Прошло слишком много времени с его прибытия в Уайт-Бэар, чтобы он не стал своим в этой общине, полной столь сломленных людей, предпочитающих скрывать чувства за агрессией, но слишком мало, чтобы он забыл Сент-Луис и то, что в нем оставил. Он никогда не чувствовал себя там «своим», еще меньше мог бы назвать ту общину своим «домом», и все же там осталось то, что было дорого, пусть когда-то он и хотел от этого сбежать – его брат.
Он вспоминал о нем. Когда-то чаще, когда-то реже, но никогда не забывал насовсем, пусть минута их последнего разговора почти не пропитывалась той семейностью, о которой кричала общая фамилия. Он никогда не упоминал о том, что там оставил. Даже Дебре. Даже несмотря на то, что она, как не странно, стала ему родной за эти полгода или сколько там уже прошло времени. У них с этой девушкой, женщиной, куда ее причислить он так и не решил, были отношения странные, не понятные до конца ему самому, да и вряд ли она сама знала, кем он для нее является. Лукас догадывался, что задай он ей этот вопрос, она бы ответила: «никто ты мне, маленький засранец, иди лучше пол подмети, сделай уже что-нибудь полезное вместо того, чтобы мозги мне ебать», - поэтому и не спрашивал, но догадывался, что она к нему, как и он к ней, прикипела. Наверно, он так тянулся к ней, потому что нуждался в семье не меньше, чем она сама, а может, она просто олицетворяла в себе то, что он хотел видеть в Питере – участие.
Да, он знал, что ей на него не похуй, хотя она и демонстрировала это довольно странно: подзатыльниками и приказами закрыть рот там, где он пытался проявить характер, - и все же он знал, что это своего рода забота, ведь она была первая и единственная, кто изъявил желание взять его «под крыло» и сделать своим помощником. Здесь он правда был почти бесполезен, хотя, конечно, старался как мог, и в последнее время у него даже начало получаться. Он конечно все еще не мог разобрать и собрать двигатель, за что получал многозначительные взгляды типа «ну ты тупой, чтоле? Я же тебе восемь раз показала, как надо», но зато он хотя бы уже знал как этот двигатель вставить и как закрепить, чтобы тачка, покинув пределы общины, не встала колом через пару метров. Для кого говно, а для кого достижение.

И все было бы прекрасно, если бы он на днях не услышал, что на Сент-Луис решили с боем идти. Обычно от него такие вещи не то, чтобы утаивали, просто не посвящали, но Лукас подслушал как об этом мужик с котом другому лысому говорит и уже не смог оставить эту мысль в голове, потому что сразу о Питере вспомнил. Он конечно все еще злился на старшего брата и обиду свою, накопленную годами, не проработал, но смерти ему совсем не желал. Поэтому идея отправится в Сент-Луис самому спустя пару дней укрепилась, но как подойти с этим к Дебре не решил. Идею идти сразу к Пирсону напрочь отмел, мужик до сих пор казался ему пугающе зловещим, остальные тоже не шибко располагали, а вот Куилл он уже не боялся. Опасался скорее да, но страха не было.
Она, правда, как назло, пребывала в ужасном расположении духа и это Лукаса беспокоило, не считая очевидного – пережитой травмы. Дебра часто пила, чем и вызывала его опасения, а еще предпринимала попытки оттолкнуть его наравне с остальными, пусть и сдалась через какое-то время, вновь подпустив к себе. Но срок отъезда поджимал, поэтому у Эверетта не осталось других вариантов, кроме как набраться храбрости и счастье попытать, ссылаясь на удачу, ведь он как раз сегодня наступил в говно псины Летти, а это как раз считается знаком, правда к деньгам, но не важно.
Он крутился вокруг нее весь день, все никак не имея возможности найти благоприятного момента: или рядом вечно оказывался кто-то посторонний, и речь, конечно, за механиков и Саймона, заходящих в мастерскую, или Дебра окидывала его такими красноречивыми взглядами, что вся его уверенность сходила на нет.
Наконец они остались одни. Она как раз разбирала двигатель, при этом опять напиваясь, а Лукас все искал подходящей фразы, с которой можно начать диалог, вот только никак не находил. Он заламывал кисти рук, то прикусывал губы, то просто усердно сопел, прячась за стеллажами, но толком ничего в голову не приходило. Кажется, для нее это не осталось незамеченным, поэтому вскоре Дебра заговорила сама, а он свое укрытие покинул, нерешительно останавливаясь рядом. – Ну, вообще, - Он вновь сглатывает внезапно образовавшеюся в полости рта, от волнения, слюну. – Да. – Затем суетливо кидается в сторону, берет стул, что одиноко стоял у стены, старый, ободранный, и ставит его рядом с Деброй, усаживаясь. – Дебра, возьми меня с собой. – Прежде чем она успевает сказать "нет", продолжает: - Я не буду под ногами путаться, обещаю. Я должен поехать, Дебра. – Он повторяет ее имя, как будто это волшебное заклинание, что поможет склонить ее на свою сторону. – Я обещаю, что глупостей делать не буду, и слушаться буду и все что угодно сделаю. – Он буравит ее взглядом, как будто в душу ей пытается заглянуть, чтобы она поняла, насколько он серьезен сейчас.