой дверцы печки, улыбается уже иначе.
- Миледи, ваша тайна умрет вместе со мной, - шепчет зловеще, подражая какому-то актеру, сделавшему себе карьеру на амплуа крутых ковбоев. - Не стану я о тебе болтать, о тебе и о твоем кино-прошлом, - уже нормальным голосом говорит, но сам все продолжает смотреть ей в лицо, - но врать не стану: автограф от Мэйдэй меня бы очень сильно порадовал. Жаль только, у меня с собой ни листка бумаги нет, ни маркера, не думал, что понадобится...

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Она шутит про помаду и Том снова негромко смеется.
Вот это девчонка, сам черт не брат, такие, наверное, в прошлом были опаснее пираний: сочтет такая, что с тебя поиметь можно, и ты и не заметишь, как сам с капкан и прыгнешь, причем по собственному желанию.
Так всегда и казалось по тому образу, что она создала: Мэйдэй своего не упустит. Не ты трахаешь Мэйдэй, а Мэйдэй трахает тебя - вытрахает по полной, до смерти затрахает.
В интернете даже шутка такая ходила, о том, где ее муж умер, на ней или под ней, но Том эту шутку шутить в ответ не торопится: ни к чему старое вспоминать.
Есть в апокалипсисе свои плюсы: можно начать с чистого листа, как вот Кейтель начал, как многие бывшие заключенные и надзиратели. Как сам Клэнси, как доктор Дюмон, которая теперь и правда настоящий доктор, может и пулевое ранение заштопать, и переливание из подручных материалов сочинить, и раз Лена Мэй сейчас на смотровой вышке в трех штанах и шапке, которая из того мира, в котором порно не существует, а не уговорила кого-нибудь за нее отдежурить за глубокий минет, то, наверное, она тоже с новой страницы начала.
И, как и любой человек, имеет на это право, и поэтому Клэнси никому о ней не треплется, и Кейтель, который с ней накоротке, зовет ее Леной Мэй, а не Мэйдэй, хотя "Мэйдэй" ему явно привычнее.

Но чего Том не ждет, так это такого объяснения.
- Так ты теперь что, вроде черной вдовы? - спрашивает он, все еще думая, не шутка ли это такая, но Лена Мэй не торопится ни рассмеяться, ни хлопнуть его по плечу, признавая, что она это выдумала или какую-то из своих ролей играет.
Том задумывается: незадолго до апокалипсиса о ней много в интернете писали, об ее аресте, о мертвом муже, который был ее агентом и получал баснословные барыши с каждых ее съемок. Каждый сайт "18+" выдвигал свою версию случившегося, не забывая сопроводить статью парой-тройкой ярких запоминающихся фотографий, а их более консервативные коллеги осторожно информировали своих читателей, что звезда фильмов для взрослых обвиняется в убийстве, избегая горячих подробностей, но это недолго продолжалось, как-то быстро и резко прекратилось, как отрезало, и Том тогда еще подумал, что это чертовски странно, такое быстрое забытье, но затем пошли слухи о вакцинации и у интернет-изданий появилась новая тема, да и Том как-то из вида злоключения Мэйдэй выпустил, хотя помнит, что его долго занимал вопрос, виновна ли она на самом деле, или ее кто-то подставляет, как самую удобную фигуру.
Теперь вот он знает ответ из первых рук, и что, стала она ему менее симпатична?
Пожалуй, что нет.

- Тут у нас таких не меньше половины, кто сидеть должен, - после обдумывания того, что она сказала, пожимает Том плечами, - а покороче сойдешься и понимаешь, что нормальные ребята. И ты мне кажешься нормальной девушкой и, мера за меру, тоже мне нравишься, очень даже нравишься, да ты и сама, наверное, поняла. Так что если дело в том, что ты за меня беспокоишься, то я бы рискнул, могу тебе в этом расписку написать, что это мое собственное желание и что ты меня по чести предупредила, - шутит он снова, для себя выбор уже сделав. - А если просто торопиться не хочешь, так и это нормально, ты меня едва два месяца знаешь, может, я зануда, если поближе познакомиться. Так что если ты после дежурства не занята, можем покурить на пару, у меня есть пара косячков, малость выдохшихся, но должно вставить. Берегу на особые случаи, но Рождество чем не особый случай. Встретимся в неформальной обстановке и посмотрим, нравимся мы друг другу на земле или это магия сторожевой вышки.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Время глубоко за полночь, когда их смена заканчивается, скорее, к рассвету, но кое-где из-за плотных ставен пробиваются полоски тусклого света, отмечая неспящих, праздничный ужин недавно закончился, а после люди, должно быть, не торопились разойтись, и хотя Рождество не отмечает начало нового года, у Тома все равно есть ощущение, что они перевалили за еще одну веху. Оглянуться не успеешь - и две тысячи двадцать четвертый, и Том пытается вспомнить, какие у него планы были на две тысячи двадцать четвертый, но быстро это бросает: никакого значения его прежние планы не имеют, а сейчас план один - не сдохнуть в следующем году.
И Тому, который по натуре вовсе не склонен к меланхолии или пессимизму, настолько беспросветный быт не в радость, так что его согласие Лены Мэй очень даже обнадеживает: она кажется ему девушкой, которая ни сама унынию не поддается, ни другим не дает, и если искать себе в апокалипсис подругу, так такую.
Клэнси к выбору того же Кейтеля со всем пониманием, Холлидей славная, и знает много полезного, и, судя по тому, каким довольным выглядел Кейтель, когда они в тюрьме сошлись, со всех сторон хорошая, но Тому больше нравятся другие девушки, погромче, поагрессивнее, но без перебора, как Дебра. Как Лена Мэй, вот какие девушки ему нравятся, и то, что он ей тоже нравится, становится лучшим рождественским подарком.

