Они идут уже очень давно. Неспешно ступают, делают частые перерывы, и не только потому, что с ними дед Дейзи, старик то хорошо держится, временами даже включает пресловутый старческий героизм, постоянно говорит, что не устал, но никто ему не верит. Потому что им всем нужен отдых. Да, жизнь в Дистрикте была не подарок. Периодически Джим не доедал, иногда голодать приходилось несколько дней подряд, и это была не проблема, но он никогда не отправлялся в столь долгие путешествия. От частой ходьбы иногда даже ноги путались, темп сбивался, как и дыхание. Постоянная встреча с живыми мертвецами тоже не прошла бесследно, особенно первая была той еще неожиданностью, но сообща они справились. Особенно Джим переживал за деда, хотя за Дейзи, конечно, тоже, но она могла за себя постоять или наконец убежать, с дедом в этом плане было куда сложнее.  Никто не готовил их к тому, что может ждать за стеной. В Дистрикте никогда не показывали, как тут дерьмово, но все равно это было куда лучше, чем находится там.

Старались держаться стены, медленно продвигаясь на юг. Стена все время была слева, как вечный ориентир и путеводная звезда их путешествия в никуда с припиской о счастливой безмятежной жизни. Конечно же Джим не верил в это дерьмо. Теперь уже не осталось мест, где было бы хорошо, и все-таки тут было лучше, хотя бы потому, что тут была свобода. Никто больше не указывает тебе, что делать, нет никаких отслеживающих браслетов, ты можешь пойти на север или на восток и не встретишь кордона, что преградит тебе путь, а на встречу выйдет куча вооруженной охраны, беря тебя на прицел. А еще тут было тихо. Бакстер не знает, какого это – жить в центре города, в элитарном районе, где по словам круче чем в Майами, но в третьем так тесно, что гул людских жизней сопровождает тебя постоянно.

А еще плачь.
Слезы детей, их матерей, уставших отцов и брошенных стариков.
Он бы врагу не пожелал оказаться в таком месте.

В какой-то момент он ловит взгляд Дейзи и посылает ей одобряющую улыбку. Пока что оптимизм в нем не угас, и он все еще верит, что они найдут лучшее место, где смогут остаться навсегда. Да, никто не говорил, что будет легко, они ведь ныряли с головой в пучину неизвестности, не вот тебе ты вышел из Дистрикта, а тебя тут с хлебом и солью встречают. Да и есть ли тут еще выжившие тоже не понятно. Но он верил, что это совсем не конец, а только начало чего-то большего, чем стены, забирающие город и жителей в клетку. – Устала? – Тихо спрашивает он, заводя руку за спину Дейзи, чуть опуская ее вниз, ей на талию и на секунду оборачиваясь, чтобы убедится, что дедуля все еще чешет позади. Он старался не проявлять открыто своих чувств к девушке, все еще помня тот злополучный День благодарения, когда дед застал их с Дейзи целующимся в кладовой и отпиздил Джима шваброй матеря его на чем свет держится. Тогда Бакстер понял, что надо бы притормозить и не позволять себе много вольностей, особенно там, где дедуля может их с Дейзи застать. Но на самом деле он любил деда. Дед был первым, кто проявил по отношению к нему сочувствие и протянул руку помощи, забрав с улиц и дав ему работу. Дед наставлял его и обучал всему, что умеет. В общем, Бакстер не сомневался, что дед тоже его любит, пусть и не показывает этого в открытую.

Он чуть бросает взгляд на небо, задрав голову и подставив руку ко лбу, чтобы лучи заходящего солнца не опалили глаза. Небо уже розовело в преддверии красочного заката, а потому скоро они в любом случае остановятся на привал, а там уже придется искать безопасное место для ночевки. – Немного осталось. – Произносит Джим, убирая руку с поясницы Дейзи, чтобы провести ладонью по ее щеке. – Слышь, щегол! Я еще здесь, твою мать! – Орет где-то позади дед и Джим смеется, тут же убирая руку, и останавливается, чтобы обернутся на бредущего позади старика. – Я в вас не сомневался.  – И он говорил правду. Дед дал бы фору любому своему ровеснику, если б захотел. – Еще раз свою лапу к ней протянешь, и я тебе ее, сучонок, отгрызу! – Доносится в ответ, а Джим лишь ловит взгляд Уилсон, улыбаясь ей и посылая многозначительные взгляды, а после двигается дальше. Никогда не знаешь, дедуля шутит или угрожает. Лучше перестраховаться.

