От просторной церкви, построенной собственноручно еще до Божьего Суда, тянулась извилистая дорога между полями, сейчас желтыми и убранными. Прежде эта местность считалась пустырем, ручей пересыхал через лето, а на каменистой неплодородной земле мало что родилось, мэр города с удовольствием отдал окраину в аренду религиозной общине, несмотря на легкое беспокойство в городе, и сейчас, наверно, пожалел бы, будь он жив.
Молитвами, говорил Роберт своей пастве - тем, кто последовал за ним в этот ковчег, не затонувший в бурных мертвых водах. Молитвами эта земля дает нам плоды свои, молитвами питаются злаки и зерна, опущенные в нее. Молитвами - ибо бог хранит нас.
Молитвами, а не стенами, ограждающими захватившее и часть покинутого жителями города поселение. Молитвами, а не охотничьими ружьями и выструганными и обожженными кольями, вкопанными за оградой и сдерживающими подальше плотоядных чудовищ.
Молитвами и верой, ибо в них было спасение, обещанное спасение.

По дороге тянулись люди. Мужчины, женщины, дети - нарядные, умытые - шли к амбару, сейчас подсвеченному гирляндами, ранее украшавшими город на Рождество. Ночь еще не сгустилась, гирлянды казались блеклыми, но задавали настроение, в этом все и дело: настроении.
Урожай собран, занял свои места на складах, и амбар, где молотили пшеницу, сушили яблоки и вялили вишню, сейчас освобожден для праздника. Деревянный пол застелен свежей соломой, ворота распахнуты, из них тянется длинный стол, будто язык страдающей от жажды собаки. Несколько дней они готовились к празднику, обязательному дню Жатвы: мужчины стаскивали в амбар крепкие козлы, накрывали их деревянными щитами, на которых сушился урожай, женщины отыскивали на дне шкафов отрезы белой ткани, стирали и крахмалили, чтобы застелить щиты этими скатертями. Миссис Джеггинс, как и каждый праздник, тожественно принесла из города десять ярдов небеленого холста, от которого у Роберта немедленно началась аллергия. Отчаянно сдерживая желание расчесать руки в кровь, он сердечно поблагодарил пожилую леди и она, просияв, отправилась со своей ношей к амбару, чуть ли не позабыв о степенности и жалобах на суставы.

- Пойдем, Тони, - обратился Роберт к мужчине, стоявшему рядом с ним. - Ожидание не должно разочаровывать.
Тони пробормотал, что ожидание испытывает веру и Роберт улыбнулся, не оборачиваясь: вера Тони была испытана и прошла испытание, так же, как вера тех, кто вкусит свой хлеб в амбаре и пожнет плоды своего летнего труда, однако мужчине, что ждал своей участи в колодце, его безверие сулило лишь кончину.
- Наша вера с нами - разве ты не чувствуешь?
Отрицательного ответа на этот вопрос не предполагалось и Тони это знал.
Они не вошли в амбар вместе. - Тони свернул дальше, скрылся между хозяйственными постройками.
Напившийся антигистаминного Роберт, надеющийся, что сухая солома не вызовет у него насморк некстати, поднял руку в дверях, приветствуя собравшихся, пошел вдоль сидящих, чтобы оказаться во главе стола, там, где было его - почетное - место.
Он хлопал по плечам, пожимал руки, касался губами подставляемых женских щек, обнимал карабкающихся на скамьи детей - все эти люди были тут ради него и благодаря ему, благодаря ему у них была пища, безопасное место, семья.
То ли это, чего Ты хотел от меня?

К стропилам поднимались запахи от выставленной на этот импровизированный стол пищи: пироги из спелых яблок, жареная курятина на больших блюдах из покинутого магазина товаров для дома, настоящий фарфор, как много раз подчеркивала миссис Джеггинс, настоящий фарфор, сейчас такой не найдешь...
Ханна, его милая Ханна подмигнула ему, облизывая блестящий от соуса палец, и тут же вновь приняла вид кроткий и добродетельный - эта трансформация вновь заворожила Роберта, как и в первый раз, он оторвался от выслушивания горячей просьбы малышки Лили, просившей новую куклу, рассеянно погладил ее по голове и погрозил Ханне пальцем, наконец-то оказавшись на своем месте.
Пожал ее пальцы, вложенные ему в ладонь, потянул из нагрудного кармана простой светло-синей рубашки карманную Библию, и вдруг в амбаре воцарилась тишина, даже дети примолкли, усаженные родителями на места.