- Здесь не всегда такой свинарник, - заверяет Лену Мэй Том, оттесняя ее подальше от кухонного проема. - Тут пару раз в неделю убирают женщины, которые до нас на заводе жили, но днем, конечно, а тут парни со вчера веселились... Да не обращай внимания, у меня получше, а стакан я тебе чистый найду.
У него получше: комната небольшая, рассчитанная на двоих, зато Клэнси в ней один устроился и сейчас это даже кстати - Марк, который первые месяцы с Клэнси соседствовал, со своей подружкой сошелся окончательно и они перебрались в комнату побольше в другом коттедже, вот Том и наслаждается одиночеством, но сейчас не против его разбавить.
В этом смысле тоже все проще: все больше мужчин и женщин сходятся, чтобы жить вместе, а не просто разок в неделю провести время, так что жизнь продолжается, живые ищут все того же, чего раньше искали, с небольшой поправкой на апокалипсис, и Том ведет себя как гостеприимный хозяин, точно так же, как вел бы себя пять лет назад, зайди к нему после бара понравившаяся ему женщина.
- Ванные в обоих концах коридора, чувствуй себя как дома, - предлагает он, проверяет, плотно ли закрыты шторы, чтобы ненароком не нарушить световой режим, так и огрести от Кейтеля или Пирсона можно, если дежурные на вышках или у ворот заметят и донесут, и только затем включает свет, небольшую лампочку под потолком в бумажном оранжевом абажуре, подарке подружки Марка.
Том понятия не имеет, зачем сейчас так беспокоиться о соблюдении световой маскировки, все равно не сезон мертвецов, но Пирсону и Кейтелю виднее - да и мало ли, кто из живых набредет на завод и решит, что это место больше подходит им, а не прежним хозяевам.

В комнате две кровати, одна с полным комплектом, вторая только прикрыта одеялом поверх матраса, небольшой стол прямо под окном, только чтобы ноутбук поставить, два узких шкафа и пара табуретов. Комнаты не приспособлены для того, чтобы в них проводили много времени, для этого на первых этажах общежитий есть общие гостиные, просторные и меблированные, в двух коттеджах побольше даже два бильярдных стола есть, а так в каждом плазма на стене, коллекция видео, музыкальный центр, небольшая библиотека на радость Холлидей... От плазмы и музыкального проигрывателя сейчас радости не особенно, особенно зимой, когда солнечные батареи за короткий световой день едва успевают набрать энергию на самое необходимое, но Тому, привыкшему за год к тюремной камере, его комната кажется не такой уж и плохой.
Том приседает перед шкафом, вытаскивает сумку с логотипом спортивного бренда, выкладывает на стол сначала пакет травы, совсем не на пару раз, как он сказал Лене Мэй на вышке, а к нему портсигар с бумагой для самокруток.
- Второй год ищу хороший бонг - мой разбился, когда мы из тюрьмы рванули, - рассказывает между прочим, вытаскивая заодно и наполовину полную бутылку самодельного бренди. - Повезло на хорошую бумагу наткнуться, хоть не книги рвать. Ну, устраивайся, говори, с чего начать хочешь - выпить или сразу к делу? Трава хорошая, мягкая, а нашел я ее как... Мы же на рейдах тачки брошенные осматриваем, мало ли, аптечка попадется или пушка в бардачке, но никто, представляет, красавица, никто не ищет в запасках. Никто, кроме меня - я же первые три года в пеницитарной системе на воротах тюрьмы стоял, обыскивал тачки на предмет запрещенного, так что куда смотреть, знаю. Ну, как говорится, кто нашел - берет себе... Вообще-то, мы с Кейтелем были, когда на траву наткнулись, а он вообще мимо этой темы. Не любит мужик терять контроль, ну да ты, наверное, в курсе, почему.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Том о Кейтеле упоминает не просто так. Он хоть и пришел к выводу, что сейчас между Леной Мэй и Джерри ничего нет, но если ошибся, с него не баллы спишут. Кейтель не тот мужик, который запросто спустит, если кто-то за его подружкой ухлестнет, за любой из его подружек, и Клэнси нет интереса наступать Кейтелю на пятки, но не спросишь же у дамы прямо, кого она одаривает своей благосклонностью. Дама может и задетой себя почувствовать, надеть обратно свой свитер и уйти. и конец тогда такому замечательному вечеру.
Этого Тому не хочется, и хотя перспектива иметь дело со взбешенным Кейтелем ему совсем не кажется привлекательной, вид Лены Мэй в тонком свитере, подчеркнувшем ее данные, и с ногами устроившейся на второй койке все же перевешивает осторожность.
Кейтель мог бы сам разъяснить, что к чему, если надо, а раз не разъяснил, то это его проблемы, приходит Том к выводу и решает больше насчет Джерри не расспрашивать: найдутся темы и поинтереснее.
- Да не слишком часто. Весной и в начале лета чаще выезжали, окрестности исследовали, мы же здесь только год, надо было выяснить, чем в округе поживиться можно, что интересного... На людей из твоей общины в первый раз вот в марте наткнулись, тогда да, часто ездили, раз в неделю точно, все время какая-то группа за воротами была, надо было выяснить, есть ли поблизости другие и опасны ли они. К осени, конечно, другие заботы появились, подготовка к зиме, но я думаю, скоро этому конец. Бензину, дорогам - надо искать альтернативы, послушала бы ты, что парни из мастерской предлагают, какие теории, Маску не снились, там и солнечная энергия, и паровые двигатели, и топливо из самогона, и планы найти и реанимировать какой-нибудь нефтеперерабатывающий завод, как будто у нас тут каждый второй инженер или технолог.
Том поднимает голову от листа бумаги, в который заворачивает ровную полосу хорошо просушенной травки, улыбается Лене Мэй.
- На своих двоих далеко не уйдешь, да и поблизости все уже обшарено на три раза, так что теперь либо долгие экспедиции, либо только постоянное дежурство в окрестностях, чтобы избежать неприятных сюрпризов, вот и все рейды.