От Джима не ускользнула грусть в уголке глаз Дейзи, которую она силилась скрыть. Она – грусть – почти зеркалит его, которую он пытается скрыть тоже, да и времени обсуждать ее суть некогда. И не потому, что они теперь куда-то спешат, черт возьми, у них все время мира впереди, но потому, что кажется, будто это что-то интимное, личное, те переживания, которые не обсудишь на «лобном месте», но требуют уединения. Вот только они никак не могут остаться одни. И Джим честно очень любит и уважает деда Уилсона, но как бы хотелось, чтобы его сейчас рядом с ними не было. Вот только от таких мыслей живот скручивает, и хочется самого себя от таких мыслей хорошенько приложить о камень головой, ибо дед замечательный человек и внучку он свою правильно, что так оберегает, а Джим все же не со зла так думает, а просто потому, что по Дейзи соскучился. Ему не хватает ее тепла, не хватает ее прикосновений и ее губ. Не хватает их разговоров в магазине, размышлений о произошедших с ними событиях и мыслей о вечном.

Но они вынуждены отстраниться и идти дальше. И можно было наплевать на деда и его тягу к манерам, но Джим не так воспитан, да и деду обязан, а потому правила его принимает и право на них уважает. А еще, потому что ему не хочется ставить Дейзи в неловкое положение, ведь он знает, что дед ей потом мозги выносит на счет него.
И поэтому Джим делает этот шаг назад от Уилсон, опускает руку и чуть улыбается ей уголками губ, в знак поддержки, потому что он – оптимист, а оптимисты рук не опускают, даже если все действительно так дерьмово, а не только кажется. Но дерьмово ли? Может весь основной пиздец там, впереди?

И они двигаются дальше ровно до того момента, пока прикосновение Дейзи к руке Джима, не возвращает его из мыслей обратно в реальность. Он останавливается и вскидывает голову на знак у дороги, чуть хмуря брови. Тут бы остановится и подумать, хорошо исследовать окружающую обстановку, взвесить все за и против, найти скрытый подвох, но дед не позволяет этого сделать, тут же пролетая мимо на скоростях. – Мистер Уилсон, сэр, я не считаю, что это хорошая идея! – Успевает проговорить Джим, пока дед обходит их с Дейзи слева. – Да срал я на то, что ты считаешь, щегол! – Ворчливо отвечает дед, уже отходя от парочки на метр, вовсе не собираясь сбавлять темпа, который взял.
 
И Джим переводит взгляд на Дейзи, встречаясь с ее, опять зеркальным ему взглядом недоумения и множества вопросов. Не в силах найти на них ответы, он лишь пожимает плечами. У них просто нет выбора. Если дед что-то вбил себе в голову, то он не остановится, пока не достигнет цели. Бакстер и сам был таким, но сейчас рвения старика не разделял. Этот мир слишком опасен, чтобы передвигаться в нем настолько бездумно, даже с учетом того, что дед сумел показать мастер-класс при обороне своего оружейного магазина пару дней назад. И он идет следом за стариком, только вот в этот раз ладонь Дейзи из своей не выпускает, ибо раз он деду на уступку пошел, то пусть и тот имеет совесть на свою пойти.

А деду вроде бы и похер, он уже вперед на всех порах летит, поэтому Бакстер останавливается и Дейзи к себе за руку тянет, в объятья свои заключая. Прижимая к себе ее хрупкое тельце, он целует ее в висок, тяжело вздыхая. Да, вот оно – его «дом». Он был готов отказаться от всего на свете ради Дейзи: потерять оружейную лавку, безопасные стены Дистрикта, стабильность их нестабильной жизни, только потому что знал – его дом там, где Дейзи.
Нехотя, он выпускает ее из объятий, пальцами скользит вниз по ее плечу к ладони, чтобы руки их вновь соприкоснулись. После поворачивается к видам Сент-Пола на горизонте, небо над которым уже начало трогать первыми цветами заката. Дед впереди семенил без остановки, но Джим знал, что догонять его особо не надо – скоро старик выдохнется и они с Дейзи легко преодолеют расстояние их разделяющее.