- Я хотел спросить о Жатве, - начал Роберт, положив Библию на стол, держа на ней ладонь. - Что есть Жатва? Только ли сбор урожая? Время Великого Жнеца, время отделения зерен от плевел?
Роберт обвел взглядом стол, задержался на некоторых лицах.
- Год за годом мы выращиваем пшеницу, каждый год бережно сажаем семена, ухаживаем за ростками, удобряем почву, укрываем росток от града, солнца и любителей поживиться - и в конце сезона, когда появляются плоды, мы собираем плоды и отбираем самые лучшие. Таков и божественный промысел - вот уже четвертый год идет великая Жатва, и неутомимые божьи слуги отделяют зерна от плевел, шелуху от плода...
Его голос поднялся к концу фразы, придавая ей легкую вопросительную интонацию - Джеггинсы тут же закивали согласно.
- Встань, Дэвид Килгрейв, - Роберт через стол взглянул на мужчину, три дня назад появившегося под стенами Бернсвилля.
Тот, заозиравшись, поднялся на ноги, вытирая о потертые джинсы внезапно вспотевшие ладони.
- Встань, чтобы ответить на вопросы. Ты уже три дня живешь с нами, вкушаешь наш хлеб - но с нами ли ты сердцем? Ответишь ли ты на наши вопросы, раскрывая душу так, как мы раскрыли тебе объятия?
Дэвид Килгрейв, стоя под сотнями глаз, кивал уже просто не прекращая, напоминая Роберту игрушку-болванчика, которые раньше можно было увидеть на торпеде автомобиля.
Роберт вытянул вперед руки, раскрытыми ладонями вверх, как будто обращаясь сразу ко всем:
- Кто хочет задать вопрос Дэвиду?
Он взглянул на Эшли, сидящую куда дальше от него, чем следовало бы, чтобы не привлекать к этому факту внимание - стоило ли беспокоиться о ней? Она причинила ему немало заботы, но стоило ли беспокоиться сейчас?

Отредактировано Robert Butler (2021-07-01 21:08:05)