Он облизывает бумажный край, поглядывая на Лену Мэй, заклеивает косяк, осторожно постукивая им по рамке портсигара, чтобы как можно равномернее распределить траву, находит в кармане зажигалку и неторопливо раскуривает, пока трава не занимается, а затем передает косяк Лене Мэй, садясь рядом с ней на койку Марка.
Над его койкой к стене приклеен на скотч плакат: длинноногая девчонка в крохотном бикини снизу и расстегнутом белом кителе капитана, едва сходящемся на загорелой груди, на голове у нее белая капитанская фуражка, за спиной белоснежный песок уходит в лазурное море, а чуть дальше на волнах красуется белая яхта. Девушка красива, но Том этот плакат не из-за нее выбрал.
- Что за корабль заблудился в море и ищет правильный курс? - декламирует он вместо ответа, выдыхая дым. - Или, чтобы проливы пройти, мели минуя, и цели достичь, нужен умелый лоцман?
Тянется через Лену Мэй к поставленной на тумбочку бутылке, перекидывает из одной руки в другую, но так и оставляет руку на плече Лены Мэй.
Откручивает крышку, делает глоток, ставит бутылку между ними.
- С тех пор, как нам из тюрьмы пришлось уйти, я всегда готов. Нет, не подумай, мне это место нравится, тут хорошо, и остаться тут было бы хорошо, но я все равно в голове держу, что в любой момент может потребоваться сорваться с места. В сумке бутылка самогона, плакат вот отлепить и я готов, - иронизирует Том. - А у тебя что? Даже нет на стене какой-нибудь картинки? Никакого места, куда бы ты мысленно уходила, если это все вокруг совсем достанет? Я вот на яхту на ту, а ты куда? Это нормально, если, конечно, не забывать, где реальность, а где нет. В тюрьме за постер на стену, да даже за открытку, парни готовы были по три-четыре сотни выложить, чтобы с ума не сойти, постоянно в клетке сидя. Я об этом квалификационную работу писал... Ты вот спрашивала, как я в тюрьму работать пришел, а вот так и пришел. Учился в университете, на факультете социологии, выбрал специальностью социологию малых групп, их возникновение, процессы, в них протекающие, развитие. Теории мне мало было, хотелось динамику наблюдать, и тюрьма, красавица, эту динамику и дала, а потом оторваться уже не вышло. Забавная штука психология, как считаешь?
Том дотягивается до косяка, касаясь пальцами пальцев Лены Мэй, задерживая это касание. В этом тоже немало: с сексом проблем здесь нет, Лекса Ли охотно прыгнет с тобой в койку, если ты ведешь себя нормально, но с ней вот так не посидеть, и Том даже этому моменту неопределенности, когда еще непонятно, будет у вас что или нет, рад, потому что этот момент часть той нормальной жизни, утраченной жизни.
У Уитмена, наверное, есть что-то и на этот случай, если подумать, но Том не хочет думать и вспоминать слишком многое, чтобы меньше сравнивать, меньше испытывать чувства потери, и чтобы заглушить голос памяти, у него под рукой бутылка или трава.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Том слушает, ему и правда интересно, и правда похоже на экспресс-свидание, только на этот раз с девушкой, которая ему симпатична и с которой может и правда что-то получиться. Он не имеет в виду любовь до гробовой доски, не имеет в виду даже того, что получилось у Джерри и доктора Дюмон, у них все сразу было понятно, еще с тех самых пор, когда она ездила в Коламбию на свидания и дала ему сотню, чтобы заключенный Кейтель получил свою банку коки вместо пепси, а он после ее приездов бесился больше обыкновенного. У них с Леной Мэй все иначе, но Тому не кажется, что хуже.
- Была оторвой, стало быть, - негромко смеется он в ответ на ее признание в том, что она чувствовала себя дома как в клетке и удрала при первой же возможности. - И склонна к побегу. В мою смену побегов не было, если хочешь знать. Не хотел бы портить эту статистику.
Они перешучиваются, будто воду пробуют, сначала пальцами ног, затем заходят чуть глубже, привыкая, пока, осмелев, не бросятся в волну с головой, и Тому нравится то, как оно все идет. И то, к чему оно все идет, и то, что Лена Мэй не снимает его руку с плеча, и то, как поворачивает к нему голову, дерзко и вызывающе улыбаясь.