К границам города они подходят уже когда солнце скрылось за горизонтом, и тьма сгустила тени вокруг дороги. Дед окончательно выдохся и они сильно снизили темп, медленно делая шаги вперед, но в случае Джима вовсе не от усталости, а просто окружающий их город вовсе не выглядел настолько дружелюбным, как описывал раннее старик Уилсон…

В сумерках этот город казался мрачным, в темноте это ощущение перешло в состояние настоящей жути, которая пробирает до самого нутра, так, что мурашки бегут по коже при каждом шорохе кустов и шевелении травинок, что некогда были зелеными, сейчас приобрели темный оттенок. В темноте где-то вдали домов светились огни, а при приближении, они превратились в отблеск огоньков свечей, расставленных то тут, то там, у покосившихся от времени строений. Этот упадок чувствовался повсюду, и Джим впервые за долгое время почувствовал укол жалости тому, что они покинули Дистрикт. Да, там тоже жизнь была не подарок и тоже временами было страшно, но то был другой страх - за статичное будущее, здесь страх приобрел экспрессию вероятности умереть не от старости в бедности, а от боли быть убитым. И даже первая встреча с зомби не давала таких чувств, кои он испытывал сейчас.

Они медленно пробирались вперед и наверно, желание идти быстрее было глупым, но Джим будто понимал, что тем самым они ускоряют процесс встречи с неизбежным злом, что будто собиралось вокруг в них в ночи, следя за каждым их шагом. Звук шагов за спиной, он оборачивается как раз в тот момент, когда позади них появляется человеческий силуэт кого-то огромного мужчины. И выглядел он совсем не дружелюбно, особенно, когда рассек воздух лезвием косы в своих руках. Взмах, свист лезвия, Джим будто физически ощутил, как его коснулся ветер этого действа верзилы, и показалось, будто это было ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. А еще мужик двигался прямо на них, не сбивая шага, и эта краткая заминка удивления значительно сократила расстояние меж ними.

Дед среагировал первым. Он толкает Дейзи в спину, орет, чтобы они пошевеливались, и Джим будто приходит в себя после оцепенения увиденного, срываясь с места и переходя на бег по площади вперед, вот только в эту самую минуту, будто по невидимой команде мужика позади, из домов начинают выходить другие люди, размахивая факелами и мерзко ухмыляясь. Разобрать их лиц почти невозможно, но они грязные, изможденные и одеты в лохмотья. Осознание, что весящие тела на деревьях, что они видели раннее, были вовсе не повешенных самостоятельно, но убитых людей, которые наверно так же забрели в этот город страха по незнанию, пришло мгновенно и вот они уже мчат по улицам от преследователей, что в этой гонке фактически наступают им на пятки.

- Сюда! – Кричит Джим, потянув Дейзи вправо за угол какого-то здания, что некогда было аптекой, и табличка над ее дверью тоскливо скрипнула в ночи от ветра. Они сворачивают на соседнюю улицу, но и она не становится безопасной гаванью, когда из двери этой самой аптеки им навстречу вылетает мужик с факелом, размахивая ножом прямо в лицо Бакстеру, что успел отклониться назад, ловко увернувшись от этой атаки. Он падает на спину, поскользнувшись в момент рывка назад, в тишине раздается выстрел – это пуля из дула пистолета деда Уилсона вошла прямо в переносицу мужику с факелом и его мертвое тело падает прямо рядом с Бакстером. Момент осознания что же произошло размывается, когда крепкие дедовские руки смыкаются на его плечах, поднимая его на ноги. – Нельзя останавливаться. – Суровый голос Уилсона отрезвляет. Джим хватает упавшее древко факела, пока он не успел потухнуть, а огни маньяков уже вновь появляются за их спинами.

