В этом обилии бетонных стен, что зачастую прерывались триплексом  с полуматовым стеклом не дающим пробиться яркому холодному свету с коридоров, чтобы не мешать сотрудникам лаборатории, работающим за сотнями дверей выполнять свою работу, царила кромешная тишина. Казалось, что можно было услышать, как пролетает муха в третьем секторе. Я вам говорю правду. Никто бы и не подумал, что тут работают люди. Живые люди?! Те, кто приезжали сюда на работу, после тщательных проверок и досмотров, по временным пропускам, за глаза называли это место «гробом». Тому много причин, не считая секретности, ответственности за разглашение и внешнего стерильного облика помещений — переработки. Поэтому  мало кто желал возвращаться  в никуда в место которого нет. Не будь у многих работ по контракту, тут бы остались лишь особенные люди и фанатики своего дела. А контракт составлял всего девять месяцев, из которых только 6 дней выходных в Дистрикте. Затем ты мог, продлить его или же нет?! Многие не продлевали, поэтому помощники сменялись часто. Вербовать новых «дураков» просто. Их полно в больницах младшим персоналом или в научных центрах Дистрикта, а так же и в институтах. Всем нравиться неизведанное, когда они избранные. А потом наступала реальность! В обязанности стажёров входило, слишком многое, от сбора информации об объектах до проведения лабораторных исследованиях на «мышах». В начале, кажется это простым, до тех пор, пока «мышь» за стенами своей камеры не скажет тебе «привет». Пятый отсек напоминал дом с душевнобольными, тут всегда кто-то плакал, кто-то кричал, поэтому сюда мало кто спускался из больших чинов. Отстранённость. Вся ответственность лежала на стажёрах.  Их можно было определить по нашивкам серебряным полосам на воротнике белого халата. У многих высших были звания подобно военным, большинство общались по ним. Сержант, Лейтенант, Майор и конечно Стажер! «Мыши» не имели имен. Только номера. Уменьшает количество мысли  о происходящем, страдания, сомнения, а так же чувства вины, если объект обратится в зомби. Куда проще сказать объект 564 потерял контроль  и утилизирован, чем сказать  - скажем, - « Антонии Монти, тридцати лет, поживающий когда-то в Небраске, а теперь являющийся подопытным лаборатории из-за неправильных проведённых расчётов новой сыворотки после внедрения ее в его тело обратился, и его пришлось убить». Как понимаете, это несёт слишком много эмоциональных затрат, а «мыши» мрут постоянно.
На верхних этажах коридоры были всегда заполнены  людьми, практически не имеющими эмоций, похожими на сотни манекенов слегка напоминающих людей. И впрямь нельзя поверить, что они люди и у них есть души. На их лицах редко можно встретить эмоций, словно все что происходит в Рашмор это нормально. Многие в усмешку за чашкой кофе, называли себя последним оплотом человечества и демократии, что они ответственны за будущее.

 
Тем временем «Геката». Организация, живущая своими личными идеями, всегда часто являлась большей проблемой многих повстанцев и мафиозных ячеек. Одних было проще подавить, а других подкупить, с этим же было все непросто. Пока по светлым коридорам Рашмор ходили люди в белых халатах, не имея никаких выражений лиц, то тут было все иначе. В штабе на корабле прошла очередная конференция между главой подразделений на тему того, что нужно было выкрасть информацию о «Цербере» программе, считывающий ген и биометрию, давно. Флора с каждым днем становилась умнее, касательно биометрии человека, и подделывать «скорлупы» становилось все сложнее. Так называли фальшь личности  несуществующих людей  - хакеры. Многие и забыли о подомном плане попытки украсть «Цербер» или взломать его из-за сильной  защиты, поэтому  надеялись лишь на лучшее, наделав  больше «скорлуп» пока есть шанс проходить досмотры. Пока не произошла одна оплошность! Или же нет? С заместителем командира Арден, что была направлена в биологическую лабораторию при Центральном районе Дистрикта 1 в надежде выяснить подробнее детали биологических компонентов создание новых чипов для Флоры. Просто наблюдение и донесение, непривлечение внимания. Вот только та самая случайная оплошность во взятие новой дополнительной обязанности, в один момент не свели её с Эмилией Вилсон, по стечению обстоятельств лишившийся очередного помощника.
