До сих пор Сэм был уверен, что может назвать себя везучим - ничего такого, он не выигрывал несколько тысяч в лотерею, не находил счастливого лотерейного билета и не угадывал результаты встреч хоккейных команд, но по меркам апокалипсиса судьба к нему явно благоволила, и даже привела в Бернсвилль.
Впрочем, к этому рассвету, холодному, наполненному головокружением и болью в мышцах, не привычных к таким длительным нагрузкам, Бернсвилль перестал казаться Сэму раем, а собственное везение перестало быть таким уж неоспоримым.
Он не мог даже назвать точной причины того, почему оказался здесь - все правдоподобнее выглядела версия, согласно которой здесь он был, потому что возражал Роберту Батлеру. Открытие, может быть, и не тянущее на Нобелевскую премию, но довольно важное для всех, кто ценил Бернсвилль за безопасность, пищу и кров над головой.

Безопасность, повторяет про себя Сэм, лежа на спине - тошнота вроде как отпустила, солома на полу амбара не давала окоченеть, хотя после нескольких часов в колодце Сэм не мог быть уверен, что все его конечности на месте, так затекли ноги. Одно радовало: боль в ногах унялась, как будто эта испровизированная растяжка, куда менее щадящая, чем любые упражнения реабилтационной физиотерапии, и правда помогла.
Он слишком погружен в свои мысли - пытается сложить в голове всю эту картину, свидетелем которой оказался, целиком - а потому не сразу отвечает на хриплый вопрос своего... Сокамерника? Как лучше называть Джима Бакстера?
Тот, впрочем, настойчив - ну да, думает Сэм, в котором природного оптимизма после тяжкой ночи осталось на самом донышке, сколько ни скреби и полной ложки не выйдет, из-за его настойчивости и настойчивости Ноя Уилсона они и здесь.
Остается только надеяться, что Ноя - хотя бы из уважения к его годам и тому, что он перенес в этом возрасте - больше не будут подвергать наказаниям, и прямо сейчас он в положении лучшем, чем Сэм и Джим, где-нибудь в теплом помещении, под присмотром Бернис Маккарены, а Роберт Батлер больше не считает его шпионом, засланным в Бернсвилль специально и с дурными целями.

- Сэм, - отвечает Сэм, переворачиваясь на бок, потом, опираясь на локоть, принимает что-то более похожее на сидячее положение. На первом этаже амбара, занимая чуть ли не половину огромного двухярусного помещения, сложены тюки с соломой - продукт деятельности одного из тех уборочных комбайнов, которыми занимался Саймон Стоун, и при мысли о Саймоне, так нелепо погибшем прошлым вечером, Сэма вновь ведет: возвращается это чувство, что он попал в какое-то безумное зазеркальное королевство, только вместо Красной Королевы здесь правит Роберт Батлер со своим револьвером.
Желание заползти в эти тюки с головой, пригреться и уснуть, заставляет Сэма сесть прямее.
- Сэм Андерсон. Ну вот и познакомились. - Сэм мотает головой, возвращая хотя бы подобие ясности мышления. - Думал, если провишу там еще час или даже меньше - точно начнутся судороги.
Это, наверное, в человеческой природе: разговаривать, чтобы осмыслить произошедшее, каким бы страшным оно не казалось, но при появлении Батлера Сэм резко замолкает. Через щели в деревянных стенах амбара внутрь вливается рассвет, в этом рассветном мягком золотистом сиянии лицо Батлера кажется открытым, приветливым, наполненным добротой - вот только обманываться так чревато смертью в колодце, и когда Роберт делает еще несколько шагов, оказываясь в тени, эта иллюзия рассеивается.

Ну чего тебе еще, думает Сэм, вот сейчас понимая: все это были цветочки, только подготовка, и, вполне возможно, Роберт здесь, чтобы убить их.
Эта мысль - такая простая мысль, что вот сейчас, в течение нескольких минут, он может быть мертв, так же окончательно мертв, как Саймон, тот бородатый мужчина, укушенный зомби с арены, - наполняет рот Сэма кислой слюной, заставляет вскинуться, неуклюже из-за связанных рук пытаясь сесть, раз уж о том, чтобы подняться на ноги, остается только мечтать.
- Выпустите нас, - просит Сэм - если это испытание, он его не прошел, пусть так, героизм хорош на большом экране или эпичном фэнтези вроде "Властелина колец", а сейчас единственное, чего Сэм хочет, это чтобы их с Джимом выпустили из амбара, разрешили вернуться в свои комнаты, к теплым кроватям и безопасности, пусть даже иллюзорной. - Это все какая-то ошибка, большая ошибка, никто из нас не хотел ничего дурного, особенно мистер Уилсон - возможно, у вас в самом деле есть основания считать, что он злоумышлял против Бернсвилля, но, будь это так, привел бы он сюда внучку, рискуя не только собой, но и ею? Разве бы он не признался за ночь, раз уж вы все равно его раскрыли?