С факелом в руке бежать становится куда легче, ведь теперь их путь освещается огнем. Дед тянет их в сторону здания церкви, у Джима возникает ощущение, что люди за их спинами и так загоняли их в эту обитель как скот на убой, но времени придумать другой план маршрута у них не было. Как только они вбегают в приоткрытые двери здания, Джим запирает их, припадая к ним плечом, чтобы сдвинуть деревянную задвижку засова, вот только дерево прогнившее, и вряд ли надолго выдержит, если люди с улицы попробуют проникнуть внутрь. Поэтому, к дверям он быстро придвигает стоявший рядом древний секретер, в надежде, что хоть он даст им несколько минут форы.
Пока он возился с дверью, то не обратил внимание, как тихо стало позади него. Оборачивается, чтобы увидеть спины замерших посреди церквушки деда и Дейзи, сосредоточенно смотрящих на что-то перед ними. Пара шагов в сторону, чтобы его обзору предстало святилище. Там, над алтарем молельни в окружении свечей весело перевернутое тело обнаженного мужчины, покрытое сотней ножевых порезов, выруская уже засохшие капли крови прямо на алтарь. – Какого черта тут происходит? – Со сбившимся от бега дыханием спрашивает Джим, все еще пытаясь прийти в себя от долгой гонки по улицам этого проклятого места.

На страх нет времени. Хотя, если подумать, то времени нет буквально ни на что, оно быстро ускользало от него в скоропостижном течении блуждающих в агонии адреналиновой ломки мыслей. Джим не был уверен, что у него есть хотя бы минута на череду тех быстрых вздохов, что он делал, силясь не прислонится лбом в пошарпанную от времени дверь церкви. Хотелось просто закрыть глаза и провалиться в омут неведения, встать под брызги ледяного душа, пробирающего до костей, чтобы смыть с себя остатки этих ужасов человеческих деяний, запечатлевшихся в памяти. Висящие тела на деревьях, распоротые животы и шеи уже иссохшиеся от времени, но все еще сохранившие остатки немого предсмертного крика. Он не был уверен, что ему когда-нибудь удастся стереть эту картину из памяти, но он будет пытаться, в этом он точно был убежден. Во всем остальном уверенности не было вообще. Как им выжить в этом сумасшедшем мире, где важность жизни настолько потеряла ценность? Как выжить там, где безумие стало возобладать над разумом? Когда-то ему казалось, что безумнее людей, что властвовали над Дистриктом, ему более не встретить, о черт возьми, как же он ошибался. Если конец у этой гонки? Что, если безопасное место, которое они так лелеяли найти, было лишь иллюзией уставшего воображения, мечтавшего выбраться из клетки, в которую они были посажены? Теперь они свободны, но даже за это они вынуждены были бороться, выгрызая себе право на существование в прогнившем мире сумасшедших умов, павших под давлением окружающего их апокалипсиса. Он устал. Хотелось просто вновь стать тем улыбчивым мальчишкой, чьи заботы начинались на выборе завтрака и заканчивались на помощи в выборе вида оружия для нового покупателя. Но этим Джимом Бакстером ему уже никогда не стать. Не стать ему и тем беззаботным беспризорником, что некогда воровал для пропитания, считая, что большей трудности чем эта ему познать не суждено. Но более чем страх и разочарование, его мучало чувство вины. Да, сейчас на это совсем не было времени, но где-то внутри он знал, что, когда они спасутся [и даже не если, уж на это Бакстеру точно хватит и сил, и ярости], он уже не сможет взглянуть в глаза Дейзи и деда Уилсона, не пробуждая это щемящее чувство внутри себя. Он их подвел. Он дал им надежду, вырвал у них почву из-под ног и поместил в этот хаос. А теперь они вынуждены страдать, познать страх неведения и страх опасности в борьбе за свои жизни.  Возможно, и девушка и старик вовсе не перекладывали на него такую ответственность, никто ни в чем не винил его явно, но, он возложил ее на себя сам в тот самый момент, как только их ноги пересекли границу стен. И он не справился.