- О нет, ты не леди в беде, я бы никогда так не подумал, - улыбается он в ответ, вспоминая, какой ее впервые увидел.
Не испуганной, не встревоженной. Она вышла из пикапа Кейтеля, как будто ей и нужно было добраться до Уайт-Бэар. Вышла, огляделась, и даже пока сидела в подвале, не зная еще точно, как решится ее судьба, тоже не выглядела жалкой. Не замолви Джерри за нее словечко, не поручись за нее, Том не сомневается, она бы отсидела свои две недели и пошла бы работать на самую поганую работу для свежего мяса и даже глазом бы не моргнула, потому что, как она и говорит, дерьма хлебнула и ее таким не задеть. Есть в ней умение с таким справляться, играть теми картами, что сданы, а не ждать, пока кто-то за нее все сделает, и у Тома есть слабость к таким девушкам. Не к красным платьям и горловому минету, по крайней мере, не больше, чем у других мужчин - а вот к этому.

А еще к тому, как она затягивается, запивая затяжки бренди. Девушка с хорошим аппетитом, умеющая веселиться. Прямолинейная - и Том отпивает, поворачивает голову, откидываясь плечами на стену за их спинами, ставит бутылку вниз, на пол, чтобы та не мешалась ее руке.
- Не за что бы не подумал, что ты девушка с фермы, - задумчиво говорит он и замолкает.
Между ними совсем небольшое расстояние, Том смотрит на ее губы, сомкнувшиеся на влажном от их слюны фильтре, на то, как напрягается ее горло, когда она задерживает дым, чувствует прикосновение ее пальцев даже через штаны, такое неторопливое прикосновение, полное спокойной уверенности в том, что она делает.
Смотрит на ее руку на своем бедре, снова возвращается взглядом к ее губам, и когда она смотрит на него в ответ, качает головой.
- Никак не могу представить тебя в платье в цветочек, ну просто никак...
И если она и хочет что-то ответить, Том ей не дает: поворачивается сильнее, поднимая руку, обхватывая ее затылок, и целует, раздвигая ее губы языком, вдыхая дым от травки. Неторопливо, ведь им некуда торопиться, не суетливо, ведь только им решать, чем это будет и как это будет.
Целует так, чтобы этот поцелуй сам по себе стал чем-то: Том не романтичен, и это не романтика, но он умеет ценить момент, научился ценить момент, зомбиапокалипсис научил его этому, так что сейчас Том хочет, чтобы на фоне всех этих впечатлений, рядом с которыми самый кошмарный голливудский фильм ужасов и рядом не стоял, у него осталось вот это, как он целовал Мэйдэй отличным вечером, отмечая Рождество в две тысячи двадцать третьем, запертым на заводе вместе с другими такими же чудом спасшимися людьми, не имеющими ни малейшего представления, что ждет их впереди.

Отредактировано Robert Butler (2021-12-06 19:37:09)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Поцелуй выходит затяжным, медленным. Не нежным, не в том смысле, но очень вкусным. Он как будто вместо нескольких обсуждений, сверки планов, и они задерживают дыхание, пока могут, а затем Лена Мэй чуть отодвигается, чтобы снять свитер, и Том пользуется моментом, гладит ее крутое бедро, тянется к талии, уверенный что все понял верно, что ей хочется того же, и останавливается, когда слышит ее голос.
Социология малых групп, все так, и с точки зрения социологии ролевые игры это механизм обкатывания сценариев, которые по той или иной причине нежелательны или не могут быть реализованы иначе.
Как социологу, пусть выбравшему путь, далекий от чисто исследовательской работы, Тому интересны любые игровые сценарии, в том числе тот, на который намекает Лена Мэй. Мэйдэй Кейн, сделавшая имя отнюдь не на нежном порно в миссионерской позе.
В фильмах с ней всегда была доминация - жесткая или очень жесткая, и Том ничего не имеет против жесткого секса, ничего не имеет против ролевых игр, тем более таких, которые проложат мостик между настоящим, их общим настоящим, и их прошлым.
Ничего не имеет против того, чтобы поддержать ее игру, потому что если Лена Мэй хочет предложить ему немного Мэйдэй, кто же будет отказываться.

