Нельзя было отпускать Джонатана.

Все мои мысли были против - особенно сейчас, когда знаю последствия - они бьют меня по щекам, заставляя сильнее уходить в самобичевание. Джонатан так часто и с такой самоотдачей спасал меня и каждого в Сент-Луисе, и что ему вернулось в итоге? День назад его практически безжизненным привез до жути уставший Фрэнк, а я в это время так бездумно и ни о чем не тревожась смеялась с Марлой, уплетая на ужине за обе щеки картошку. С тех самых пор в моем желудке не было не крошки, я практически не сидела, то и дело дергаясь от каждой новости - доктора Уоллиса сменяли Уэйны, и Кейтлин - такая учтивая и кроткая - ласково трепала меня по плечу, поддерживая и заверяя, что все обойдется. Это в корень не билось с ее врачебной традицией заранее не обещать чудесного, но, спустя такое время вместе, я понимаю, что делала она это для того, чтобы я совсем не расклеилась.

Томас принес сигареты, ближе к вечеру Марла накрыла пледом, когда я осталась на пороге больничной палатки, лбом прикасаясь к ее основанию справа. На Сэнт-Луис опускалась ночь, а потому усиливалось подавленное состояние группы и время будто поставили на паузу. Кое-где жители еще расходились по домам, хлопали двери, за ними свистели чайники, стучали чашки в раковине, а затем все погрузилось в сонливое молчание. Мне же спать не хотелось, ровно как и возвращаться к себе, я ждала, пока Уэйнов сменит доктор Уоллис и именно в такие краткие их перебежки можно было узнать подробности. Но пока их не было.

Я была наедине с ночным ветром, пускающим мурашки по моей коже, но я игнорировала его холод. Мне словно не хотелось чувствовать себя в комфорте, будто я не заслужила его, в то время, как за стеной доносились стоны боли Форда и равнодушные звуки хирургического металла об операционный столик. Глубоко внутри долетали мысли, что таким образом я не помогаю ему, даже более - никто не требует от меня подобной помощи, но те самые нотки осуждения меня и злости за эгоизм и халатность, избивали их, втаптывали еще глубже, а меня - в самоуничижительную грязь. Мы с Джо прошли через многое, но всегда оказывались на шаг впереди опасности, не оборачиваясь на нее и продолжая двигаться, несмотря ни на что. Падение пятого Дистрикта - стало самой жесткой проверкой на прочность и мы прошли ее, и более мне не представлялось, что мы можем опять пострадать. Я расслабилась под защитой Форда, в стенах Сент-Луиса, и очередной его отъезд за периметр казался всего лишь незначительной вылазкой за боевыми припасами, в которых мы очень нуждались сейчас. Будто Джонатан всего лишь ушел на работу и вернется через восемь часов абсолютно живой и всего лишь голодный. Стол накрыт, проходи, выпьем пива и что-нибудь посмотрим.

Но что-то пошло не так.

К утру ко мне пришел Лаки, помаячив немного довольным хвостом в правую сторону и обратно, он прилег в ногах, делясь теплом своего шерстяного тельца и передавая мне свое спокойствие. Мне даже удалось поспать, а когда солнце уже вовсю царствовало над Сент-Луисом, меня мягко вывело из сна касание по плечу доктора Уоллиса. Лаки уже не было у меня в ногах.

Он зовет тебя, - проговорил он негромко, не особо распространяясь о самочувствии Форда. Но мне хватило того, что он был в сознании и это давало ему шанс. Я тут же вскакиваю на ноги, сбрасывая плед с себя, и прохожу внутрь. Стойкий запах лекарств и резко выбивающийся из массы запах спирта ударяет по носу, но меня они мало волнуют - я смотрю на Форда. Он изможден, весь в ссадинах, нога туго перемотана, но главное он стабилен и пришел в себя. Я чувствую как глаза застилают подступающие слезы, поэтому я даже как-то с облегчением выдыхаю и чуть смеюсь, когда Форд нарушает молчание первым, и снимает напряжение с воздуха.

Ты красивая.
- Да, ты тоже, тебе очень идут синяки, между прочим, - я присаживаюсь на краешек его кровати, накрывая его руку своей ладонью и второй мягко прижимаюсь к его щеке. Большой палец копирует чуть ниже путь ссадины на его коже, там еще виднеются кровоподтеки. Доктора были слишком заняты его ногой, чтобы обращать внимание на незначительные порезы, поэтому я сама беру с прикроватного столика спирт и вату, чтобы протереть их. - Ты не против? - негромко спрашиваю я и начинаю аккуратно, без нажимов, чтобы сильно не щипало, вытирать запекшуюся кровь.

- Я так переживала за тебя, Джонатан, - я стараюсь говорить без надрывов в голосе и неосознанно называю его полным именем, хотя оно редко находилось в обиходе, в основном только тогда, когда ситуация оказывается действительно серьезной: - Фрэнк рассказал, что произошло, и мне так жаль, что все вышло вот так. Давай договоримся, что ты больше не будешь так рисковать. Я понимаю, что на тебе большая ответственность, - тут я замечаю, что он морщится от разжигающейся спиртом боли и тянусь медленно дунуть на рану, практически касаясь губами к щеке, а затем все же голос дрогнул: - Но я так боюсь тебя потерять.

Руки Джонатана на моих плечах увеличивают расстояние между нами, подкрепляя теперь и физически то ментальное, которое давным-давно вывело нас из группы тех лучших и непринужденных в общении друзей, какими мы были еще в зоне карантина. Я помню, как мы смеялись, пичкая себя пивом и чипсами, и обсуждали тот мир, который нас будет ждать, когда все закончится. Мы верили, что карантин будет иметь временные рамки не более чем в несколько месяцев и здорово расслаблялись, наконец, скинув с себя груз работы с плеч, потому что наши должности требовали личного присутствия и были тесно взаимосвязаны с людьми, с которыми нам нельзя было больше пересекаться. Тогда все воспринималось не всерьез, конечно, мы следили за новостями и переживали за рост заболеваемости, но вместе с тем, в наших жизнях было только одно разочарование, что Мэйсона не было с нами рядом. Но тогда я сказала Форду, что расстояние пойдет нам на пользу, и я не могла даже предположить, что оно будет тянуться три чертовых года, в которых о нем совершенно не будет новостей. И когда принятие того, что так будет продолжаться и дальше, и может быть вообще не будет шанса, что он все еще жив, пришло к Форду еще год назад и он готов был строить другую, новую жизнь, свободную от привычек прошлого, я не смогла его поддержать. Потому что боялась и не была готова. В первую очередь потерять своего лучшего друга, если у меня еще не было уверенности в том, что он стал кем-то для меня большим, а значит, нужно было быть готовой, что так, как раньше, уже не будет.

Поэтому меня не задевает, что он меня отодвигает. Тот прежний физический контакт, когда можно было без неловкости положить ему голову на плечо в момент усталости или обнять его искренне при встрече, не вкладывая в это больше смысла, чем радость от того, что я снова вижу его живым и здоровым, к сожалению, больше не имеет места быть и отдаю себе отчет в этом. Просто сейчас мне правда хотелось ему помочь, когда его вид здорово сместился с уверенного и крепкого мужчины в разбитого и неудачно покалеченного, особенно когда, все так отчаянно нуждались в поддержке Форда и находили ее в его согласии помочь им, несмотря на то, что никто не задавался вопросом хочет ли того он сам и нуждается ли и он в чьей-либо поддержке тоже. Для этого у него была я, но даже сейчас его ладонь на щеке мягко укутывает меня в одеяло нежности и желания меня утешить. Поэтому я снимаю его руку с щеки, опуская обратно на кровать, тем не менее, не разрывая нашего контакта, и негромко произношу: - Тебе не нужно извиняться, Джо, я знаю, для чего ты это делаешь и что ты уже не можешь вести себя по-другому, учитывая, что ты лидер и в тебя верят, - я намеренно обобщаю свои предложения в одно, примешивая туда и личное обещание, которое дал мне Форд еще в самом начале, и его общий статус лидера в группе. Все-таки давно наше личное уже с перемешалось с интересами других - нельзя уже больше сказать, что мы отстраивали Сент-Луис только для того, чтобы нам самим было комфортно жить, но уже и для того, чтобы и остальные жители могли продолжать жить также. И поэтому нельзя сказать, что мои переживания о состоянии Джо были обусловлены только моей идеей вернуться к Мэйсону, о чем я спешу ему сообщить несколько твердо: - Просто я не могу за тебя не переживать, ты мне очень дорог, Джо, и так было и будет всегда. Ты самый близкий человек, который у меня есть, и поэтому с этого дня ты никуда не пойдешь без меня, потому что, как оказалось, за тобой нужен глаз да глаз, понял? - я смеюсь, сжав чуть крепче его пальцы в своей ладони. 

Вот уже на протяжении долгого времени внутри меня уже догорают последние угольки надежды, что однажды мы покинем Сент-Луис, прощаясь с теми, кто уже успел нам стать родными, только потому, что я хочу для себя другую жизнь. Его вылазка с Фрэнком явно говорит об этом - Форд активно думал и заботился о состоянии группы, понимая, что необходимо пополнять свои ресурсы, а ежедневно, бережливо и любовно выстраивая и наполняя какое-то место, сложно после не считать его своим домом. Мы слишком долго находились в пути, перебегая с одного временного убежища в другое, и только здесь, в Сент-Луисе, нам наконец-то удалось проснуться в своих собственных кроватях. Мы правда выдохнули, были спокойны и уверены в этом месте, и стоит ли потерять целый мирок из шуток Томаса, болтовни Марлы и смеха ее младшей сестры, насупившихся бровей Бриенны, когда она в очередной раз не согласна с Фордом, и Дерека, выступающего в ее оппозиции в то же самое время время, ради одного человека, который может быть даже меня не ждет? Но я не останавливаюсь на этой мысли, а закрепляюсь о лица группы в голове, выуживая оттуда маленькое личико Эндрю - сына Кейтлин и Филла - который перехватил меня вечером перед тем, как отправиться спать. И я, будто спохватившись, отпускаю руку Форда и ныряю ей в задний карман джинсов, доставая оттуда половину шоколадки в помятой обертке. - Держи, это тебе презент от Энди, он сказал, что так ты выздоровишь быстрее. Понятия не имею, откуда она у него и как давно, но клянусь, не я съела половину, - уголки губ взлетают вверх, и кажется, это позволяет ответить на мой вопрос, так и повисший в воздухе.

Не стоит.

Он рекомендует мне не переживать, а я лишь усмехаюсь на этот дурацкий подбор слов Джонатана. Рекомендации в нашем новом мире иногда всего лишь плевок в лицо, который еще при том и остается незамеченным - несмотря на то, что мы все понимаем, что нам рекомендована спокойная и мирная жизнь за защитными стенами, мы все равно настойчиво продолжаем смотреть риску в лицо. Как и я буду продолжать переживать за Форда, кем бы он не силился себя выставить - в данный момент абсолютно твердо решившим справляться своими силами, и не желающим допускать мои чрезмерные попытки ратовать за его размеренное существование в Сент-Луисе. Он еще и отказывается от шоколада, и я на это укоризненно вскидываю правую бровь, все равно продолжая ему улыбаться. Меня теплом укутала его отсылка к Гарри Поттеру - историю о мальчике, которую я любовно храню в самых сокровенных уголках сердца, и особенно это порадовало тем, как все-таки чутко Джонатан относился к тому, что я люблю. Он ведь действительно посмотрел со мной все части, игнорируя и мою параллельную озвучку происходящего на экране, и еще то, что ему было как бы уже прилично так за тридцать.

- Точно-точно не будешь? - повторно спрашиваю я, чтобы получить дополнительную уверенность в его отказе, и только после этого отправляю кусочек шоколада в рот. Сладость растекается у меня во рту забытыми ощущениями гастрономических удовольствий, каких мы были лишены уже долгое время, и даже немного прикрываю глаза, протягивая длинное "мммм", разумеется для того, чтобы подразнить Форда и проговариваю быстро и задорно: - Зря-зря.

Мой смех, вырвавшийся после, прерывает открывшаяся дверь и доктор Уоллис обеспокоенно осведомляется насчет самочувствия Джонатана. Я оборачиваюсь к нему вполоборота корпуса и произношу тоном, в котором еще маячат веселые отголоски: - Все в порядке, доктор, спасибо вам, я за ним присмотрю и, если что, обязательно позову вас.

- Хорошо, Саманта, найдите меня, когда соберетесь уходить. Я проверю Джонатана перед сном, - произносит он в ответ более серьезным тоном, но кажется, что я услышала в его словах нотки облегчения. Он действительно давно не отдыхал, приводя Форда в порядок, и заслужил эти несколько часов спокойствия. Работа врача в Сент-Луисе все-таки самая востребованная и я крайне рада тому, что они у нас есть. Поэтому в моменты, когда и им понадобится помощь, я не против подменить хотя бы на этот раз доктора Уоллиса. Мой взгляд возвращается обратно к Форду, успев скользнуть по дороге и по моим пальцам, на одном из которых остались подтаявшие остатки шоколада, и в этот раз я почему-то не мешкаюсь - возможно сыграло то, что нам с Джо на данный момент удалось сбросить эти оковы неловкости и напряжения в воздухе - поэтому я тянусь проскользить указательным пальцем по губам Джонатана, чтобы оставить на них шоколад и пусть он все-таки его попробует. Но это шаловливое действие, которое должно было быть выполнено ловко и быстро, почему-то замедляется и мой палец остается прочерчивать дугу его нижней губы, чтобы потом, так же медленно, пойти дальше уже полной ладонью по его щеке. И следом я опускаюсь корпусом вперед, чтобы поцеловать его - аккуратно, неторопливо и осторожно - словно уже более не уверена в своих действиях, и, тем не менее, я все равно это делаю. Мои губы касаются его и привкус шоколада приятным дополнением растекается во рту, я стараюсь сильно не налегать на его тело, хотя моя грудь все равно встречается с его грудной клеткой, в которой еще чувствуется напряжение. Но я расслабляюсь первая, мягко утопая в поцелуе, который, как оказалась, ждал не только один Джонатан. Все мое нутро тянется к нему и распускает побеги удовлетворения и радости от того, что в пазле, который так уперто не поддавался, нашлась недостающая деталь и встала на место, показывая, что и мое место с ним рядом.

Мы были привязаны друг к другу, ровно также как и были привязаны к Сент-Луису, и моя гонка за призрачными воспоминаниями прошлого всего лишь здорово так посадило дыхалку. В то время как все вокруг происходящее продолжало подсказывать, что жизнь происходит уже сейчас, а не поставлена на паузу, в ожидании, когда я доберусь все-таки до Мэйсона, настойчиво игнорируя, что он же почему-то до меня не добрался. И те внезапные приступы нежности, когда я срывалась с места, чтобы добежать и обнять вернувшегося Форда с очередного задания, или сказанное с улыбкой "доброй ночи" и небольшая заминка от того, что не знаешь, что еще бы сказать ему, чтобы он на немного со мной задержался, и мое все еще присутствие здесь, несмотря на то, что он вымотан и наверняка хочет хорошенько проспаться, и то, что я так и не сказала ему, что не считаю, что тогда, в той самой ферме после внезапного танца с его руками у меня на талии, это была ошибка, и это лишь заставило дыру между нами расшириться еще дальше - все это свидетели того, что мне всего лишь не хватило раньше смелости сказать ему, что мое беспокойство за него что-то большее, чем страх потерять друга или остаться без его защиты. Он был дорог мне тогда, когда мир еще не слетел с катушек, и укрепился в этой позиции сейчас в несколько раз прочнее.

Я отрываюсь от его губ, но перед тем как он успеет что-то первым сказать, я прикладываю палец к губам, призывая его помолчать: - Прости, что не сделала этого раньше. Этой ночью, когда я уже была уверена, что потеряла тебя, я не могла думать ни о чем другом, кроме того, как много времени я упустила, не сказав, что я люблю тебя. И я говорю тебе это не потому, что когда-то ты обещал довести меня до Мэйсона, и не потому, что мы дружим, и как ты заботился обо мне и помогал во всем, даже когда я этого не просила. Просто ты знаешь меня лучше кого-либо на этом свете, и мне так хорошо и спокойно с тобой, и мы должны же жить здесь и сейчас, с теми, кто уже с нами рядом, потому что если ты завтра снова отправишься за периметр и уже не вернешься, я буду ненавидеть себя за то, что мы не попытались побыть счастливыми. А ты делаешь меня такой, Джо, и я хочу, чтобы ты тоже был счастлив со мной, - проговариваю я практически на одном дыхании, и глаза бегло проходятся по его лицу, пока пальцы ныряют в его волосы и мне хочется снова поцеловать его, но я жду, потому что не знаю, поверит ли мне Форд и готов ли он будет зайти дальше, уже однажды наткнувшись на стену моего отказа.

В его глазах читается удивление, и хотя он несколькими минутами ранее с охотностью отвечал на мой поцелуй, и горячая кожа ладоней скользила по спине, и они мягко прижимали меня к его груди еще ближе, я все равно прекрасно осознаю, почему этот отблеск непонимания отразился в его глазах в свете тусклой лампы палаты. И я не тороплю его, беря время на то, чтобы выдохнуть после моей бесконечной речи (по крайней мере мне так показалось). и остудить жар с губ, не успевших потухнуть после пламенности произошедшего поцелуя. Мой взгляд скользит по его красивому мужественному лицу, подмечая как отчетливо выделяются его носогубные складки, потому что подступающее сороколетие и груз ответственности за целую общину дают о себе знать. Но морщинки вокруг его глаз и между так часто насупленных бровей во время решения очередной проблемы - это как отголоски воспоминаний обо всем том, через что пришлось пройти Форду, через что он провел и меня, и еще успеет провести весь Сент-Луис. И когда с его светло-зеленых глаз слетает налет задумчивости и переваривания происходящего, в них начинают плясать искорки веселья, а мои губы расплываются в длинной улыбке, давая команду и выступить наконец-то ямочкам на щеках. В его такой краткой фразе, особенно на фоне моей рассказанной поэмы ранее, читается такой до глубины души знакомый Джонатан - подмечающий детали, веселый и легкий в своих высказываниях парень, с которым мы так часто смеялись до слёз. Сейчас же смеяться не хочется - только выдохнуть облегченно и легко поддаться его пальцам, тянущим меня за подбородок.

Он целует меня. Снова. Делает этот шаг навстречу, разрушая границы пережитого прошлого и не возвращаясь туда, где когда-то я не смогла ответить ему также легко, как он делает это сейчас. Опускаются все барьеры, все стопы выносятся за пределы этого помещения и только его губы сейчас имеют значение и то, как мои податливо отвечают ему - сначала нежно, зачем с нарастающей страстью, и сердцебиение учащается, захлестывая меня в ураган давно забытых ощущений, когда чувствовала себя желанной и кому-то важной. Несколько лет прошли в ограниченных прикосновениях, когда возможно было только обнять Форда по-дружески, разграничивая и четко очерчивая там, где кончается дозволенное, или в мягком касании к щеке ладонью, подбадривая его, когда он был вымотан после рейда, длящегося несколько дней, или вовсе когда доступна только одна единственная опция - обнять себя руками за плечи в своей двуспальной кровати дома, в которой из-за пустующего соседнего места может быть так одиноко. Но одиночество кончается и я провожаю его с каждым сплетением наших языков, когда пальчики скользят по его торсу, мягко очерчивая только им видимую дорожку и под их подушечками чувствуются мурашки, пробегающие по его коже. И мне кажется, будто еще никто не целовал меня так до него - в каждом прикосновении чувствуется, что это не просто физическая реакция друг на друга, не просто механически хорошо отлаженные действия. В них целая вселенная не вовремя выплеснутых чувств, несказанных фраз, нужда в которых отпадает сама собой, когда моя вторая рука спускается с щеки ему в волосы, и на освободившееся место приходят мои губы, спускаясь после вниз на его шею. И я осторожно забираюсь к нему на краюшек кровати всем телом - благо, позволяет масса тела и то, что я нахожусь справа от его непокалеченной ноги и можно не потревожить и без того настрадавшуюся и подлатанную левую.

И несмотря на то, что все равно мало места, мне хватает держаться за то, что в его сердце для меня его хватает с лихвой. Я легонько подталкиваю его голову развернуться в свою сторону и заглядываю ему в глаза. Мне чертовски нравится то, что я в них вижу - сегодня мне хватает смелости столкнуться с его чувствами, признать их и поддаться во власть ответного влечения. Уголки губ приподнимаются и я произношу: - Клево целуешься, Форд, - и снова тянусь к нему, выбрасывая из головы, что может все-таки стоит все обсудить. Все и так предельно понятно, и когда доктор Уоллис посчитает, что он может покинуть больничную палату, спальное место рядом будет отдано правильному человеку. Тому, кто всегда был со мной рядом, готовый подать руку, если я оступлюсь.