«Будущее» Леонарда Коэна настигало со всех сторон, через настроенные на басы и частоты колонки. Низкий баритон заливался в уши, разносился вместе с алкоголем по сосудам, где достигал самого мозга — и вот обсохшие губы едва произносят слова известной песни, совсем не обращая внимания на их суть. Все акценты сейчас концентрировались друг на друге, изгибах тел, мягких тактах, томном вздохе симпатичной блондинки в короткой алой юбке из искусственной кожи и том, что под ней. Яркие цвета слишком выделялись в этой однородной кашеобразной слизи называемой окружаемым миром. Всё так просто, когда работают лишь инстинкты. Окна были распахнуты настежь, но жара всё равно пропитала собой все комнаты, её привлекал обитающий в стенах наркотический дурман.
— Всё, как и было обговорено, — Дрейку приходится кричать, чтобы быть услышанным. Напрягаются на шее прожилки. Возможно его кожа даже изменила цвет, но в искусственном свете мириад огней этого не было видно. Старший брат Фила и главный Король Вечеринки прислонился к подставке в прихожей, разделяя формальный разговор. В спину ему кололо копьё от железной статуэтки, так любимой матерью, но он старался не обращать на дискомфорт никакого внимания: как будто всякой лишнее движение поставит под сомнение его уверенность, что непременно заметят окружающие. — Вся техника находится в подвале, для каждой сцены по две камеры. — Продолжает он статичную форму речи, отрепетированную множество раз ещё до этого собрания молодёжи у очередного синтетического источника прекурсоров. — Никаких цифр, только плёнка-старушка. — Микаэль утверждал, что избавившись от цифрового качества они избавляются от дополнительных рисков, но Дрейк прекрасно знал, что это ложь. Хотя бы потому, что городе осталось не так много торговых точек, распространяющих плёнку. Впрочем, интересы заказчика его не касаются, пока хвост находился в сухости и плата вовремя.
Микаэль как раз протянул руку: отутюженный рукав переходит в перчатку. Дрейк издалека почувствовал запах свежих купюр, зажатых в кулаке. «Милый, ты прекрасен, как и всегда!» — с широкой улыбкой произносит высокий человек в костюме, слишком нетипичном для оглашённого мероприятия. Едва ли кто-нибудь вспомнит этого гостя под утро, как и многочисленные инструменты в подвале, свет прожекторов. На память останутся лишь неизвестные отметины на теле. Даже взгляд спортивной гордости школы не будет исполнен сочувствием или раскаянием, Дрейк с трудом усваивал эти понятия: гораздо проще ему было закинуть их прочь. Питчер КОВБОЕВ НЬЮ-ЙОРКА всегда закидывал лучше всех.
— Раньше его с вами не было. — Замечает студент, оглядываясь на спутника Микаэля. Всего лишь громогласное замечание, претендующее на достижение «я всё замечаю». Или даже «я всё ещё хозяин этого места». Совсем не избалованный сынок, что пользуется благами родителей в их отсутствие.
Микаэль улыбается фирменной улыбкой, заглаживая волосы назад. Рука по прежнему в перчатке, Дрейк не помнит, чтобы он снимал её когда-либо. «Это мой старый друг.» — с открытым дружелюбием, подделать которое смогли бы лишь искусные мастера риторики, растягивает мужчина, оглядываясь на своего знакомого, как будто представляя его. Так и называете. СТАРЫЙ ДРУГ. Старый друг, очень приятно, Дрейк. Вы больше по какого рода извращениям? «Нет, он не для этого.» — словно прочитал мысли Дрейка Микаэль, предупреждая развитие ассоциаций своего визави.
Спортсмен только взмахнул рукой — как угодно, разрывая дистанцию и диалог. Наконец-то чёртово копьё больше не сверлило дырку в боку.

Дэн Торранс крепко спал, хотя все его чувства сообщали об обратном: но иначе сны не могли бы претендовать на свою реальность. Чертоги сознания сплотились перед ним в больничную палату — он уже был там сегодня, провожая в последний путь Фрэнка Голдмена (вопреки громкой фамилии старик умер в нищете с трудом укладываясь в условия страховки). Вытянутое помещение в несколько квадратных метров: серая плитка на полу с силиконовым покрытием, обработанные хлоркой белые стены. Лунный свет проникал через окно, но издаваемая им, изувеченная тень едва походила на очертания рамы и подоконника. Дэн оказался на выездной кровати с вонзёнными в руки и шею трубками, откуда поступала чёрная жидкость, оба запястья были закреплены выцветшими ремнями.
Растерянный, Дэн не сразу вспоминает ругательство, чтобы опробовать его в обороте. Всё его внимание сконцентрировано на подвешенном глиняном сосуде, исчерченном неизвестными символами усопших времён. А может тех времён никогда и не существовало и каждый элемент был всего лишь творением душевнобольного — переубеждало в обратном опыт Сияние. Быстрее. Испытывая натяжение, мужчина дёргается руками резко вверх: лямки ремней лопаются сразу же, выделанные из старости они едва ли могли выдержать даже сопротивление подростка. Поочерёдно доставая иглы из шеи и рук, мужчина практически не ощущает чужеродного предмета, из-за ему начинает казаться, что части тела онемели, потеряли прежнюю чувствительность. Прикладываемый палец к вене он легко проводит ногтем по коже — проверяя осадок ощущений, от давления на запястье остаётся свежий след. Ему хочется надавить снова, сильней — пока след не отпечатается и в сознании, пока не почувствует контакт.
Животное рычание под кроватью напоминает о более насущных проблемах, слишком размытых в состоянии сна. Всколыхнув спадающую вниз простыню из под кровати выбегает чёрный кот, блеснув желтыми кристаллами. Во сне Дэн не помнит, как Аз погиб несколько лет назад, почти сразу после того, как хоспис потерял муниципальную поддержку. Но Дэн помнит, как бросался к двери зверь, когда считал, что его работа окончилась. Присев на край кровати мужчина оборачивается: теперь он находился в палате один.
Скрипуче приоткрывается дверь, чтобы громко захлопнуться. Щёлкает ручка и снова вытянутое древо под аркой ноюще тянется в одну из сторон, снова с дерзостью бросается обратно. Сквозь стеклянный квадрат в самом центра Торранс различает человеческий силуэт, но дымка его развевается, как только дверь раскрывает объятье наружу. Воображение одушевляет плачущий в тишине скрип. Быстрее. Толчок изнутри позволяет силуэту обрести себя окончательно: детская ручонка хватается за дверь и не позволяет ей столкнуться с косяком палаты.
— Быстрее! — Кричит Тони. Мальчик с трудом выдерживает неизвестной природы натяжение. Где-то у его ног скользит чёрный хвост, Аззи всегда обматывал его вокруг больных.
Всё ещё не до конца распознавая эмоции мира под покровом дрёмы Дэн встаёт на ноги, чтобы помочь самому себе, удержать сломанную дверь. Совершив несколько шагов он протягивает руку — как раз вовремя, светловолосый малыш больше не обладал силами которыми мог бы удержать деревянную пластину. Дверь углом врезается в плоть, но Торранс не чувствует боли. Не чувствует он и как Тони берёт его за рану, чтобы потащить вперёд, но не в коридор — дверь выходила на улицу, где выросла Абра. Пространство засаженное позабытыми домами, присыпанное слоем пыли и падающим с неба кокаином, Дэн знал точно, что это волшебная пыльца и не потому, что снег бы сразу растаял, а сахар слипся на руках.
Он видел и саму Стоун: облачённая в чёрное короткое платье, девушка пыталась бежать к своему дому, но каждый раз поскальзывалась на белом порошке, он сводил с ума её возможности, и не только физического плана. Взгляд Дэна хватается за стрелку на тёмных колготках. Девушки называют её следом случайного падения, но мужчина слишком часто оставлял их сам, излишне страстно ухватившись за упругую попку, чтобы распознать фальшь. Мог ли кто-то так же касаться Абры? Она давно стала взрослой.
Ступая навстречу, он хочет помочь ей, но увести не к дому, а как можно дальше от этого места и быстрее. Обрывает начинание щемящая боль в голени, впервые за весь сон он что-то почувствовал. Наклонившись, Торранс видит оборванную штанину, а рядом брошенную шляпу-цилиндр, края которой заточены словно стальные. Трупный запах заполняет все лёгкие, позывая отчистить желудок. Тряхнув головой, Дэн уже хочет продолжить свой странный путь, но его снова останавливают: вцепившиеся в шею руки, сжимают его глотку с нечеловеческой силой.
— Ты увидишь, как эта сука НАКОНЕЦ-ТО сдохнет! — Оглушает Роуз, выплёскивая весь свой гнев, на которого не хватило её тюремной шкатулки в сознании Дэна.
Позади Абры сгущаются тени, множась на глазах. Чужие, нечеловеческие силуэты готовы окружить её и напасть. АБРА!

Незнакомец, так и не представленный Микаэелем, в какой-то момент сделал это лично. Томно поданное имя он завещал смазливой мордашке. Лиззи оно понравилось, она прокручивала его вновь и вновь, расставляя ударение то на один, то на второй слог. Чужое прозвище ей начало казаться не просто словом, а целым смыслом, до сего момента тонувшем в дымке забвения, но теперь она смогла дотянуться до его сути. Накинув плащ на себя и на свою обретённую подругу, незнакомец повёл её на улицу. Они вышли не через главный ход, и даже не через бассейн, избрав садовую тропу через высокие заросли. Трава отдавала сексом и мочой, но Лиззи даже не думала сморщить аккуратный носик, преданно следовала за высокой макушкой соломенных волос.
— Здесь нам никто не помешает. — Мечтательно произнесла она, мягко поднимая руку, чтобы уклониться от высокой ветки. Необыкновенно возвышенные слова противоречили плотоядному желанию похоти, которое обыкновенно забиралось ей в голову.
Он не отвечает, доносится лишь неуверенное мычание; как будто мужчина продумал реплику, но так и не произнёс её вслух, одержимый замыслами более важными, чем экстатическое вожделение его маленькой спутницы. Они отошли от дома и кольцевой улицы на достаточное расстояние, предварительно очутившись на окраине местного парка, когда он всё-таки нарушил молчание. Эвфемизм человеческого оборота: назвать парком не объятую вниманием и удобствами территорию на окраине города.
— Ложись. — Раздаются его слова совсем рядом.
— Грязно... — В разрез команде подмечает девушка, глаза её остекленели, наполняясь влагой. Дурман стал отступать.
— Лиззи, ты меня любишь? — Оборачивается к ней блондин, прижимая обе ладони к аккуратному личику студентки.
Рассеянно улыбнувшись, она начинает опускаться сначала на неловкие корочки, затем постепенно выпрямляя вперёд ноги. Незнакомец нависает сверху, с неестественной плотоядной лаской начинает раздевать девушку: задирать ткань, оттягивать тесёмки. Лиззи не сопротивляется, как растерянная актриса из порнофильма она лишь часто дышит и напряжённая выжидает неизвестного ощущения. Движения мужчины превращаются в поглаживания, он медленно поднимает ладонь к груди, почти убаюкивающе ведёт её вниз. Нежность обрывается внезапно: и ладонь рассекает плоть, проникая в живот студентки. Она бы закричала, но её пухлые губы он тут же накрывает жадным поцелуем от которого тянется алая струйка. Вторая рука сжимается на шее, ещё мгновение — и упругая грудь больше не вздымается, незнакомец начинает дышать за двоих, жадно вбирая в себя каждый глоток.
Когда он отступит от Лиззи, нагая девушка едва ли будет похожа на первокурсницу или даже студентку. Распластавшаяся на земле старуха слепым взором провожает на небе невидимые силуэты. Раны на её животе исчезли, словно их и не было: сморщенная кожа оказалась лишена даже шрамов. Она снова начала дышать, но уже рваными порывами в сбитом навсегда такте.
Когда он отступит, он почувствует то, чего не замечал раньше:
— Выходи немедленно. — Властная команда зиждилась не только на его способности, но и на обыкновенной угрожающей интонации. — Стоун. — Он распознал имя из чужого воспоминания.

Отредактировано Kenneth Moore (2021-09-02 07:33:56)

Буря буйствовала вдоль улицы, зажатая двумя рядами стройных домиков одинакового тошнотворно-розового цвета, стихия сносила крыши и опрокидывала заборы, и лишь через Абру и Роуз ветер проходил как бы «сквозь». Женские образы проектировали свою физику сна, пока Дэн едва держался, чтобы не оказаться всосанным мусорной воронкой. Свет от Сияния был слишком разителен. Каждый последующий шаг к убегающей Абре давался всё сложнее, даже Тони перестал кричать, мальчик скрылся куда-то в этом водовороте событий.
Торренс уже перешёл полосу движения, когда Роуз вцепилась в предплечье с ногтями, защёлкнув свои пальца-крюки. Её прежде красивые кисти распались на прогрызающих его червей. Мясистые, слепые пальцы с сосущим кончиком, на которые было противно уже смотреть. Такие не пожирают даже мёртвых.
— АБРА! — Выдохнул всю боль в предупреждение Дэн, не собираясь останавливаться. Укусы Роуз останутся в сновидении, главное прочитать предчувствие, достать до Абры и предупредить о чём-то, на что пока не хватало слов. Роуз всё тянула на себя, а несколько чёртовых футов с хваткой ведьмы помножили себя на многозначное число — между Стоун и Торренсом простиралась целая пустыня из асфальта с белой сплошной.
— Абра! Абра! Абра! — Передразнивала Роуз. Он не успел заметить, когда она надела эту шляпу себе на голову. Цилиндр держался вопреки всем законам физики. — Тут только мы с тобой. — Ядовитый интим выкручивал все внутренности. Червивыми оказались не только её пальцы, прогрызшие его уже до плеча. Воздуха закричать не оставалось, Роуз всё забрала. Оставалось только хлопать ртом как рыбёшка.
— Стоун. — Вдруг отчётливо услышал Дэнни ещё один голос в дымке, куда бежала Абра. Властная команда с требованием немедленно появиться.
— Убей её! — Кричала одичавшая ведьма, но голос её не слышал. Во сне были лишь двое, прочие были в сфере настоящего.
Ураган становился сильнее: заметало декоративные кустарники, которые так любил вырезать Рашид, отклеилась волшебная полоса, избавив от нужды переходить себя, развалились припаркованные автомобили, разобрались как в конструкторе с трансформерами. Тони задышал совсем близко, внутри лёгких Дэниэла, он боялся разинутой пасти стихии, в которой исчезла стройная спина Абры, накрытая сверху своего тонкого платья лишь плащом прямых волос.
Буря заиграла въедливый мотив Nokia, и тогда сон смешался с реальностью ноющей головы.

Дэн знал, какое имя увидит в пиксельной композиции, ещё до того как взял телефон. Пластиковая рамка старого Nokia с рыжим свечением была проводником сквозь сон: «АБРА». Дэнни так и не стряхнул с себя озабоченность видения, внутри всё свернулось ожидая возвращения этой бури, страшного приговора для маленькой девочки с итальянским лицом своей бабушки. Со Стоун что-то случилось, отсутствия конкретизации возбуждало все переживания разом.
Мужчина подмёл рукой перед кроватью, подбирая съехавший на вибрации вниз телефон.
— Дэн!? — Затараторила трубка, за единственным слогом сразу несколько эмоций.
— Абра, где ты? — Мгновенно отреагировал Торренс, выпытывая у старого телефона подробности. Вряд ли буря затянула её в общежитии. — С тобой всё в порядке? — Пауза после вопроса растянулась с целую сплошную полосу из сна. Он бы заполнил её своим бормотанием, но это бы всё усугубило.
Периодически придерживая Nokia плечом вместо пальцев, Дэниэл подскочил к стулу с развешенной на ней одеждой. Выглаженная для проведения и приёма проверки рубашка болталась на спинке измятая в несколько слоёв. Пиджак не скрывал позора. Вчерашняя конференция успела неважно закончиться предсказуемым конфликтом, но сейчас отголоски воспоминаний рабочей катастрофы отошли на задний план.
— Есть одно место, где мы сможем поговорить.

Отредактировано Kenneth Moore (2021-09-13 13:41:18)

Её голос осел из-за страха, и Дэн теснее прижал к себе телефон, как будто это помогло бы прижать Абру или её следующая фраза (сказанная тихо и осторожно) разуверила всё плохой шуткой. Сблизившись с некоторыми людьми, человек нередко по наивности убеждён, что произойти с дорогими что-либо дурное просто не имеет право, а он — страж этого закона. Закон не учитывает дистанцию реальности между Ороно и Фрэйзером или противоестественную сущность Узла. Влезая в рукав, Торренс слышал, как на другом конце телефонного разговора Стоун превратилась в маленькую девочку, вот только совершенно не ту свою версию, которая заставила бояться столетних вампиров, и расставляла ментальные ловушки смеясь, почти упиваясь справедливой жестокостью. Погрузившись в будни, пресыщенные материальными вопросами и повседневностью канала «TLC», Абра постепенно отвыкала от пережитого, ведь всё ненормальное закончилось несколько лет назад; главной повесткой стали экзамены и сверстники. Но даже такой, имитирующей обыкновенную студентку, характер Стоун не позволял замлеть окончательно: она сбежала, она думала, она действовала. И Дэнни готов был прошептать, что кто бы не обидел сейчас Абру, она ещё заставит его ей молиться.
Звук шин по автостраде был настолько мягким, что казалось, они ехали по пластилину. Торренс уже был в пути, когда снова подумал о значении Роуз в своём сне и словах Абры. Сущность членов Узла была лишена всего человеческого, они заплатили человеком внутри себя за бессмертие, за жалкое, противоестественное пресмыкание. Такие твари издыхают сами без постоянной подпитки. На ком могла паразитировать Роуз, если убить её всё-таки не удалось? Автомобиль мягко вошёл в поворот, а затем начал набирать свистящую скорость — трасса до Орона была почти по прямой. Цифры едва успевали отсчитывать мили.
Поначалу Дэнни думал, что Роуз могла заполнить собой нишу в одной из его ШКАТУЛОК с памятной резьбой. Спрятаться в этом месте даже при условии, что оно станет её заточением. В таком случае, учитывая разницу её Сияния с возможностями Торренса, она могла бы периодически напоминать о себе, приподнимать против его воли ту самую крышку ШКАТУЛКИ. Женский силуэт иногда проявлял себя во время эмоциональных событий, Дэн видел его контуры на городском шествии, скандале с тренером Томасом, именинах Бонни — и во время проверки больницы тоже. И всё-таки рассудком мужчина не признавал это объяснение действительным, ведь если Роуз сидела в нём, каким образом её видела и слышала Абра? Дэнни вспомнил, что рассказывал Абре, как можно заточать духов внутри своего разума, на основе этой практики девочка ловила даже живые души во снах. Что, если Роуз паразитирует на ней? А до Торренса доставала за счёт силы сияния Стоун? Не отрываясь от идеально ровного горизонта под трассой, Дэн мотнул головой. Эта версия так же исключена: Абра бы мгновенно уловила чужое влияние, да и не знать ей было про больницу или именины.
Торренс чувствовал, что находится близко к разгадке, и всё равно тыкался носом не туда. Разговор с Аброй должен был прояснить хоть что-то.
Чёрт. С девушкой хотелось поговорить, но не в разрезе таких обстоятельств. Да и он всё время откладывал желания до окончания его срока годности: ведь так будет лучше — лучше для всех.

Период перед своей смертью мисс Портл, всю жизнь проработавшая в среде преподавания, провела в хосписе под попечением Торренса. Все её разговоры так или иначе сосредотачивались на студентах, за которыми она наблюдала всю свою жизнь. Эта женщина часто говорила, что семью начинает разрушать («я сказала именно разрушать, а не создавать, молодой человек») колледж. Так она говорила про невозможность родителей позаботиться о своём ребёнке внутри университета. Только специальное разрешение директора или бейджик сотрудника могли нивелировать данное ограничение ради студента, который на примере своих сверстников, сам будет избегать общения с отцом или матерью.
Ассоциация с лицом мисс Портл повисла над реальностью, когда взломавший пластиковую застёжку окна студенческого корпуса Дэн пролезал на первый этаж. Сквозь воображаемое узкое, старческое выражение на него внимательно смотрела широкая морда упитанного охранника с бесцветными глазами, эмоции в них тоже было не разглядеть. Дэн уже открыл было рот, чтобы атаковать заготовленным выражением про клуб, срочную магистерскую — оправдать проникновение чем угодно, как сотрудник опередил его:
— Мистер Торренс, вас ждут. — Широкая шея качнулась в сторону коридора и с трудом удержала упитанный подбородок обратно. — Но больше я никого не пропущу, так и знайте. И вообще, планировал, знаете ли... — Что именно планировал охранник, он договаривать так и не стал, посчитав, что свидетелю не обязательно знать, как сладко спится на работе в ночную смену на самом деле. Камера в холле не достаёт до его кресла.
Поблагодарив сотрудника, Дэниэл, ведомый подвешенными указателями со сбитой краской, проследовал в залы библиотеки, то и дело сверяя своё маршрут («КАФЕДРА ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ», «КАФЕДРА АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА», «БИБЛИОТЕКА»). Сопутствующие аудитории были огромными, двери располагалась на колоссальном расстоянии друг от друга, мужчина прошёл мимо сразу несколько лестничных пролётов на этажи выше. «БИБЛИОТЕКА» — повторил последний указатель перед прикрытой дверью, из под щелей которой бил тусклый, дрожащий свет.
Помещение внутри было огромным, но из-за нагромождения огромных шкафов было невозможным оценить настоящие масштабы зала. Электричество тлело в некоторых бра на стенах, развевая гущу теней, но основная люстра включенной не была. Ковёр без единой складки под ногами приглашал пройтись по нему к столикам, за одном из которых облокотила на локти голову человеческая фигура. Вглядываясь в озабоченные черты Абры под напряжением, Дэн почувствовал тоже самое, что во время их разговора. Теперь было невозможным даже шутливо отчитать её за внушение на охраннике.
Заметив его, она приподнялась, а вместе с ней выпрямился квадрат платья на её теле. Точно такое же он видел во сне, и точно такую же стрелку. Она стояла возле бра, но весь свет в себя впитывали её спутанные вороньи пряди. Размазанный макияж увеличивал и без того большие женские глаза.
Отнимая часть её страха, Дэнни обнял итальянскую внучку, оказываясь своим подбородком над её макушкой. Вместе с запахом старых книг читального зала со вздохом пришёл новый.
— А теперь по порядку, верно? — Присел напротив Дэн, готовый нанизать своим взглядом каждую деталь последующего разговора.

Абра рассказывала, но у Дэни появлялось всё больше вопросов. В каком-то смысле ВЕЧЕРИНКА предстала совершенно неизвестным механизмом, инструкцию к которому он утратил слишком давно. Даже собственные воспоминания не дополняли надуманными определениями рассказ девушки. «Здравствуйте, меня зовут Дэн. Вот уже как восемь лет я не беру в руки бутылку и не умею пользоваться ВЕЧЕРИНКАМИ».
— Что случилось с твоей соседкой? — Он отложил имя, которое она назвала. — С Лиззи? — Не надо было обладать Сиянием, чтобы разглядеть в глазах визави запечатлённую трагедию. — Где проходила вечеринка? — Мягко накатывал следующий вопрос.
Дэн задавал лишь наиболее ключевые, хотя в его черепной коробке уже едва помещались все выдержки из пересказа с пробелами, которые так хотелось заполнить. Недосказанные детали о самом приглашении и людях, о том, кто мог добавить что-либо в напиток и для чего. Как раз ДЛЯ ЧЕГО додумать было проще всего.
— Абра… Когда ты звонила мне, то говорила про НИХ. — О которых сейчас не было даже слова. — Ты что-то почувствовала или имела в виду того мужчину и Роуз? — Голубой вектор ласково изучал каждую мелочь на лице собеседницы. Для некоторых вещей им обоим требовалось совершенно не слова.
И Роуз Шляпнице тоже.
— Скажи, что это фантазия? — Неуверенно зацепилась за предположение Стоун. Простой вопрос, который мог бы вернуть всё это на круги своя.
Правильного ответа не существовало, но Торренс не оставил паузу в разговоре на съедение многочисленным сомнениям:
— Я с тобой. — Сказанное вслух обещание добавило уверенности и ему самому. — Сейчас ты слишком устала. Тебе нужно нормально выспаться и что-нибудь поесть. В общежитие мы не поедем. — Сразу отрезал путь отступления Дэн, Абра и сама понимала это. — Ороно маленький город, поэтому появление старухи, которая уверяет, что она исчезнувшая студентка быстро привлечёт внимание. От полицейских допросов защититься гораздо проще, чем от журналистов и распоясанных ими местных. Однако когда только начнётся расследование по делу Лиззи, никто не посчитает ненормальным отсутствие в общежитии её соседки студентки после шумной вечеринки. Я отвезу тебя.
Ей действительно требовалось отдохнуть, общий мозговой штурм ещё можно было отложить, а потом Стоун сама начнёт бомбардировать идеями. Может быть даже сейчас между складками её бровей зажато своевольное условие, которому пока просто не хватало физических сил.
Перед уходом охранник помахал обоим своей широкой ладонью, и почти сразу же забыл о том, кого принимал в библиотеке — почему он тряс рукой в воздухе. Ведь это раньше библиотеку заполняли книжные черви, а сейчас у всех был интернет… Никто больше не остаётся здесь допоздна.
Дэниэл слишком часто переводил взгляд с дорожной панорамы на отражение Абры в стекле. Его двойник в зеркале заднего вида бдел точно так же, прикидывая насколько оба мужчин — реальный и в зеркале, игнорировали острые углы их настоящего положения и оправдывали такое бегство.
Тождество описываемого Стоун человека с участниками Круга напрашивалось после постоянных вмешательств Роуз в реальности и снах. Ещё живой Шляпница упоминала про могущество, которым обладал Узел, и в это было просто поверить — сколько людей было бы готов отдать душу за бессмертие и новые возможности? Развоплощённые Дэном и Аброй Пустые предпочитали кочевой образ жизни и минимум издержек, но и влиянием они практически не обладали. Вроде бы Ворон занимался финансовой стороной их общины, откачивал резервы через внушаемых собственников. Но что если Узел обеспечивали не только люди, попавшие под их гипноз? И если это действительно так, то зачем кому-то следить за благополучием кочевников? Только если кочевники не были добытчиками…
Это просто теория, и она всё ещё не объясняет появление Шляпницы в настоящем.
Торренс поставил мысленную зарубку: разузнать больше об Узле. Роуз была родом из коренного индейского племени и родилась сотни лет назад, что-то должно было остаться в архивах, если она вела свою охоту настолько долго.
То же, что произошло на подростковой вечеринке… Слишком громкие расспросы молодёжи и настырное внимание привлекут внимание как полиции, так и распространителей дури. Внутренний голос стал перебирать местные контакты, надеясь отыскать хоть кого-либо в журналисткой или полицейской среде.
Автомобиль мягко остановился перед наружной будкой, выкрашенной в яркие цвета. Как будто этого было недостаточно для привлечения внимания, на миниатюрной крыше мерцали фонари громоздкой вывески.
— Как насчёт картошки и чизбургера? — Спросил Торренс у девушки. — После наркотической фигни желудку должно быть уже всё равно даже на коллу. — Он позволил себе справить вопрос юмором. Всё время, что они ехали, Стоун тоже размышляла о случившемся. — Ты ничего не могла сделать. — Он не читал её мысли за счёт Сияния, просто знал.