Рука Дейзи нащупывает его ладонь в полумраке спертого зловонного воздуха этого помещения. Как только пальцы девушки касаются его кожи, он тут же заключает ее ладонь в свою, синхронно с ее движением к нему навстречу. Вот она, та временная передышка, застывшее время, которого он жаждал, вот только по превратностям судьбы, подарок этого мгновения был дан, чтобы запечатлеть очередной кровавый и жестокий ужас этой ночи. Очередную картинку безумного художника, что оставит свой след в памяти. Такое уже не вычеркнешь и не забудешь, не отвернешься и не вернешься на исходную точку пути, дабы сделать вид, что ничего не было. Некоторые вещи неотвратимо врезаются в сознание, чтобы остаться там навсегда, проведя черту между тем, что ты отчаянно не желаешь впускать в свой мир, а потом не можешь отпустить, как бы не силился это сделать. Джим знал, что то, что сейчас предстало перед его взором ему уже никогда не забыть. Как давно это мужчина был убит, чтобы затем его подвесили и распяли? Атеист до мозга костей, сейчас, он едва силился, чтобы не перекрестится. Но вместо него это сделал Уилсон. Губы старика двигались, нашептывая молитвы, когда свободная рука от кольца пальчиков Дейзи, занимавшей его вторую, двигалась вверх к его лбу, затем перемещалась вниз к грудине, а после поднималась к правому и левому плечу в правильной последовательности верующего человека. Вот только сам Бакстер в этот момент лишь убедился в том, что Господь покинул эту землю окончательно, сдавшись от извращенного неблагодарного действа его детей, коих он создал по образу и подобию своему, вот только забыв наделить их состраданием.

Тишину мгновения нарушает Дейзи, разрывая круг их семейного сплетения, где каждый будто в дань поддержки касался ее тела, в попытке дать то ощущение безопасности, в котором она так нуждалась. Но нуждалась ли? Потеряв ощущения тепла ее ладони, Джим будто приходит в себя, пробудившись от долгого сна, а точнее кошмара, в который попал не по своей воле. Помещение церкви с неумолимой скоростью наполняется дымом от горящего огня наружных стен церкви, что в местах своего деревянного покрытия было объято языками пламени. Теперь, звуки будто разорвали вакуум шока, в котором пребывал парень все это время. До его слуха донеслись крики людей снаружи, но нет, это был смех радости их действу: безумный дикий визг стаи гиен, воспевающих своим порочным демонам, в честь удачи поймать своих жертв в огненную ловушку.

- Отойди, - Восклицает Джим, кидаясь к девушке, что в этот момент тщетно пыталась взломать замок на четырехугольном люке в полу. Он мог бы сделать выбор в пользу деда, помочь тому отстреливать людей снаружи, но логика превозобладала над паникой, шепча где-то на краю сознания о том, что надо беречь патроны. Он касается плеча Дейзи, но та будто не слышит его, продолжая свой безумный акт взлома и было это не менее безумно, чем дьявольский хохот людей снаружи. Бам-бам-бам! Монотонный звук удара металла пистолета о металл замка врезался в мозг звоном колокола. Бакстер присаживается возле юной Уилсон, его рука в полете ее руки перехватывает кисть девушки, не давая ей в очередной раз обрушить свою ненависть на преграду к их пути отступления. – Дейзи. – Произносит Джим вкрадчиво ее имя. – Посмотри на меня, родная. – Тихо, успокаивающе произносит он, пытаясь заглянуть в омут ее глаз и передать ментальную надежду на то, что у них все будет хорошо. – Я люблю тебя. – Он оставляет поцелуй на ее лбу, такой схожий с тем, что оставлял до входа на границы этого города. Его руки обхватывают хрупкое тело Уилсон, помогая ей подняться с колен и отойти подальше от люка. Шаг, второй, третий. Чуть повернув голову, Джим выставляет руку в сторону, нацеливаясь на замок и совершает выстрел, пронзающий громким хлопком эту ночь.
Замок отлетает в сторону, не выдержав соприкосновения со скоростью пули.