Поговаривали, он не вынес  моральной нагрузки  - решив, что лучший способ отказа работать посередине контракта это вышибить себе мозги на шестом месяце контракта. И все бы ничего, найти нового, но были проблемы в бюрократической составляющей.  Найти в место которое нет работника не так просто, как и получить ему разрешения. Которого нет.  Несмотря на должность главы научно-исследовательской лаборатории,  бюрократическая машина была непоколебима ни к кому. И найти замену на работу в Рашмор официально можно было бы лишь по истечении контракта предыдущего, ровно через 3 месяца. Флора не давала пропуска в Рашмор двум одинаковым стажёрам на одну должность к одному управляющему куратору. А работать на пятом этаже высшие чины не собирались. В тот день сыгранная наивность и нужда не оказаться по уши в отчётах и экспериментах явно потупили чувство надменности, приведя заместителя командира Гекаты к сложному выбору, о незапланированной миссии в лице ее «скорлупы» для работы в Рашмор.
Нельзя сказать, что все были против инициативности, не считая главы группировки, что выражал крайнее недовольство, молчанием и пространственным взглядом, что излучал лютую ненависть к поспешным и непроверенным решения, но так или иначе под натиском остальных советников он пошел на уступки, разрешив проводить миссии «Скорлупе» непросто в Дистрикте 1, а в «Рашмор» что можно сказать означало, что зам командира Ардан, останется полностью без поддержки, следовательно, предназначенной самой себе, что должна была любым способом проникнуть в систему лаборатории и найти возможность изъять файл незаметно в месте которого не существует.  Седьмой месяц  работы не существующего метрового стажёра, по его пропуску для «скорлупы». Беспрецедентный обман системы главной научно-исследовательского центра.

[indent]Резонанс происходящего выбивает почву из-под ног. Все, что я помню сейчас - удар, рывок, поворот - я уже не вижу лица тех, кто был со мной - перед глазами темнота, я не могу говорить и сознание спутанное, все, что я чувствую - ритмичное покачивание в чем-то, что напоминает транспорт. Никто не знал, что очередная вылазка может закончится так. Мыслей в голове вообще никаких не было - то ли ударили сильно, то ли вкололи что-то, от чего мозг превратился в липкую паутину и во рту пересохло. Я не знаю, где я и что. Тут нет окон, нет солнечного света, но зато есть белый больничный, давящий, нагнетающий со всех сторон сквозь пелену на глазах. Понимаю нескоро, что оказываюсь в камере, одноместной. В ней так светло, что можно сойти с ума от этой тошнотворной яркости. Как крыса в клетке, но сил нет метаться. На мне - униформа синего цвета, а на запястье браслет с порядковым номером, что выглядел слишком странно, чтобы быть только им. Но я думаю об этом в последнюю очередь.
[indent]Вокруг - истеричный смех, крики, невнятные разговоры и непонятное щебетание где-то за стенкой - все складывается в какую-то симфонию ебанутости, а мне даже кажется первое время, что все это время я был в психушке и прозрел только сейчас. Знаешь, как бывает в фильмах ужасов с непримитивным сюжетом, где в конце все оказывается выдумкой твоего больного разума? Вот оно. Но нет. Оно так, к сожалению, не было. Я это понял тогда, когда начал окончательно возвращаться в трезвое состояние сознания, а стадия отрицания сменилась на стадию гнева. Сложно было поверить в то, что на руинах убитого мира существовало нечто, похожее на это - стерильное, выверенное и явно продуманное не за один год. Мозг просто разрывало от несоответствия моих собственных ожиданий с тем, что являлось реальностью. Если здесь было это, то значит лагеря выживших, что еще не сдохли благодаря сажанию картошки по вторникам - не предел.
[indent]Первые два дня меня никто не трогал - кормили по расписанию нормальной едой, а потом закутывали в смирительную рубашку и выводили на прогулочки в общий зал для тех, кто еще мог ходить. Точнее, кто вообще был в трезвом уме и выглядел более менее адекватно по меркам этого места - ибо за белыми стенами и прозрачной пластиковой стеной камеры я что только не услышал за эти два дня. Из разговоров в общем зале я понял, что это место - какой-то секретный объект [вот это новость], а все мы - те, у кого были номера на рубашках - всего лишь расходный материал для того, чтобы оправдать происходящее. Здесь были люди, которые говорили о каком-то городе за стенах и о том, что есть некие дистрикты, где все живут почти обычной городской жизнью, похожей на прежнюю. Вот только многих отправляли сюда без их согласия и особенно тех, которых точно не будут искать. Нищие, неугодные, сироты - тут были даже совсем дети - единственные, кому позволено было ходить с развязанными руками и доебывать надзирателя. Здесь буквально пахло неизбежностью, все было пропитано тем самым чувством, что отсюда ты больше не выйдешь. Ни завтра, ни послезавтра, ни когда либо еще. Особенно, когда замечаешь, что Рик из лагеря у озера в Уилморе в свою камеру не вернулся или видишь, как десятилетний ребенок после возвращения впадает в бешенство, разбивая в кровь голову о непробиваемую стену прямо напротив тебя и смотрит озверевшим взглядом на посиневшим лице. С Риком ты обсуждал последнюю вашу вылазку, а с мелким играл в гляделки напротив камер друг друга два часа назад. Тебе пиздец как страшно и ты чувствуешь себя загнанным скотом на убой. Ощущаешь, что твоя жизнь совсем ничего не значит ровно в тот момент, когда люди в защитных костюмах выносят тело ребенка из вашего стерильного белого мира, что стал вам тюрьмой, оставляя в твоей голове фантомный запах крови и ужаса.
[indent] Стадия гнева дошла до своего пика где-то здесь, а потом точно так же резко перешла в состояние, в котором ты начинаешь искать выход. Я не хотел верить в то, что его нет, вопреки всему, что на это указывало. А шансов-то, по правде говоря, практически не было.
[indent] Люди в белых халатах - манекены или андройды на вечных батарейках, ага. Ноль эмоций и столько же реакции, когда пытаешься до них достучаться - они заходят ко мне в камеру, а я забиваюсь в угол, словно мышь от кошки. Называют мой порядковый номер, просят подойти к выходу, а я шлю их подальше и даже защитить себя нечем, кроме поганого языка и колючего взгляда. Сначала сопротивляешься, а потом тебя заламывают два мужика в военной форме, а та, что в белом халате, лишь следит за тобой и делает какие-то записи в своем планшете. Ей вообще похуй, что я говорю - угрожает мне шприцом каким-то, в случае, если я не успокоюсь. Знаешь, с этим ее холодным взглядом выглядит зловеще и пугающе, что пробирает до мозга костей. И челюсть от ненависти сводит, когда приходится сбить свою спесь и позволить сковать свои руки. Девчонка, с которой я подружился за эти два дня, Билли, смотрит на меня не то с жалостью, не то с сожалением, а я делаю вид, что не вижу этого. Делаю вид, что мне не страшно. Да. Кончено. Слежу за тем, куда меня ведут и удивлён тому, как вообще они ориентируются тут - все слишком одинаковое, настолько, что голова взрывается от это идеальной матрицы. В первый день у меня просто взяли кровь и отвели обратно в камеру. А вот последующие я уже почти не помню - от этого страх от неизбежности внутри все скручивает. Неизвестность пугает. Очень. Каждый выход из камеры заканчивается тем же - сопротивление, поражение, я - прикованный к медицинской кушетке, снова сопротивление, укол в вену, а потом пустота и пробуждение в камере с синяками на сгибе локтя и болью во по всему телу, будто меня пиздили. С каждый разом становилось хуже. Как физически, так и морально. Последнее я сам себя истязал, лихорадочно проверяя свое состояние, подсаживаясь на измену от осознания, что я могу закончить так же, как тот десятилетний пацан, слетевший с катушек. Жрать от этих уколов совсем не хотелось, а в животе навсегда поселилось желание выблевать желудок наружу. Билли, та моя новая подружка с некого Дистрикта, сказала, что по началу всегда так. Но если в начале так, то что ждет потом? И откуда она знает? На вопрос о том, сколько она здесь, Билли молчит.
[indent] Сегодня было все точно так же - только сил сопротивляться уже не было, хотя желания было хоть отбавляй. Смирился? Как бы не так. Сегодня было все так же, кроме того, что человек в белом халате не пришел. Зато два амбала как по расписанию. Везут все по тому же пути, ебанный день сурка. Дверь в лабораторию резко открывается, а за ней от неожиданности вздрагивает плечами стажер. Новенькая? По крайней мере, я я ее не помню. Да и взгляд у нее какой-то слишком не такой, как у других. Или, мне показалось? Просто хочется в это поверить, да? У них происходит формальное пиздабольство, которое я уже выучил. Бравые ребята даже выходят за пределы лаборатории, потому что я в последние два раза даже не пискнул - поняли, что смирился, ага. Да и что я сделаю, прикованный по рукам и ногам к кушетке? Разве что, могу харкнуть в ебало той самой стажерке, но последняя такая практика закончилась тем, что меня наказали запретом на выход из камеры в прогулочные часы. А это, в реалиях белой тюрьмы, очень неприятно.
[indent] Слежу за девушкой, а она не торопится начинать мой привычный обряд, после которого все дальнейшее иметь смысла уже не будет. В ней явно было больше чувств, чем в тех, кто был до нее, мне не кажется, - ты тут недавно, да? - киваю головой на нее, потому что обычно в это время я активно сопротивлялся, а сейчас она даже не приблизилась ко мне и на шаг. Не знает, че делать? Подсказать ей или как? - может, отпустишь меня, а своим начальникам скажешь, что я сдох? объект 228 потерял контроль и утилизирован или как вы там говорите... - конечно, я не серьезно. Это шутка, но в каждой шутке есть доля правды, а в этой конкретно надежды больше, чем сарказма. Но это не точно.