Том делает еще один глоток из бутылки, ставит ее на пол, чтобы не задеть ненароком, когда им понадобится кровать, кладет косяк на металлическую крышку от банки консервов, которую использует тут как пепельницу в нарушение всех норм противопожарной безопасности к неудовольствию Кларка, поднимается с кровати и снова лезет в свою сумку.
А когда выпрямляется, то небрежно поигрывает браслетами, накинув оба кольца на большой палец.
Наручники у него еще с тюрьмы, прихватил в качестве сувенира да и на всякий случай, не для сексуальных утех, они и не игрушечные, не в секс-шопе куплены, а самые настоящие полицейские универсальные наручники, металлические браслеты без смягчающего войлока, регулируемая цепочка, весят прилично, не как пластиковая игрушка.
- Плакаты для хороших девочек, Кейн. А ты была хорошей девочкой?
Том, так сказать, импровизирует, но импровизирует, опираясь на свой рабочий опыт.
Нет, ему не приходилось трахаться с заключенными, он и в женских тюрьмах никогда не работал, но одно из важнейших правил, которое знает любой надзиратель, заключается в следующем: ты никогда не говоришь "да" на предложение от заключенного.
Даже если собираешься согласиться, даже если собираешься сделать именно то, о чем тебя просят, даже если тебя устраивают условие - "да" говорить нельзя.

Он подцепляет кольцо наручника вторым большим пальцем, разводит браслеты на расстояние сейчас до минимума отрегулированной цепочки, дергает пару раз в стороны, металл предсказуемо не поддается.
- Вставай, Кейн, - нейтрально, официально, голосом офицера Клэнси. - Ты знаешь правила.
Если ей не понравится, она рассмеется и откажется, и Том не думает, что она обидится и уйдет. Если ей не понравится, они найдут другую игру, которая понравится им обоим.
Но если не откажется, то почему бы не эта. Почему бы не с офицером Клэнси.
- Тебе или мне? - спрашивает уже другим, нормальным тоном. - Или вообще мимо?

Отредактировано Robert Butler (2021-12-10 18:28:28)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

В ее движении, когда она поднимается с кровати и поворачивается спиной, соблазна столько, что у Тома в горле пересыхает, и щелчок, с которым защелкиваются браслеты на ее кистях, звучит обещанием.
Ему не претит роль агрессора, как не претит и роль жертвы; Том считает себя человеком, открытым к экспериментам, понимающим, в чем смысл ролевой игры: это не об унижении или подчинении, это игра в подчинение и насилие, и, как и любая игра, эта тоже дает возможность выразить те вещи, которые остаются невыразимыми никак иначе, даже если вокруг апокалипсис.
Тому даже думается, что он понимает, почему Лена Мэй соглашается, сейчас, с ним. Потому что он знает о Мэйдэй. Потому что он не настаивает. Потому что ей хочется узнать, найдется ли Мэйдэй место в ее новой жизни и что это будет за место.
Наверняка у нее есть и другие причины, социология дает крайне усредненные ответы на вопросы, которые волнуют индивиду как часть социума, но Том не считает себя в праве лезть к ней в голову или душу. Только в те места, куда она не против его пустить.

Том откладывает ключи в тумбочку для сохранности, оглядывает фигуру женщины, стоящей перед ним. Цепочка между браслетами на минимальной длине, ей приходится заводить плечи назад, но подчинение здесь очень условное. Лена Мэй, Мэйдэй плохая девочка, была плохой девочкой, и она гнет эту линию, когда упоминает драку, придумывая реплику с такой легкостью, будто читает с листа.
- И почему каждый раз я слышу одно и то же, Кейн? - спрашивает он, и для него это тоже не проблема, придумать эту ответную фразу: она сразу задала тон, обратившись к нему "офицер", так что Клэнси легко подхватить этот сценарий, просто заменить фамилию Кейтеля, или Бельтрана, или Престона, или любого другого плохиша из блока "С" на фамилию Кейн. - А если я поговорю с другими дамами, они расскажут мне то же самое? Что начала не ты? И поэтому ты отправила ее в лазарет?
Он подходит ближе, встает ближе, так близко, что ее руки оказываются возле его бедра. Косяк дотлевает на консервной крышке, кисловатый запах травки добавляет атмосферы, как могли бы добавить свечи, вино и диск "романтик коллекшн", если бы они играли в свидание.

