[indent] Он помнил, что случилось со всеми теми людьми на корабле, он всю жизнь — как минимум, вампирскую — считал эту женщину самым жестоким и опасным созданием в целой Вселенной; когда она протянула к нему руку, он был уверен, что это прикосновение принесёт ему смерть, что самый опасный яд притаился на кончиках её пальцев, и всё же он не мог даже просто отшатнуться, не то что попытаться от неё отойти, нет, в самый последний миг перед касанием он лишь мысленно прощался со своей жизнью и благодарил этот мир за то, что смерть ему принесло не только самое жестокое создание в мире, но и самое прекрасное — а далеко не каждому так везёт, так что он, можно сказать, счастливчик. Мир должен был вот-вот посыпаться осколками. Но Лорензо не почувствовал ничего, кроме прикосновения мягких и нежных пальцев к своей щеке.
[indent] Что, эта женщина счастлива? Господи, чем же? Тем, что сможет теперь сыграть с ним очередной тур игры? Неужели игра с ним настолько понравилась ей, что она даже запомнила её на целое столетие? И она помнит его имя. Что ж, это определённо стоит того, чтобы продолжить играть.
[indent] Хоть это и напоминало больше всего на свете фразы злодеев из фильмов: «Я убью тебя, а затем воскрешу, чтобы убить тебя снова». Пусть так. Всё равно ничего прекраснее с ним в жизни никогда не произойдёт.
[indent] И, кажется, в этой игре намечались всё более интересные повороты. Избавиться от слишком фривольного мужчины? Нет, определённо, её речь была сейчас как будто даже из другого столетия. Вот только и сам Лорензо не смог бы сейчас ответить, в каком он вообще времени, на какой земле и жив или мёртв: увидеть эту женщину так близко — слишком нереальное событие, чтобы реальность вообще могла продолжать существовать, а не рассыпалась бы безвольно в прах и отступила. И вопреки всем доводам рассудка, который лишь робко попробовал подать голос и тут же заткнулся, понимая, что ему здесь не место, не тогда, когда его обладатель только что столкнулся со своей воплощённой мечтой, Энзо отлично знал, что поможет этой женщине. Знал, что просто не сможет ей отказать. Даже если бы она просила его сейчас помочь избавиться уже от его собственного тела, он бы сам вырыл себе могилу и сам в неё лёг. Вот только если он это сделает, он уже не получит ответы — он уже сразу же станет ей не нужен. А у него оставалось ещё слишком уж много вопросов.
[indent] — Если хочешь, чтобы я играл в твои игры — сначала расскажи мне их правила, — сколько сил Лорензо собрал, чтобы произнести сейчас эту фразу как можно более твёрдо: этой женщине совсем не обязательно знать, насколько сложно ему было сейчас справиться с дрожью в собственном голосе, насколько отчаянно он был готов сделать всё что угодно, лишь бы только ещё хотя бы на секунду остаться здесь рядом с ней, и насколько прекрасной он считал даже собственную смерть, если та и в самом деле была бы именно от её руки. Он явно был сейчас здесь не тем, кто ставит условия. Но если кошка уже и загнала мышь в угол — это ещё не значит, что мышь станет плясать под её дудку. Нет, конечно, мышь в любом случае будет съедена. Но только даже на пороге своей смерти обязательно станцует исключительно собственный танец.
[indent] — Что ты здесь делаешь? — наконец набравшись ещё большей решительности, Лорензо сделал ещё один шаг и оказался ещё ближе. Чтобы можно было смотреть наконец прямо в глаза этой женщины и видеть всю их необъятную глубину. Если уж ему и суждено сейчас умереть, то он заслужил перед смертью хотя бы это: увидеть эти глаза так близко, как только захочет. Интересно, а на том проклятом корабле в 1903 она тоже рассчитывала, что он проснётся и сразу же наведёт кругом порядок? И тот уже прибудет в гавань Нью-Йорка весь такой из себя чистый и аккуратный? Может, ему нужно было ещё тогда набрать прохожих с улицы и внушить им, что они только что приплыли и каким замечательным выдалось всё путешествие? Нет, ну могла бы в таком случае ему хоть записку оставить. А то же ведь он совсем недогадливый. А теперь нужно было помочь всего лишь с одним трупом? Серьёзно? Нет, ну это уже как-то совсем не её уровень.
[indent] Слёзы. Такие чистые и прозрачные на столь невинном с виду лице. Что ж, они должны были его разжалобить? Нет, в душе Лорензо сейчас не было абсолютно никакой жалости. Он лишь не мигая смотрел в лицо этой женщины, и всё, что он мог понимать, это что она была просто безумно красива. И крошечные блестящие капли — лишь ещё одни дополнительные штрихи к портрету, делающие и без того идеальный образ абсолютно сногсшибательным. Как он сейчас вообще мог стоять на ногах? Пожалуй, это было очередной загадкой природы, хотя и не такой интересной. Глядя в  столь прекрасное лицо сейчас, он забывал, как дышать. Нужен ли вампиру воздух? Возможно. Но только этому конкретному вампиру сейчас были гораздо нужнее вот эти самые глаза, тонуть в которых можно было без памяти, без сожалений и без проклятого кислорода в крови.
[indent] Крошечные, блестящие в свете фонарей капли медленно стекали по щекам, оставляя за собой такие же точно блестящие, причудливо извивающиеся влажные дорожки. Он был так близко, что мог бы просто протянуть руку и вытереть их, но чтобы вытирать слёзы с лица этой женщины, нужно было быть богом, а он — всего лишь обычный вампир, которому отчего-то вдруг было позволено увидеть в своей жизни всю эту неземную красоту. Наверное, это будет вполне даже закономерным, если сразу же за этим его настигнет теперь смерть. Как жить среди смертных, если однажды увидел богиню? Он жил так сто девять лет. И это было ужасно. Но вот он увидел её снова. И после второго такого раза ему точно теперь больше не выжить.
[indent] Наверняка Лорензо сейчас проживал самые последние секунды своей жизни. Но даже осознавая всё это, он всё равно в какой-то момент вдруг неожиданно, так просто и легко расплылся в улыбке. И, пожалуй, это была самая безумная улыбка в его жизни. Возможно, со стороны она даже весьма походила на улыбку убийцы. Но нет, он не собирался никому мстить и пытаться убить. И даже не радовался слезам своей наверняка уже будущей убийцы. Он был просто счастлив, что и подарила такую долгую жизнь ему, и отняла её настолько прекрасная женщина — кем бы она ни была, в какие бы игры ни играла, какую бы роль ни отвела в своём собственном спектакле, он был просто счастлив, что однажды он столкнулся с ней, что она обратила на него своё внимание, что одним движением изменила всю его жизнь, что у него было сто девять лет воспоминаний о чуде и что сейчас он может попрощаться с ней перед смертью. По большому счёту, она и была единственным, с чем стоило в этой жизни прощаться, что стоило того, чтобы об этом помнить. И если потусторонняя жизнь всё же существует, он обязательно унесёт туда с собой воспоминания об этих глазах. И уйдёт с улыбкой. Он не верил, что ей нужна его помощь. В глубине души он прекрасно знал, что это была лишь очередная игра. Но был благодарен даже за эту иллюзию, которую она ему вновь зачем-то на короткое мгновение подарила. Что он нужен. Что он важен. Что он жил не зря. Впрочем, это всё уже неважно. Важно лишь то, что он снова её увидел. Хоть и наверняка теперь уже точно в последний раз.