Джим же в этот момент уже вновь обращает свой взгляд на знакомые глаза возлюбленной. – Все будет хорошо. – Произносит, и теперь эти слова вовсе не являются ложью, пусть даже во спасение. Пока он занят девушкой, старик кидается к люку, поднимая деревянные створки, чтобы дать доступ к проходу. – За мной! – Воинственно произносит тот, ныряя в темноту образовавшегося пространства. Бакстер разделял его нетерпение, каждый вздох в помещении давался с трудом, пока пламя снаружи выжигало кислород из помещения. Но он подводит Дейзи к люку, помогая той спустится первой. – Не бойся, я спущусь сразу следом. – Добавляет, боясь, что девушка замешкается из-за того, что он все еще остается здесь, давая им возможность уйти. И Джим был готов положить свою жизнь за шанс предоставить им эту возможность.

Прикосновение губ Дейзи к его губам, выглядит будто прощание, но Джим обещает, - себе в первую очередь, - что это им не будет. Он хотел бы вложить в этот акт их редкой, но столь чувственной близости все испытанные им эмоции, но у них не было на это времени – они оба это понимали. Он касается ее руки, помогая спуститься вниз, но, когда ее ладонь выскальзывает из его, останавливает себя от ощущения, что вместе с теплотой ее прикосновения, он потерял и саму Уилсон. На мгновение его сердце сжалось ледяной рукой страха, но он тут же успокоил себя тем, что они встретятся внизу. Это же он повторяет себе как мантру и в тот момент, когда светлая макушка девушки исчезает во тьме проема деревянного люка. Он поднимает голову, чтобы в последний раз обвести взглядом церковь, но из-за окружающего его дыма, он едва ли может хоть что-то разглядеть. Закашливается, прижимает к губам ткань футболки, потянув ее за ворот и водрузив себе на нос. Затем склоняется над пространством люка внизу, и, как только убеждается, что ноги Дейзи коснулись земли, совершает спуск следом. Вовремя, поскольку именно в этот момент свод здания, не выдержав жара огня, рушится вниз. С обратной стороны опущенной резко крышки, доносится грохот падающих камней или дерева. Джим в какой-то момент начинает опасаться, что древесное покрытие не выдержит такого напора и вся эта мощь опустится ему на голову, поэтому еще какое-то время придерживает имитацию потолка рукой, лишь после, убедившись, что преграда выдержит, решаясь спускаться дальше. В темноте его движения замедляются. Он тщательно ощупывает лестничные путы ногой, прежде чем наступить. Осторожность подогревается мыслью, что если он сорвется, то станет обузой, а этого он себе никак позволить не мог.

Наконец-то ноги нащупывают твердую поверхность почвы. За это время глаза успевают привыкнуть к темноте, и он понимает, что тоннель, в котором они оказались вовсе не так узок, как он себе представлял. Он двигается в нем скорее инстинктивно, идя на звук голосов Дейзи и деда, выставляет руки перед собой, чтобы вовремя перехватить преграду, что может возникнуть перед ним. Руки скользят по шершавым стенам, он чувствует себя едва ли не ослепшим и с сожалением отмечает, что надо было помимо пушек из Дистрикта взять и фонарики. Но тогда, в момент дикой гонки, им некогда было задумываться о таких мелочах, сейчас же в голове вплывал список нужных вещей, о которых в момент паники даже и не вспоминаешь. Внезапно в памяти всплывает их жизнь до всех ужасов этой ночи. Солнечные лучи скользящие по его комнате с каждодневным пробуждением, запахи кофе из турки, что успел сварить дед, посетителей магазина, которые его раздражали, задавая глупые вопросы и успокаивающую его в этот момент улыбку Дейзи, которая будто разделяла его чувства, но снисходительно пыталась усмирить его нрав. Тогда он ненавидел эти дни, они казались ему чередой бесцельно прожитой жизни, но сейчас он был бы рад оказаться там вновь. «Все познается в сравнении» - обычно говорят в такие моменты меланхолии, и сейчас Бакстер осознавал, что в этой фразе было куда больше смысла, чем ему казалось.