Подпись автора

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром

[indent]Можно отправиться в удивительное путешествие по собственной невежественности, если слушать людей. Они могут рассказать потрясающие вещи, о том, каким нужно быть, что делать, как быстро, и многие из этих вещей можно сложить в своей тулкит, почти такой же как у Бэтмена. И с этим набором инструментов можно смело отправляться в мир, где ты из эгоистичного тирана, трясущегося над своей картинкой мира, вдруг превращается в человека почти что религиозной смиренности, готового учиться на своих ошибках и слушать других просто потому что это поможет стать тебе «лучше». Подставь вторую щеку, брат. По правде у Беатрис были сложные внутренние отношения с Богом, особенно тем, каким рисовала его вера. Даже отбросив мысль о религии как инструменте пропаганды и власти, ради которой войны развязывались, даже если опустить то, насколько явно библейские истории описывали движение небесных тел и в частности Солнца, разум Беатрис постоянно продумывал варианты, постоянно задавал вопросы и также постоянно строил гипотезы. Не задавать слишком много вопросов, способных вывести из равновесия любого истинно верующего, как раз и помогало то, что большинство могли принять за ту самую «смиренность», хотя по сути младшая МакКарена больше следовала мысли, что «неподтвержденная» гипотеза не равно «опровергнутая»: раз Бога никто не видел, то вполне возможно, что он существует, а раз так, то и его трактовка в Бернсвилле может оказаться правдивой. И хоть в религии для Беатрис было много неудовлетворенных ответами мест, было в ней и то, что она прекрасно понимала. Праздники.
[indent]Праздники в Бернсвилле объединяли всех — пожилых, взрослых и детей. Последних в городе было предостаточно, а ко всему прочему и саму Трис по негласному согласию приписывали в эту категорию. И это несмотря на то, что ей в декабре будет двадцать пять. Детишки тоже любили праздники, хотя тоже не особо понимали, что именно празднуют. Юные дарования в силу своего возраста были довольно далеки от метафизических явлений; им чаще хватало, что остальные чуть больше улыбались, а на столе была вкусная еда. Во многом именно поэтому Беатрис предпочитала проводить подобные общественные собрания вместе с детишками. И она точно намеревалась присоединиться к ним и в этот раз — вон как они задорно что-то обсуждают у тюка сена в углу, как только протиснется к столу и выложит пирожки с капустой на столе. Стоило только оставить румяную выпечку и развернуться, как Беатрис наткнулась на Ханну. Ханна всегда была приветлива и доброжелательна. Многие были такими. Однако ее улыбка была искренней, и Трис даже казалось, что мисс Бишоп... заботилась? беспокоилась? Как и сейчас с этим вот вопросом-приветствием.
[indent]— В праздники всегда хорошее настроение, — Трис улыбнулась и посмотрела на тарелку салата, принесенную Ханной: — Выглядит вкусно, а из че...
[indent]Вопрос она с так и не закончила: Ханна тут же кошкой юркнула и оказалась рядом с Робертом. От этой умилительной картины на лице поползла такая глупая улыбка. Это любовь.
[indent]— Трис!
[indent]Вихрь каштановых волос и лазурных лент пронесся по амбару резвым пони и врезался в ноги Беатрис, заставив ее пошатнуться, — такие вот объятия у пятилетней Шери. Девочка подняла голову и жестом попросила Беатрис наклониться:
[indent]— Миссис Джеггинс много пукает, можно я сяду с тобой?
[indent]— Мама разрешила? — девочка несколько раз кивнула. Трис оглядела амбар, нашла взглядом ее мать и помахала, женщина кивнула. Детское счастье очень простое: иногда достаточно улыбнуться и протянуть раскрытую ладонь, чтобы увидеть самое счастливое в мире существо. Вот это и должно быть проявлением той самой божественности. — Тогда давай лапу и пойдем.
[indent]Шери радостно рассматривала блюда на столе, сидя на коленях у Беатрис и несколько ерзая от нетерпения. Сама МакКарена бросила взгляд на сидящую радом Банни. Бабуля внимательно изучала лица горожан, и Трис проследила ее взгляд, остановившись на чете Джеггинс и послав приветственную улыбку Эшли. Интересно, что Банни хотела увидеть? Иногда грандма было крайне сложно понять, от чего в мыслях снова просыпался вопрос, а чем именно занималась Бернис до своего помешательства на магии и духовности? Пастор взял слово, они слушали. Шери все больше и больше ерзала, то и дело поднимая вопросительный взгляд на Трис, явно спрашивая, когда можно уже будет поесть. А потом... а потом мистер Батлер попросил новоприбывшего встать, а всем присутствующим задать свои вопросы. Как только миссис Джеггинс озвучила свой, Трис почему-то ощутила то самое затишье, которое наступало в ее мыслях перед тем как должна была произойти детонация.
[indent]— У меня тоже есть вопрос, — это Гарольд, приятный парнишка восьми лет. — Скажем, человек жил праведной жизнью, а перед смертью бомбy заложил. Вот человек умер, он попал в рай, ведь он праведник и гpехов не совершал, да? А после его смерти, через некоторый пpомжyток времени бомба pванyла и убила людей. Автора бомбы из pая в ад переведут или содеянное «спyстят с рук»?
[indent]Беатрис поджала губы, ощущая какое-то напряжение слева, там, где сидела бабуля. Как будто собиралась грозовая туча. И шаровые молнии. Очень много шаровых молний. И Трис точно знала, что стоит ей только повернуть голову, она наткнется на недовольный взгляд, а вечером... Нет. Лучше не поворачиваться.
[indent]— Шери тоже хочет! Шери хочет! — девочка, сидящая на коленях у Беатрис, вскинула вверх руку и бойко спросила: — Мистер Дэвид, почему Бог убил всех динозавров?
[indent]— И я хочу спросить, - сидящий напротив семилетний Лиам торжественно встал со своего места: — Бог создал Солнце и Луну только на четвёртый день. Тогда вокруг чего же вращалась Земля первые три дня? И какие были на Земле вечера и утра?
[indent]— Но мой вопрос важнее! - возмутилась Шери. Ее маленькая ручка протянулась к миске с салатом. В следующее мгновение сидящие напротив мальчишки оказались покрыты зелеными листами. И никто из присутствующих не заметил, как рука Бернис сильнее сжала ручку вилки и как под столом четыре зубца прицельно впились в бедро Беатрис: уж кто, а бабуля точно знала, откуда в голове этих детей такие вопросы и кто вкладывает им в головы научные познания. Ойкнув, Беатрис чуть вздрогнула от удара, из-за чего Шери вопросительно повернулась. Беги, глупая! Там же бабуля!
[indent]— Шери Росс, - а вот этот строгий голос уже принадлежит Бернис. — Сколько раз тебе говорить не бросаться едой?
[indent]— Да, миссис МакКарена.
[indent]— Картофелина, Шери.
[indent]Девочка посмотрела на зажатую в руке картошку, задумчиво кивнула, но вместо того, чтобы положить ее на тарелку, Шери кинула ею прямиком в сторону пастора и Ханны.

Отредактировано Beatrice McCarena (2021-07-11 21:34:25)