- Ей швы наложили, Кейн. Врач сказал, что повезло, что глаз остался, так что тебе, подруга, карцер светит. Надолго, если я при обыске найду на тебе заточку. А я ведь найду, и мы оба это знаем.
Он столько раз проводил личный досмотр, что сейчас ему даже не нужно думать, с чего начинать. Том заводит руки ей в волосы с затылка и ниже, прочесывая пряди, затем тонкий ворот майки, будто и правда ищет в шве что-то запрещенное, ощупывает плечи, внутренние швы майки под мышками и края рукавов, скользит ладонями по бокам, прощупывая боковые швы майки. Сквозь ткань ее тело кажется горячим, особенно после холода на вышке, и Том подается еще ближе, прижимаясь к Лене Мэй со спины, переводит ладони с ее спины вперед, обхватывая грудь под натянутой майкой.
Она без лифчика, тяжело дышит, и Том замедляет движения, приподнимает ее грудь, уже выходя за границы личного досмотра, потому что сценарий игры требует этого выхода. Приподнимает, тискает, заводясь вслед за ней, под звуки ее дыхания, прижимаясь бедрами к ее кистями в наручниках.
- Никакого плаката, подруга. Заточки не игрушка для таких девочек, - ему приходится вспомнить про сценарий, вспомнить, что они оба все еще в образах, но игра его уже захватила, захватила даже сильнее, чем Том ожидал. - Придется обыскать тебя тщательнее.
Спуская руку ей на живот, Том подцепляет ее майку, вытаскивает ее из-за пояса, тянет вверх, через голову, и майка повисает на локтях Лены Мэй, оставляя ее полуголой. Полуголой и сексуальной, опасно-сексуальной, даже в наручниках, но еще Том видит перед собой Мэйдэй, видит, что в ней разглядела ее агент, то, что выделяло ее из толпы других девушек, оставшихся неизвестными.
- Или у тебя есть встречное предложение? - Том обшаривает пояс ее штанов, уже не так тщательно, потому что он больше не притворяется, что ищет на ней заточку, даже когда опускается на корточки и проводит обеими руками вдоль ее ног, задерживаясь в промежности и на ягодицах.
- В карцере тебе очень не понравится, подруга.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Никогда не говори заключенному "да", Том помнит об этом правиле, но еще помнит и о том, что в этой ролевой игре не будет никакого карцера. Он неторопливо проглаживает внутреннюю поверхность бедер Лены Мэй, поднимаясь, следя за тем, как она облизывает губы. Губы у нее красивой формы, и она знает об этом, знает о том, что красива, и в Уайт-Бэар на нее не один Том заглядывается, но сейчас она именно в комнате Тома, на ней его наручники, она полуголая и хочет познакомиться с ним поближе. Мэйдэй явно знает толк в фантазиях взрослых мальчиков: ролевые игры с привкусом подчинения, наручники, и что-то Тому подсказывает, что если он ее шлепнет, она не станет подавать на него жалобу за грубое обращение.
- А в твоем личном деле написано другое, - Том продолжает игру.
Том обходит Лену Мэй, становится перед ней, внимательно рассматривая ее полуобнаженную. По тому, как торчат ее соски, как она трется о его руки и облизывает губы, глядя из-под ресниц, хорошей она не будет, не этой рождественской ночью.
Такой вот подарок для него, осталось только бантом перевязать, но вместо лент у них тут только наручники; но Тому очень нравится его подарок.
Том снимает майку, снова заходит Лене Мэй за спину, обхватывает ее за бедра, прижимаясь к ее заднице, ведет руками дальше, по плоскому животу к ее ремню, неспеша расстегивает, за ним расстегивает пуговицу.
От ее голого плеча пахнет снегом и сексом, Том зажимает ее руки между ними, придвигаясь ближе, целует в шею сбоку, накрывая ладонью ее грудь, второй рукой тянет язычок молнии на ее штанах.
- Думаешь, я поверю, что ты можешь быть хорошей, Кейн?
Определенно, нет. И определенно, он не должен ей верить.
- Толкаешь меня на нарушение, Кейн?
Никогда не говори "да" заключенному, даже если собираешься сделать так, как тот предлагает. Этого правила нет ни в одной инструкции, ни в одном своде основным положений, но это знает каждый надзиратель: никогда не говори "да".
Том нажимает ей между лопатками, прижимается бедрами к ее скованным запястьям, когда она наклоняется вперед, отставляя задницу. Ловит в ладонь ее качнувшуюся вперед грудь, гладит по спине сверху вниз, задевая пояс, тянет с нее штаны, обнажая поясницу.
- И что я получу, если закрою глаза на это нарушение?
Речь не о паре сотен баксов, да и пара сотен, даже целая тысяча баксов Клэнси сейчас и не заинтересует, но и Лена Мэй не ведет речь о деньгах. Сейчас у выживших другое в ходу: патроны, еда, доброе отношение. Иногда Том размышляет об этом с точки зрения социологии, задается вопросом о том, означает ли это регресс человеческого сообщества, или, наоборот, прогресс, переосмысление, возвращение к более удачной форме взаимодействия.
Но прямо сейчас Тома этот вопрос не занимает; он с удовольствием обсудил бы это с Леной Мэй позже, она кажется ему далеко не дурой, несмотря на отсутствие диплома колледжа, но позже - после того, как они доиграют.
Он намеренно растягивает предвкушение, позволяет себе думать о том, как ее возьмет, как она ему даст, стоя, наклонившись над койкой или будет сверху, и, раз уж Лена Мэй отдала инициативу ему, ему и решать, и Том ценит этот щедрый сюрприз: у них обоюдная симпатия, они хорошо провели вечер и могут продолжить его еще лучше, и поэтому Том себе не отказывает, играет по заявленному сценарию, сминает ее грудь, засовывает руку ей в штаны, оттягивая ткань, целует шею сзади, проступающие позвонки. По-прежнему не торопится; они не на съемках, могут себе позволить сыграть по своему собственному сценарию, не обязательно переходить к делу, чтобы зритель не заскучал, а его увлекает ее ненастоящая беспомощность, добровольное подчинение, в котором больше вызова, чем если бы она прямо забралась к нему в трусы.