В какой-то момент нахождения в тоннеле его начинает преследовать приступ клаустрофобии. Он так и не смог отследить момент, когда это произошло, но скорее всего именно в тот, когда он перестал слышать голоса Уилсонов. Он ускоряет шаг, мечтая поскорее покинуть затхлое пространство, в котором оказался. Как только оказывается на открытой местности, то с жадностью хватает прохладный воздух окружающих просторов кукурузных полей. Времени на передышку не было, впереди он заметил удаляющиеся спины его спутников, где дедуля Уилсон явно слишком разогнался, даже не обращая внимания на то, поспевают ли за ним остальные.  Джим двигается следом, он вновь собирается, готовый к дальнейшим препятствиям, что уготовила им судьба и они не заставили себя ждать. С минуту он видит спину Дейзи перед собой, а после, длинные стебли кукурузы выстраивают стену между ними, поглощая девушку в своих недрах. Джим опускает лист и Уилсон за ним не обнаруживает. Страх усиленно пронзает его тело. Он двигается вперед почти бегом, раздвигая стебли, что хлестали по лицу в поисках возлюбленной и ее деда, но их будто след простыл.

От выкрикивания имен его отвлекают звуки шороха вокруг. Их слишком много для двух человек и Бакстер понимает, что в поле они не одни. Рука тянется к ножу на поясе, он медленно вытаскивает лезвие из ножен и сжимает рукоять в кулаке, готовый отразить удар, если он последует. Далее он двигается медленно, чуть согнув ноги в коленях, прислушиваясь и концентрируясь на звуках вокруг себя. В процессе он даже задержал дыхание, в попытке слиться с окружающей средой, чтобы превратиться в невидимку. Но все это перестало быть важным, когда звонкий голос Дейзи пронзил тишину. В этот миг кукурузное поле будто пришло в движение, все те, кто в нем прятались рванули вперед, многочисленные шорохи заполнили собой пространство ночи и Джим побежал следом, надеясь обогнать этот поезд, грозящий неминуемо сбить Уилсон, если он не успеет.

Внезапно за очередным кукурузным стволом, он чуть не врезается в спину неизвестного. Прежде чем тот успевает обернуться, Джим нападает сзади, зажимая мужчине рот одной рукой, когда как вторая, с зажатым в ней ножом, проводит алую линию на его шее. Неизвестный пару раз дергается, но смерть настигает его быстрее, чем товарищи по общине. Бакстер осторожно опускает тело мужика на землю, в надежде, что не наделал много шума. Становление из жертвы в охотника дается ему не легко, каждая клеточка его тела взывает к небесам в молитвах о завершении этой кровавой ночи. Несколько шагов в право, он слышит шорох и готов к очередной атаке, но всколыхнувшиеся стебли открывают обзор на светлые волосы Дейзи. Джим подкрадывается к ней со спины, нож убирает в ножны. Аналогично предыдущей атаке, на этот раз он зажимает Уилсон рот, прижимает спиной к себе, а рукой перехватывает ее кисть, чтобы она в страхе не полоснула его лезвием. – Тише-тише, это я. – Шепчет он ей на ухо, убирая ладонь с ее губ только убедившись, что она его узнала. Он прижимает палец к губам, после указывая на ухо и рассчитывая, что Дейзи поймет значение знаков, что он пытался ей послать. Осталось найти деда.

Краткая передышка, когда его руки смыкаются вокруг хрупкого тельца Дейзи, казалось бы, еще больше исхудавшей с тех пор, как они покинули Дистрикт. Понимание в ее глазах на его призыв – девочка Джима всегда отличалась особой сообразительностью, ему не нужно было повторять два раза, а после, чья-то рука на его плече, тянущая его вглубь кукурузного поля, в попытке разлучить его с возлюбленной. Вот только Дейзи Уилсон не затравленная пташка, трясущаяся от каждого шороха, она, не смотря на свои габариты, — настоящий войн, его личная Валькирия в той вселенной, где он Викинг, спустившаяся с небес, чтобы оберегать его от тьмы. Клинок ее ножа разрезает воздух у его уха, чтобы затем, воткнутся в руку неизвестного. Лезвие проходит наискось, почти не задевая его плоти, но разрывая футболку на плече, что сейчас было не столь важно, как желание выжить. Он подается вперед, в попытке восстановить равновесие, а когда это удается, произносит одними губами «I love you», на ее вопросительное «все нормально?». На большее проявление подобия эмоций времени не остается, поверженный противник, чьи стоны доносятся откуда-то за длинными стеблями кукурузы, уже не имеет для Бакстера никакого значения. Страх отступил, - так было всегда, когда рядом появлялась Дейзи или хотя бы находилась в поле его зрения. Он крепко сжимает ее ладонь и тянет за собой прямо в неизвестность.

