"Дорогая редакция,.." - хотя редакция, конечно, никакой дорогой для Каридад не была и писала это, какое по счету письмо? она уже и не вспомнит, женщина скорее из отчаяния, чем в надежде. Ей не отвечали раньше и Кари не верила, что ответят сейчас. Более того, она была уверена, что ей не ответят и в этот раз, но все равно писала, потому что больше сделать ничего не могла. Острая нехватка сына рядом и это жесткое осознание того, что она может потерять его навсегда, скреблись дикими кошками на душе, разрывая грудную клетку изнутри, заставляя сердце кровоточить, а горло сжиматься спазмирующей болью. Каридад дышала мелко и часто, не имея возможности ни успокоиться, ни вдохнуть полной грудью, ее руки тряслись, оттого буквы выходили мелкие и корявые. Зачеркнув в который раз начало предложения, женщина чертыхнулась, смяла лист бумаги и швырнула его в угол комнаты.

- La mierda del toro! - отчего-то, когда ей хотелось выругаться, она всегда непроизвольно переходила на испанский.

Было в этом языке что-то такое, почему ругаться на нем было похоже на особенный вид искусства. Крайне своеобразное искусство, но кто мог ее осудить? Резко поднявшись со стула, настолько резко, что в ее возрасте это было даже слегка опасно для жизни, Кари стала судорожно ходить по комнате, будто хотела измерить ее шагами. Она металась из угла в угол, словно загнанный в клетку дикий зверь, честно говоря, именно им она себя и ощущала все годы с момента собственной свадьбы. Договорной брак, нелюбимый муж, обязательства перед семьей - эта женщина знала все об ограничениях, правилах и последствиях. Поэтому она с такой легкостью переносила заточение в стенах Дистрикта, покидать который всем было строго запрещено, поэтому ей было плевать на нагрянувший конец света со всеми его неудобствами, которые он за собой принес, изменив привычный мир до неузнаваемости. Ведь она едва ли не половину жизни жила точно так же - зная, что не может сделать ни единого шага, отклонившись от заданного курса.

- Соберись, идиотка, - проговорила она сквозь зубы, останавливаясь и запутывая пальцы в собственных волосах, - соберись, делай хоть что-нибудь, - дернув себя за черные локоны, чтобы привести в чувство, Кари выдохнула, досчитала до десяти - uno, dos, tres, cuatro, - поехали, - приказала она себе и вернулась за стол.

Чистый лист бумаги смотрел на нее, будто бы с осуждением. Карандаш в дрожащей руке, словно бы обвинял. Все вокруг знали, что в произошедшем с ее сыном она виновата сама. И что все ее попытки его вернуть обречены на провал. Знала и она, но позволить себе сдаться просто не могла. Хотя и должна была бы. Матерью она была настолько паршивой, что мальчику где угодно было бы безопаснее и лучше, чем с ней. И Кари это понимала. Понимала она также и то, что ее желание увидеть сына рядом продиктовано не любовью к нему, а лишь к самой себе. Потому что продолжать жить с тем чувством вины и засасывающей в себя все черной дырой одиночества она больше не могла. Ей нужен был второй шанс. Ей нужно было попытаться. Все это было продиктовано ее эгоизмом, но именно потому иначе она и не могла.

"Я знаю, что вы не прочтете это письмо, а, если прочтете, то не ответите. Я знаю, что оно с вероятностью в сто процентов окажется в мусорном ведре вашей редакции, но я все равно пишу его. Потому что у меня больше не осталось надежды. Я сделаю все, чтобы вернуть своего сына. Я сделаю все, чтобы исправить ошибки, которые допустила. Разве не достоин каждый человек второго шанса? Разве не лучше любому ребенку рядом с его родной матерью, чем в приюте? Разве наш изуродованный мир, дышащий на ладан, но все же дышащий, не является лучшей иллюстрацией того, что возрождение, даже из пепла, возможно? И что даже на останках может прорасти росток новой жизни? Я прошу вас помочь мне воссоединиться с моим ребенком, я прошу вас сделать все, что только может сделать пресса. Я прошу вас стать моим голосом и помочь мне быть услышанной. Мне больше не к кому обратиться и потому я обращаюсь к вам.

Даже зная, что вы останетесь глухи. И все же я пытаюсь. И буду продолжать.

С уважением, Каридад Лоэра - отчаявшаяся, но горячо любящая мать".

Листок бумаги, испещренный аккуратно выведенными буквами, она опустила в конверт. Конверт заклеила и подписала. Затем вышла из квартиры, дошла до ближайшего отделения почты и отправила письмо. Этот простой порядок действий дался ей с трудом, она уже не понимала, что и зачем делает, но продолжала действовать, будто на автопилоте. На глазах проступили слезы, размазав мир в расплывчатое пятно. Она была жалкой и беспомощной. Она ненавидела себя такой и только кокаин в свое время помогал ей справляться с ощущением собственной ничтожности. Она помнила, как им было хорошо вместе и желание снова ощутить ту эйфорию до сих пор было в ней живо. Но вместо того, чтобы отправиться в Третий к знакомому дилеру, Кари скрипнула зубами, прислонилась к стене здания и закурила. Пора было научиться жить без наркотиков. Пора было повзрослеть и научиться решать свои проблемы без допинга. Или забыть навсегда о сыне и скончаться от передоза в ближайшей подворотне, сделав этот и без того поганый мир чуть-чуть лучше.

Отредактировано Cairo (2021-06-18 02:16:02)

Когда Кари писала в письме, что не ждет на него ответа, она не лукавила, не кривила душой и не кокетничала. Она говорила ровно то, что думала. Она не ждала ответа. Поэтому, когда она его все же получила, ее удивление было настолько искренним, что женщине понадобилось несколько минут осознать произошедшее. В ее руках был конверт. Конверт был брендированный, принадлежал редакции. Той самой редакции. Той самой уважаемой редакции, которую Кари нисколько не уважала и костерила, как умела, каждый раз, когда направляла ей свое очередное письмо. На что она надеялась? Чего она ждала? Во что верила? Да ни во что. Просто у нее не было другого выхода и от отчаянья женщина использовала каждый шанс, хваталась за любую возможность, даже за ту, что заведомо выглядела пустой и бесполезной. В общем и целом, поступала, как русские. На авось. С посылом "А вдруг сработает?". И вот сработало. Когда она осознала это, то забежала в свою квартиру, бросила сумку на ближайшее кресло, не обратив внимания на то, как та с кресла упала на пол, рассыпав все ее вещи по всей комнате. Кари было плевать. Она даже не заметила этого, ведь в этот самый момент ключом от входной двери, висящим на кольце брелока в виде черепа Санта Муэрте, женщина вскрывала конверт, чтобы вытащить из него листок с ответом из пары предложений.

Опубликовать. Помочь. Вернуть.

Три эти слова, самые важные три слова из всего послания, будто светились, выделяясь из общего потока. Внимание Кари было сконцентрировано только них, словно ничего другого там не было. Словно они уже согласились на все, словно уже пообещали, словно дело было сделано... Она не обратила внимания на условия и на все "если", которые в письме все же были. Она видела в ответе лишь то, что хотела видеть. Она видела своего сына дома. В его комнате. Рядом с ней. Слезы навернулись на глаза приливной волной - неминуемо и внезапно. Ноги подкосились, она опустилась на пол. Плечи ее затряслись в рыданиях, Кари не сдерживала их. Она прижимала письмо к груди так, будто это была весточка от кого-то очень дорого ее сердцу, кого-то, кто был сейчас очень далеко. До кого нельзя было дотянуться рукой, но воспоминания о котором всегда наполняли душу теплом и светом.

- Мисс, у вас все в порядке? - чужой голос заставил Кари вздрогнуть и едва не подпрыгнуть на месте - она так торопилась вскрыть письмо, что входную дверь так и не закрыла, а ее громкие рыдания привлекли соседа, который стоял на пороге и смотрел на нее очень обеспокоенным взглядом.

- О, мистер Маас, - проговорила Кари сквозь всхлипы, пытаясь в срочном порядке восстановить дыхание, - да, все прекрасно, - продолжила она, поднимаясь на ноги и не выпуская письма из пальцев, - все замечательно. Я побеспокоила вас? Прошу меня простить, я не хотела.

- У вас точно все в порядке? - мужчина смотрел на нее так, что было сразу ясно - он ей не верил, но и навязываться не стремился.

- Да, да, благодарю, простите, мне нужно... у меня дела... - Кари попрощалась и закрыла дверь, все еще не веря в происходящее, все еще не воспринимая его как настоящую реальность, а не очередной свой сон.

***

В день, на который была назначена встреча, Кари не спала всю ночь. С раннего утра она не находила себе места, вертелась в кровати волчком, но так и не уснула, даже когда первые рассветные лучи проникли в комнату через незанавешенное окно и коснулись ее лица. В конце концов, она устала бороться сама с собой, встала и пошла варить себе кофе, который, конечно же, сбежал от нее, потому что уследить за ним она не смогла в силу собственной рассеянности.

- Черт побери, - проворчала женщина, приподнимая турку с раскаленной конфорки и отставляя ее в сторону, - ну ты и мразь, - обратилась она к напитку, словно тот был живым и одновременно с тем являлся причиной всех ее проблем.

К несчастью для Кари, причиной всех своих проблем была она сама. Поэтому, несмотря на ранее пробуждение, за временем она не уследила так же, как и за кофе, и в итоге чуть не опоздала. Она так сильно надеялась на эту встречу, что даже не обратила внимания на место, где та была назначена. Бар. В Третьем районе. Столик около туалета. Они будто не письмо матери-одиночки с призывом о помощи планировали обсуждать, а собирались стать участниками шпионского романа. Ей следовало бы задуматься о том, что что-то во всем этом было не так. И она задумалась бы, не будь эта встреча столь ожидаема ею, из-за чего Каридад принимала желаемое за действительное и не обращала внимания на подозрительные детали.

Когда она вошла в нужное заведение, за столиком ее уже дала журналистка. Молодая, возможно, даже слишком, рыжеволосая девушка в строгом костюме. Кари окинула ее слегка хмурым взглядом. Если до этого момента у нее еще не было достаточного количества подозрений, то именно сейчас они появились. Она пожала руку девушки, приветствуя ее, затем села за столик, прямо напротив, а затем еще пару мгновений пристально смотрела, словно надеялась, что та смутится и признается во всем. В том, что все это розыгрыш, жестокий, но все же розыгрыш. Что никакая она не журналистка, а на письма редакция не отвечала все это время, потому что Кари ошиблась где-то в адресе и слала их вот этой вот юно леди, докучая и веселя. Но Молли Маркс ничего такого ей не сказала. Так что Кари не сдержалась и спросила напрямую.

- Это что, шутка какая-то? - ее тон был спокоен и холоден, хотя внутри мексиканки бушевала целуя буря эмоций, - сколько вам лет, Молли? Вы извините меня, но вы выглядите очень молодо, слишком молодо, - Кари посмотрела на костюм девушки, на строгую прическу, на подготовленные блокнот и ручку и отчего-то все это показалось ей таким очаровательно милым, что вместо того, чтобы начать злиться и кричать с порога, как полагается женщине с горячей кровью, которой она и являлась, Кари улыбнулась, - Боже мой, Молли, я такая дура, я ведь во все это сразу поверила, - Кари рассмеялась, но смехом, в котором отчетливо слышались боль и грусть, после чего достала из сумки письмо с ответом якобы главного редактора и положила его на стол, - это ведь все неправда, да?