Отредактировано Robert Butler (2021-12-26 11:54:26)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Том действительно хочет, чтобы в знак их дружбы Лена Мэй кое-что для него сделала. Можно называть это глупостью или блажью, но Том в самом деле увлечен их игрой, а еще сильнее увлечен тем, что она - Мэйдэй. Героиня тех фантазий, о которых не расскажешь за воскресным обедом с семьей, героиня фантазий, в которых девушку не нужно уговаривать, умасливать, подкупать дорогими подарками или долгими ухаживаниями. В которых девушка хочет секса, даже по твоим правилам.
Лена Мэй не стесняется дать ему понять, что хочет; ее мурлыкающий голос возбуждает не меньше полуобнаженности. Том узнает этот голос, узнает эти ноты в ее голосе, и улыбается ей в шею: в знак их дружбы, какая отличная формулировка.
Она и правда необыкновенная. Это первая порноактриса в жизни Тома, и сравнивать ему не с кем, но он уверен, что она не такая, как другие.
Это, наверное, не то, о чем он должен размышлять, пока она гладится о его руки голой грудью, предлагая сделать все, что он захочет, но Том знает, что его в ней привлекло.
Цепкость, желание выжить, готовность работать вместе со всеми. Готовность сражаться ради этого.
Он не соврал, когда сказал, что не может представить ее девушкой в беде, ожидающей помощи. Это не ее роль; ее роль - девушка в финале, та, что осталась в живых, разобралась со всеми врагами, дошла до конца сценария и выиграла.
Ему это в ней нравится, не меньше красивой формы губ и высокой груди; как оказалось, Тому нравятся сильные героини, к сорока годам после встречи с Леной Мэй сомнений в этом больше не остается.
- Ты похожа на Боудикку, - Том забирается глубже ей в штаны, прямо в трусы, ласкает горячий лобок, половые губы, открывающиеся под нажатием его пальцев как створки раковины, потому что она не сдвигает ноги. - Или на королеву Маб. Ты могла бы сыграть одну из них, в каком-нибудь историческом варианте твоих фильмов. Немного растрепанности, меховые трусы, лифчик из металла...
Это противоречит их текущему сценарию, Том спохватывается с опозданием, слишком поглощенный своим возбуждением, тем, кто у него в руках, тем, что каждый раз проходит по его телу, когда он прижимается к ее запястьям и ягодицам.
Игра хороша, но ему хочется большего, уже хочется большего, и Том тянет с нее по бедрам теплые штаны, за ними трусы, оставляя их болтаться ниже колен, снова нажимает межу лопатками, вынуждая опять прогнуться, еще шире расставить ноги для устойчивости. Перехватывает цепочку ее наручников в кулак, подтягивая, расстегивает штаны на себе.
- Я слышал, Кейн, что ты хороша. Очень хороша. Хочу выяснить сам. Докажешь, что это так, и я, может быть, передумаю насчет карцера. Может быть, ты слышала, Кейн?
Он подтягивает цепочку еще чуть ближе, прижимается к ней, пока ее пальцы не задевают его член. Прикосновение короткое, еще случайное, но Клэнси уже поглощен их игрой, и прижимается сильнее, чтобы продлить касание.
- Покажи, что ты предлагаешь, - говорит Том, снова принимаясь играть с ее грудью и затвердевшим соском, давая ей небольшую, но опору, чтобы сохранить равновесие и не упасть вперед.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