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Слова Батлера о том, что, по сути, у тех, кому не нравится Бернсвилль, всегда есть выход - а его вопрос о том, куда же Сэм просит их с Джимом выпустить, Сэм трактует именно так - заставляют Сэма умолкнуть.
Разумеется, он не хочет покидать Бернсвилль, который все еще кажется ему действительно убежищем. Разумеется, он понимает, что, скорее всего, за высокими крепкими стенами общины ему долго не выжить - и едва ли поблизости есть другие живые, готовые принять чужака.
Судя по тем людям, что пришли сегодня в Бернсвилль, судя по тем людям, которые приходили в Бернсвилль прежде, даже тем же Уилсонам и Бакстеру, нет - они с Леной Мэй прошлой весной проделали неплохой путь, но не нашли никаких следов других общин, а Алексис, которая выезжает за ворота, с сожалением говорила, что Бернсвилль единственное безопасное место в округе.
Так что нет, Сэм не просит выпустить его из Бернсвилля - и молчит, когда Роберт обращает свое внимание на Джима Бакстера.
Хоть бы тот сказал то, что Батлер хочет услышать, думает Сэм, который сыт до смерти колодцем, этой ужасной ночью, тем, свидетелем чему стал вечером.
Та арена... Такое не забывается - и, наверное, Джим, которому и вовсе выпало принять участие в этом извращенном представлении, тем более не может ни забыть, ни простить.
И что, спрашивает сам себя Сэм.
Все это отвратительно, ужасно, неправильно - но ведь ты видел вещи и похуже, не так ли?
Стоит ли жизнь в безопасности, без постоянного чувства голода, без постоянного поиска убежища и еды, того, чтобы закрыть глаза на то, что кажется тебе проявлением самого худшего в людях, но никак не божественной волей?
Хороший вопрос, очень хороший - и Сэм не знает, как на него ответить. Очень хотел бы ответить, что не стоит - и покинуть Бернсвилль, чтобы не иметь больше отношения к происходящему, но даже одна мысль о том, чтобы вновь очутиться снаружи, без оружия, без припасов, без понимания, куда идти и что ждет впереди, наполняет Сэма каким-то животным практически ужасом, потому что слишком живо в нем воспоминание о том, как они с Мэйбл проходили милю за милей в бесплодных поисках.

И, признается Сэм самому себе, он ждет, что Батлер ответит на вопрос Джима. Ждет, что дальше - и мысли его все вокруг изгнания, потому что после этих часов в колодце, после этой ночи в холодном сарае изгнание кажется самым закономерным развитием событий, ну или смерть на арене, и тут сложно выбрать, что предпочтительнее, потому что и то, и другое означает смерть.
И когда Батлер отвечает, Сэм даже выдыхает с облегчением - нет, прямо сейчас их не выгоняют.
Впрочем, эта короткая радость быстро меркнет, потому что Сэм теряется в рассуждениях Батлера об испытании, которое он выдержал.
В чем, по мнению преподобного Роберта, заключалось это испытание? Смотреть, как подвергают смертельной опасности Ноя Уилсона? Смотреть, как умирают люди, которых можно было спасти, вовремя оказав им медицинскую помощь?

Запах кофе заставляет Сэма непроизвольно сглотнуть, он смотрит, как Батлер садится на пол рядом с ним и Бакстером, как будто они решили устроить такие дружеские посиделки, небольшой пикник для разговора по душам, и это все вдруг кажется ему каким-то наигранным, что ли.
Это, а также то, что Батлер спрашивает его профессионального мнения - хотя знает, что Сэм не врач и никогда не был врачом, и хотя вчера вечером его мнение Роберта не интересовало.
Сэм бросает короткий взгляд на Адама, но тот, развязав Бакстера, отступает к дверям сарая.
Это гвардия Кирсанова - и на их руках кровь нескольких людей, которых мертвецы, вырвавшиеся из круга арены, вчера покусали.
Сэм знает, что это несправедливое обвинение - только они могут носить оружие в пределах Бернсвилля, ради безопасности, разумеется, а потому только они и были вчера вооружены, - но перед его глазами лицо Саймона, который прятался под лавкой, прижимая к груди руку с укусом, и молил всем своим видом Сэма не выдавать его.
Сколько раз вчера Адам нажал на спусковой крючок, выпуская пули, убивающие его соседей и друзей?
И все это по приказу Роберта Батлера, который не захотел прислушаться к - ну пусть будет так - профессиональному мнению Сэма?
Как хорошо, что Алексис проводила вечер с заболевшей Лавандой и не была там, думает Сэм.

- Я не врач и вы это знаете, - говорит Сэм, не протягивая руку к кружке, хотя ему кажется, что даже от запаха кофе ему становится лучше. - К тому же, вчера мое врачебное мнение вас не интересовало - хотя некоторых из укушенных можно было спасти, проведя экстренную ампутацию. Саймона Стоуна можно было спасти, всего лишь укус в кисть. Дональд смог бы это сделать, а я бы с радостью ему помог. Это было бы больше похоже на компромисс.

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+

Обоим мальчикам все же удается его удивить, с удовлетворением констатирует Роберт. От мистера Андерсона, всегда такого доброжелательного, улыбчивого, готового прийти на помощь ближнему, Роберт не ждал такого упрямства, а вот мистер Бакстер радует Роберта деловой хваткой, и это после смелого и недальновидного решения заменить старика на арене.
Роберт задумчиво оглядывает мальчиков (они, разумеется, никакие не мальчики, не настолько уж его младше, но Роберт по-отечески относится к каждому члену общины вне зависимости от пола и возраста, и даже с Ноем Уилсоном и Бернис Маккареной мог бы разговаривать увещевающе, как с ребенком), кивает на извинение Джима.
- Ничего страшного. Вас, должно быть, мучает жажда. Пейте. У меня нет намерения причинять вам обоим неудобств больше, чем это уже случилось. Я все еще надеюсь, что вы сумеете взглянуть на то, что случилось, под тем же углом, под которым смотрю я.
Подавая пример, Роберт тянется к ближайшей к нему кружке, с удовольствием обхватывает ее теплые бока и отпивает кофе.
- Прекрасно... Да простится мне эта слабость. Видите, Сэм, компромиссы могут выглядеть весьма причудливо. В то время, как вы исходите из интересов отдельного человека, в данном случае из интересов покойного Саймона Стоуна, если можно говорить об интересах покойного, мир его праху, я исхожу из интересов всего Бернсвилля. У Саймона было слабое сердце и низкая свертываемость крови. Как вы и говорите, Дональд, конечно, сумел бы ампутировать ему кисть, но даже если предположить, что это случилось бы достаточно быстро и инфекция еще не успела бы поразить мозг и жизненноважные органы, не успела бы убить, - Роберт поднимает указательный палец, как бы приглашая Сэма Андерсона расслышать этот скепсис, заключенный в коротких частицах "бы", - то его убил бы порок сердца на операционном столе или кровотечение чуть позже. И что бы тогда было с нашим доктором Дональдом? Он заботится о каждом пациенте, как о родном ребенке, вам ли не знать об этом, Сэм, сколько вы времени были на его попечении?
Роберт переводит взгляд с лица Андерсона на его ноги и задерживает там взгляд достаточно, чтобы тот понял.
- Бернсвиллю нужен врач, который верит, что может вылечить любого. Увы, мне пришлось пожертвовать Саймоном, и не думайте, будто этот компромисс дался мне легко. Мы с Саймоном были знакомы очень давно, он одним из первых последовал за мной из Игана, и я буду молиться за его душу до конца своих дней, но Господь требует от меня, - голос Роберта звучит по-прежнему миролюбиво и печально, но сейчас в нем появляются и стальные ноты, - заботиться о Бернсвилле. Такова моя миссия, таков мой крест, и от нее я не отступлюсь. Подумайте об этом. Подумайте, выжил бы Саймон Стоун после ампутации, поговорите с Дональдом, если не верите мне - вера не всегда легка и не всегда приходит в один миг.

Роберт отпивает еще глоток, взбалтывает кружку, поднимая со дна осадок, и с легкой улыбкой смотрит на Джима.
- Быка за рога, мистер Бакстер? Хорошее качество для делового человека, рад, что не ошибся в вас. Жаль только, что вы считаете, будто оказались в какой-то секте. Чем бы не было вызвано ваше заблуждение, поверьте, это не так. Мой - надеюсь, он станет и вашим - Бог не требует от нас смертей, и я тоже не требую от жителей Бернсвилля брать этот грех на душу. Наоборот, мы стараемся помочь любому, кто пришел к нашим стенам, разве вас не приняли с распростертыми объятиями? Разве вы испытывали в чем-то недостаток или с вами дурно обращались? Разве я требовал от вас беспрекословного послушания, контролировал каждый ваш шаг? Наоборот, я хотел, чтобы вам троим было хорошо здесь, чтобы вы смогли стать частью Бернсвилля, и что получил взамен?
Роберт подозревает, что на Бакстера не производят впечатления красивые речи, но также догадывается, что тот не настолько глуп, чтобы напрямую послать его к черту сразу, так что переходит к сути: деловой человек, по мнению Роберта, должен уметь почувствовать момент, когда нужно перестать мягко стелить.
- Я хочу, чтобы вы присматривали за Ноем Уилсоном и не допускали, чтобы он впредь смущал жителей Бернсвилля. Это же естественно, раз вы состоите в отношениях с его внучкой? Естественно присматривать за тем, кто в силу возраста или перенесенных испытаний может навредить и самому себе, и вам, не так ли? А взамен, - Роберт делает паузу, отпивая кофе, - вы получите Бернсвилль. Место, где ваша подруга в безопасности. Где мистер Уилсон в безопасности. Где достаточно пищи и есть теплые дома, чтобы согреть вас зимой. А если мистер Кирсанов решит, что вы ему подходите, то вы получите возможность спасать других заблудших, тех, кто еще не нашел путь сюда. Этого, по вашему, недостаточно?

Отредактировано Robert Butler (2021-11-26 20:18:57)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

Эй, вчера вечером вы хотели скормить Ноя Уилсона, того самого, которым сейчас так восхищаетесь, зомби, хочет напомнить Сэм - и напомнил бы, если бы не был уверен, что Батлер отлично об этом помнит.
Отлично об этом помнит, но ведет себя так, будто это не имеет никакого значения, будто все это в порядке вещей или какое-то легкое недопонимание: и арена, и связанные руки, и колодец.
Это намек, понимает Сэм. Одно из условий, при которых их быт в Бернсвилле будет относительно безоблачным - сделать вид, будто вчера вечером не произошло ничего особенного.

Он пользуется этой передышкой, пока Батлер обращается к Бакстеру. Спасение души - ну конечно.
Нет, без сомнения, Сэм признает важность спасения души - с небольшими оговорками, если допустить, что есть душа, что есть спасение, во что сейчас верится все меньше - но Бернсвилль явно создан не только ради спасения души. Высокие и крепкие заборы, отряды вооруженных людей под командованием Кирсанова, сельское хозяйство и скот, дающий приплод - Сэм здесь полгода с лишним и ему не хочется даже представлять, что творится снаружи, за пределами Бернсвилля, и не хочется снова оказаться там. У Батлера все козыри и он умело разыграл эту партию, и невольно Сэм задумывается о том, кто еще в Бернсвилле прошел через то же, что выпало им с Бакстером. Никто - или все?
Слишком уж все выглядит продуманным, отработанным - и никто из тех, кому Батлер и Кирсанов отдавали приказы, не был удивлен.
Может ли быть такое, что каждый из жителей Бернсвилля побывал в колодце - и даже Алексис, но никто не предупредил, не сказал, даже не намекнул?
Они здесь как одна семья, говорит Батлер, но впервые Сэм чувствует себя в Бернсвилле совсем не как дома.

Упоминание Алексис его беспокоит - даже больше, чем все предыдущее. До сих пор Батлер говорил только о нем, но сейчас все поменялось, и Сэм впервые понимает, по-настоящему понимает, что, должно быть, сейчас чувствует Джим.
Может, Батлер и не угрожает. Может, Сэм, изрядно накрученный этой ночью, изрядно накрученный этим разговором, тоном Батлера, тоном Бакстера, напрасно слышит в его голосе угрозу, но он ее слышит. Угрозу не только себе - но и Алексис.
- Так от нас всего лишь требуется делать то, чего от нас хочет бог? - уточняет Сэм. - То, чего хотите вы? Это и есть главное правило? Выполнять ваши распоряжения?
Он смотрит в свою чашку кофе, который уже не кажется ему таким уж сладким и горячим - однако он согревает, из пальцев ушла эта противная дрожь. Как и все в мире, даже кофе имеет свою цену, вопрос всегда об одном и том же - не слишком ли велика цена.
- И мы можем пойти по домам? Если мы согласимся - можем просто пойти по домам? И, видимо, ни с кем не обсуждать то, что случилось?

Подпись автора

you play stupid games, you win stupid prizes

+