Через какое-то время, он с удивлением замечает, что вокруг его ног стелется дым, пытающийся прорваться через стебли кукурузного поля, посажанных слишком близко к друг другу, создавая стену. Он же касается ноздрей, запах становится все удушливее, как будто в попытке забрать в свои объятья девушку и парня, шагающих в неизвестность. Джим вскидывает локоть и утыкается в него носом, с каждым шагом вперед кислорода становится все меньше, но он упрямо продолжает идти, как будто интуитивно понимая, что там, в самом центре пламени, что поджидает их впереди как затаившийся зверь, находится что-то важное. Хруст стеблей так громок, что шагов врагов почти не слышно. Они сейчас очень уязвимы для атаки, и как Бакстер не пытался вслушиваться в ночь, в надежде хоть как-то быть готовым к встрече с врагами, шум борьбы огня с природой затмевал все вокруг.

Пламя встречается им на пути слишком поспешно. Джим едва успевает податься назад, останавливаясь, прежде чем огненный язык коснулся его руки, все еще прижатой к лицу. Ветер, гуляющий по выезженному полю, будто сошелся с пламенем в танце, то опуская стену огня почти к земле, то вновь поднимая вверх. В центре этого вальса находился дед, испуганно озираясь и не находя выхода. Увидев их, он будто радостно делает несколько шагов в их направлении, но Джим вскидывает руку, призывая того остановится. С каждой минутой круг пламени подбирался ближе к старику Уилсону, сжимая его в кольце, но в то же время и расширялся, грозясь возжечь все поле сразу. Угадать, куда же двинется огонь было невозможно и время ускользало сквозь пальцы. – Дейзи. – Оборачивается он к девушке, что уже переместилась и встала рядом, когда как ранее пряталась у него за спиной. – На счет три, нам придется прыгнуть, хорошо? – Внезапно в памяти всплывает день праздника, что так и называется в обиходе «Костром», обычно это что-то вроде студенческих вечеринок, на которых подростки напиваются и, взявшись за руки, прыгают через огонь. Бакстер не был знаком с Уилсон до Дистрикта, но не сомневался, что она могла хоть раз побывать на «Костре».

Он перехватывает ладонь Дейзи в своей поудобнее, считает до трех, для разбега им хватило пару шагов, и, когда пламя в очередной раз пригнулось к земле, они прыгают, пролетая над языками, что взметнулись вверх, будто в попытке игриво пощекотать им пятки. Оказавшись на той стороне, они продолжают бежать к деду. Баксер останавливается, отпуская девушку, чтобы дед мог заключить ее в объятья. – Я уж думал вас убили! – Задорно произносит дед, как будто происходящее вокруг лишь забавляет его, но Джим не сомневался в том, что пару минут назад видел страх в его глазах. – Нужно убираться отсюда. – Произносит Бакстер, пытаясь перекричать шум огня, что приближался со всех сторон. Ветер сместился, гоня пламя туда, откуда они пришли. Даже отсюда были видны шпили оставленного позади города с горящей церковью посередине. Он надеялся, что огонь прогнал с поля врагов, они, пусть и были наполнены ненавистью к новеньким, вряд ли являлись самоубийцами.
Втроем они приблизились к краю огня, в этот раз Джим позволил Дейзи вести деда через огонь, совершая «прыжок Веры». Он вновь разгоняется и прыгает, в этот раз не столь удачно, огонь успел лизнуть по ногам, Бакстер ощутил его жар в районе лодыжек, а когда оказался на другой стороне, с удивлением обнаружил, как дымятся кроссовки, едва выдержавшие такую температуру. Оборачивается и протягивает руки Дейзи и деду, как будто они собираются спрыгнуть со стены, но не пройти через нее, в надежде, что это хоть как-то им поможет.