- Посмотрим, - расплывчато обещает Том, снова сосредотачиваясь на их ролевой игре в ответ на просьбу снять наручники.
Сосредоточиться получается, но с переменным успехом; Лена Мэй и в самом деле хороша, и игра хороша, и Тому нравится эта игра, и наручники, и то, как верно она ведет свою партию, еще ни разу не оступившись. Должно быть, у нее и в самом деле талант к лицедейству, и Тому интересно поговорить об этом с точки зрения социологии, интересно поговорить о ее выборе профессии, без сальных шуток или этической мерки, и он любит разговаривать об этом с людьми, к тому же, обитатели завода сейчас представляют интерес для любого человека, хоть сколько-то увлеченного социологией и бихевиоризмом в самом широком смысле, но не прямо сейчас.
Прямо сейчас Тому хочется, наконец, получить свой рождественский подарок, упакованный вместо оберточной бумаги в теплые штаны и полицейские наручники, и старательность Лены Мэй, которая уделяет внимание его члену, вознаграждается однозначной реакцией.
Как и движения его пальцев у нее между ног; Том продолжает удерживать ее на ногах, прижав к себе, целует вдоль шеи, плечо, обтянутое гладкой кожей, на вкус напоминающей ему глоток хорошего пунша: корица, коричневый сахар, цитрусовое и сладкий перец.
- Посмотрим, как пойдет.
Идет у них пока хорошо: она влажная и податливая между ног, и пальцы Тома беспрепятственно скользят в ее влагалище, собирая смазку ее возбуждения, и, в ответ на это, его возбуждение становится все сильнее; происходящее между ними захватывает его, стирая все, кроме желания оказаться в ней, взять ее. Того самого желания, будить которое было ее профессией, талантом, может, даже призванием.
Том редко теряет голову, но сейчас осознает себя в шаге от этого: неожиданная сила собственного возбуждения его даже удивляет, виной ли тому наручники, сценарий или привкус принуждения, а еще некоторое неудобство.
Он вытаскивает из нее пальцы, вслушиваясь в этот  звук, во все звуки, телесные, сексуальные звуки, пристраиваясь ближе, помогая себе рукой. Она готова; подготовлена, поправляет себя Клэнси не без самодовольства, но первое же движение начисто стирает любую возможность связно мыслить и дальше.
Она и правда хороша, так хороша, что Том сразу же хочет оказаться еще глубже, там, где она сжимает его внутри, не мешая проникновению, а делая ощущения сильнее. Хороша, и он нажимает ей на спину, удерживая цепочку от наручников в перекрученной майке, оставляя на ней следы смазки Лены Мэй, нажимая ей на спину. Она выше вздергивает зад, Том вколачивается глубже, сильнее, утоляя этот первый голод, раздразненный ее талантливой игрой, их придуманным сценарием.
И все же разница в росте дает о себе знать, и неустойчивость позы тоже: несмотря на игру в насилие, Том не хочет, чтобы все закончилось вывернутым плечом или ссаженной кожей на запястьях. Он выходит из нее, не без сожаления, вырывающегося тяжелым выдохом, быстро стаскивает с себя ботинки, трусы вместе со штанами, обходит Лену Мэй, помогает ей выбраться из ее одежды, оглядывает ее всю, восхищенно цокает языком.
- Королева Мэй, - говорит со смешком, садясь на койку и приглашающе откидываясь плечами на стену, а потом хлопает себя по бедрам в понятном жесте: его член стоит не менее приглашающе, Том рассчитывает, что Лене Мэй понравится этот комплимент не меньше, чем сравнение с героинями кельтского эпоса. - Я очень хочу посмотреть, что Санта приготовил для меня в подарок. Покажешь? Обещаю, что обойдусь без карцера, даже если ты будешь вести себя плохо.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Скудное освещение его комнаты польстило бы любой женщине, но Лена Мэй не нуждается в лести; крепкие подтянутые бедра, крепкий живот, выставленная грудь, подчеркнутая стянутыми за спиной руками, хоть прямо сейчас на съемочную площадку, и Том ценит то, что она не прячется от его взгляда, не пытается увернуться или спрятаться, как не уворачивалась от его пальцев внутри себя или его члена. И даже если все это на самом деле лишь разовое приключение, от скуки или чтобы отметить в памяти еще одно Рождество в мире мертвых, победу жизни в ее самом ярком, физическом проявлении, над смертью и жуткой пародией на нее, Том умеет довольствоваться тем, что имеет, и получать от этого удовольствие.
Да и нельзя сказать, что он получает слишком мало. Лена Мэй выкладывается на все сто процентов, отыгрывая свою роль так, будто вокруг них в самом деле с замиранием сердца ждут операторы, гримеры и режиссер в своем кресле следит за тем, чтобы кадр совпадал с концепцией.
То, что видит Том, когда она забирается на него, мокро опускаясь на его член, мягко и требовательно одновременно, с его концепцией совпадает.
- Да-а-а, - согласно выдыхает Том, и это и ответ, и выражение удовольствия от того, как она начинает двигаться, поднимаясь и опускаясь, все ниже, расставляет колени шире. Грудь у нее крупная, соски темные, хорошо выраженные, крупные, то, что надо для порно-фильмов, и она знает об этом, но вряд ли на одних только сиськах въедешь в порно-индустрию, полную смазливых девушек с идеальными и внушающими желание фигурами. И Том пробегается взглядом по ее крепким бедрам, по мышцам, работающим под шелковистой кожей с каждым ее движением вверх и вниз, по плоскому животу, подчеркнуто узкой талии, по покачивающейся груди, манящей, невероятно притягательной груди, но задерживается на ее приоткрытых губах, на глазах под полуопущенными ресницами.
Нечитаемый взгляд только добавляет сексуальности, не давая заглянуть глубже, и Тома привлекает это в Лене Мэй, эта аура загадочности. Она не пускает дальше тщательно выстроенной границы, даже когда занимается сексом, и Том не сомневается, что силой тут не вломишься: на силу она ответит, сила ее не пугает, и ему сейчас даже сильнее хочется заглянуть за эту границу. Они перевалили за какой-то рубеж, он понял это; не сейчас, когда занялись сексом, и даже не тогда, когда она дала ему надеть на себя наручники, это стало лишь следствием их разговора на вышке, и Том ценит это доверие с ее стороны, и ценит, что она мокнет все сильнее, раскачиваясь на его члене, увеличивая скорость.
Они смотрят друг на друга, Том не прерывает контакта, ему очень нравится смотреть на нее; на то, как она дышит, как поднимается и опускается ее грудь, на выпяченные соски, на влажные губы, наверняка еще хранящие вкус травки...
Том вспоминает о косяке, но ему сейчас не нужно ничего дополнительного, его накрывает от тяжести ее тела сверху, с каждым ее движением все сильнее, от трения ее груди о его плечо, его грудь.
- Ты очень, очень плохая девочка, Кейн, - Том отталкивается от прохладной стены, обхватывает ее бедра обеими руками, притягивает ближе, меняя угол проникновения, помогая не потерять равновесие, помогая двигаться быстрее, и металл наручников негромко звенит за спиной Лены Мэй, пока Том все крепче обхватывает ее зад, насаживая на себя глубже и сильнее, не боясь причинить боль или дискомфорт, потому что в Лене Мэй нет ничего нежного или хрупкого, и потому что она играет в эту игру с той же охотой, что и он сам. - Повезло нам, что мне нравятся плохие девочки, Кейн. Но мы оставим это в секрете, красавица, между тобой и мной, и тебе не придется ждать Санту в карцере.

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром