[indent]Уставшие веки лениво держатся полуоткрытыми — Рэйчел в последние дни старается минимизировать количество применяемых действий. Выкладываться на пол ставки — это всегда то, что позволяет при необходимости нажать будто педаль в пол и дать по газам так, чтобы только улетающие задние фары сверкали и на это как раз будут силы. Когда такой день наступит в случае с этой сраной станцией — малышка не знает, и потому в последнее время, держась за спиной Дрездена — некогда до ужаса бесящей, сейчас вызывающей успокоение своим несносимым видом — ей как раз удается насытиться этой полуподвижностью и менять стратегию Шерард пока не собирается.
[indent]В зеркале чуть осунувшееся от усталости и малого количества потребляемой пищи [чаще всего на ужин у них сигареты] лицо Дрездена вопреки всему все еще отдает дерзостью и смелостью. Его фирменный зачес волос рукой назад скоро может превратиться в женское «кокетливо убрать за ушко» — ведь если жизнь застопорила свое развитие, это не значит, что волосы сделают тоже самое.
[indent]— Если все получится, я буду требовать гамбургер, — согласитесь звучит вполне реально, фастфуд с его количеством химии внутри стопроцентно переживет и катастрофу похлеще ядерной. Рэйч пытается мужаться, прикрываясь шуточками, регулярным закатыванием глаз и взглядом прочно вровень с Билли несмотря на то, что он на головы четыре ее выше [за счет ее псевдоуверенности, конечно]. Но на самом деле, со временем начинаешь приспосабливаться — и к ледяному приветствию пола на перроне [их «охуенного» спального места], и к чужому плачу с соплями вперемешку каждую вторую ночь, и к отсутствию света, и к касаниям своей макушки временами к плечу Билла, и к непониманию какое время, день и месяц. Там же наверху ждут вроде бы известный проспект с кофейней «east or west» на углу [кофе там, кстати, зэ бест], мягкие лучи октябрьского солнца, тачки без водителей в неограниченном количестве, а все остальное, в общем-то, совершенно обычное — светофоры, пешеходные надземные мосты, распахнутые окна бизнес-центра, киоски с газетами — но, вместе с тем, наполненное все омерзительным, восставшим из мертвых «нечто».
[indent]Разворот на сто восемьдесят Дрездена ставит эти пугающие мысли Шепард на место. Он двигается ближе, бесцеремонно нависая над ней и стягивая с плеч джинсовку. Он называет ее красивой и Рэйчел глухо смеется вместо ответа — это ее типичная реакция на комплименты. Её не пугает такая близость, она не собирается останавливать это изучающее ее поведение — пазл просто складывается наконец-то из тех мыслей, когда Рэйчел замечает, что находит их разницу в росте достаточно кинематографичной, суровый взгляд Билли на своем теле, щекочущий отнюдь не нервы, соприкосновение их пальцев, тянущихся к одной и той же пачке, которому отводишь гораздо большее количество внимания, чем требовалось. Поддается и его руке, приподнимающей ее подбородок вверх, и мягко отвечает на поцелуй, кайфуя от того, что он постепенно набирает темп.
[indent]Она запускает пальцы в его волосы, следом они исследуют его лицо, притягивая к своим губам обратно, в перерывах между тем, как стягиваются друг с друга вещи и бесцеремонно летят на дичайше грязный пол. Но Рэйч не обращает на это внимания, цепляясь за Дрездена, когда он ее поднимает и усаживает на бочок унитаза. Его касания проносятся по ее коже какими-то электрическими разрядами, сгоняя с нее пессимистичную усталость, засевшую глубоко в сознании и подкрепляемую отказом от стимуляторов. Но рядом с ним, в этой обжигающей встрече их обнаженных тел, из-за его пальцев, умело работающих у нее между ног, и в хоре сбившегося дыхания, она отпускает от себя все разбившее их мирное время — череду взрывов, неизвестную массу лиц на станции, нехватку еды, каких-то невероятных монстров из фильмов, себя, заламывающую пальцы от ломки, побледневшую на коленях Дрездена, иначе невозможно с такой жизнью смириться и потому забивающей себя сильнее из-за понимания, как все-таки без него было тяжело справиться. И остается только последний рубильник, держащий ее в настоящем, и Билл вырубает его в ту же секунду, как его член проникает внутрь. С губ Рэйчел срывается череда стонов и она не собирается контролировать их громкость. Она обхватывает его ногами, притягивая его к себе ближе и заставляя проникать еще глубже, максимально устраняя пространство между их телами. Шепард спускается с его губ на шею, чтобы прикусить его мягкую кожу, поддаваясь волнам наслаждения, захлестывающим все ее нутро.
[indent]А когда хочет поцеловать его обратно, зависнув где-то на секунду в миллиметрах от его губ и обжигая своим разгоряченным дыханием, она встречается с ним взглядом, и в отражении ее глаз отчетливо читается осознание — теперь во всем этом чокнутом мире только чокнутый Билли Дрезден имеет для нее, такой же чокнутой, значение.

[indent]В мирное время никто, глядя на Рэйчел, не мог даже в шутку предположить, что перед ним монашка - Шепард начала вести половую жизнь рано [спасибо за терпение, заднее сиденье шевроле ее одноклассника Блейза Вагнера] и прекрасно понимала, что раздвинуть ноги - многого ума не надо. Поэтому даже сейчас, ей во время секса забить на их с Дрезденом сумасбродное прошлое как два пальца обоссать. Это всего лишь отработанная схема - взад-вперед, постонать, обхватить его ногами, для статичности об стену опереться вспотевшей ладонью. Это всего лишь физическое влечение, обмен слюнями, потом, сложившийся из двух голых людей пазл. В привычном мире Шепард - чем-то еще другим секс не должен подкрепляться, но почему-то происходящее сейчас здорово вырывается за рамки.

[indent]Дрезден в процессе еще произносит её имя и да, Билли, это действительно срывает крышу куда сильнее, чем пресловутое "I love you". Шепард прижимает его голову к себе сильнее, когда он утыкается ей в шею, и ее стоны, разрывая пространство и бессовестно превышая пределы нормы громкости, чтобы их никто не услышал на станции, проникают ему прямо в ухо. Рэйчел чувствует себя великолепно и звонко смеется в ответ, когда Дрезден кончает в унитаз, да, такого еще в ее жизни не было. Она отвечает на поцелуи, несмотря на то, что дыхание так изрядно сбилось и пора бы остановиться, но ей слишком нравятся его руки на ее спине, касания еще не успевших остыть тел, и она, как маленький ребенок, получивший целую коробку так давно желанных конфет, тащится, тащится, тащится.

[indent]Берет свои вещи, слушая его, и чуть прищуривает глаза во время упоминания о его лофте. Сложно делать что-то с собой, когда вычерчивается невероятно яркая граница между ней, закованной в наручниках и пытающейся сбежать оттуда, и ней же сейчас голой, сидящей на бочке унитаза перед Дрезденом. Между желанием тогда разбить ему голову об стену и прижаться к нему опять сейчас, потому что прошло несколько минут, когда его тела не было с ее рядом. Наверное, влияет и то, что над их головами целый мир, рассыпавшийся на куски [скорее то, что Шепард втрескалась в него от макушки до самых пяток].

[indent]- И я бы рискнула, - произносит в ответ, не прибавляя, что идти им больше в общем-то некуда. У них двоих нет никого, кого нужно было найти и спасти, чтобы заполнить зияющую дыру от разлуки внутри. Когда-то они оба были выброшены за край социального круга, и сейчас возвращаться в него даже не пытались. Ни с кем на станции Шепард даже не пыталась общаться, ни за кого там, за дверями это крохотного толчка, душа не болела и потому даже выходить отсюда ей не хотелось. - Потому что, признаюсь, твои шелковые леопардовые простыни куда лучше, чем этот ебанный пол вместо кроватей, как бы они жутко не выглядели.

[indent]Рэйчел спускается с унитаза, запрыгивая обратно в свои вещи. На секунду ей даже не хотелось надевать на себя куртку Майкла, будто только что была поставлена последняя точка по горестям от его потери. Но она накидывает ее на плечи все равно, потому что тупо нет другого варианта, а Дрезден между тем закуривает и продолжает обсуждать их дальнейшие планы, как ни в чем не бывало.

[indent]- Честно, хуй его знает, но терпеть эту станцию я больше не намерена. Тут воняет, нечего жрать, кругом одни упыри и придурки, ты в том числе, кстати, - она посмеивается, подходя к нему практически вплотную, и после его следующего затяга, она встает на носочки и все равно еще немного вниз к себе его за воротник куртки притягивает, чтобы затянуться тем дымом, который он выдыхает. После - отправляет дым в пространство между ними и тянется к его губам. Она целует его жадно, долго, ныряя рукой под кожаную куртку, настойчиво игнорируя, что за дверьми то и дело проносятся какие-то звуки. Потому что чувствует, что как только они отсюда выйдут, магия момента развеется - они снова будут колкие на словечки Билли и Рэйчел, злые и агрессивные на всех, кто хотя бы даже вздумает на них посмотреть. В джинсовке становится слишком жарко, хочется ее скинуть, но кто-то настойчиво начинает биться в дверь.

[indent]Сначала Рэйчел продолжает делать вид, что совершенно ничего не видит, не слышит, и их вообще тут нет, да и целого туалета, в принципе, тоже, но этот ебанный придурок и не думает остановиться, пожать плечами мол "занято", да сходить поссать на рельсы. Кому какая разница - там и так воняет, что пиздец, да и поезд его, к сожалению, не переедет. А в это же время губы Шепард сползают на шею Дрездена, пока правая рука ослабляет его ремень, проникая в зону между его вещами и телом, и обхватывает его член. Ведь если перефразировать высказывание Билли в более корректную форму - "осталась неделя и мы умрем" - то надо хоть напоследок подрочить парню.

[indent]Вот только Шепард нельзя было назвать терпеливой и сдержанной, поэтому когда звук за дверью начал подзаебывать уже конкретно, она сначала злостно рычит прямо в губы Дрездену, вытягивает свою руку и с резким: - Да че надо, ебанный ты... - "член", хотела добавить Шепард, когда распахнула все-таки дверь, но на нее смотрели совершенно нечеловеческие два глаза одного из когда-то живых на станции. Он улетает на нее вперед, потому что потерял точку опоры в виде двери и нашел ее в Шепард, заваливая ее на пол всем своим телом.

[indent]Ага, осталась неделя?

[indent]Шепард злостно матерится, пытаясь скинуть с себя это тяжеленное тело, но его вовремя перехватывают руки Дрездена, срывают его с неё и Рэйчел делает облегчённый вдох, потому что этот урод здорово так передавливал грудную клетку. И в момент, когда Билл готов чуть ли не на куски порвать этого конченного мудилу, не намеренно  нарвавшегося на пиздец в виде Дрездена, она, наверное, впервые чувствует, что такое когда кто-то готов постоять за неё. Рэйчел всю свою жизнь скиталась в поисках пристанища, где ее окутают любовью, заботой, теплом и лаской, но натыкалась только на «Шепард, пошла ты нахуй», и поэтому нацелена была надеяться только на саму себя. Но сейчас Билли выбрасывает мужика куда-то в сторону, помогает ей подняться и она снова оказывается прижатой к его телу, чувствуя как внутри неё разливается мурчащее удовольствие, что кому-то на неё не все равно.
[indent]Да, Рэйчел, и это все делает Билл, мать его, Дрезден. Эта высоченная бандитская дылда, которого ты пидарасила в первую встречу, чуть ли не разнесла его хату, вынашивала планы о мести за то, что он расквитался с твоим парнем.
[indent]А теперь Шепард прикрывает глаза, когда его губы касаются ее макушки, она мягко обнимает его за талию, когда они возвращаются обратно на перрон и  следующие несколько ночей, оставшихся до их побега со станции, она прижимается к нему, наплевав на все их окружающее - мягко щекочет дыханием его шею, пальчиками обводит его татуировки на открытых частях тела, шепчет ему пошлости на ушко и в целом, ведёт себя как довольная и сытая кошечка, с которой мало кому удавалось встречаться. Но у Билли получилось перешагнуть за этот порог и узнать мир другой Шепард, хуй пойми почему, честно, но, видимо, двум отбитым людям все-таки суждено быть вместе. Как говорил Ной, каждой твари по паре, и с этим Дрезден и Шепард справились великолепно.
[indent]Как и с решающим шагом наконец-то выбраться наверх, когда они, взявшись за руки, внаглую поперлись мимо дежуривших на смене охранников.
[indent] Мы на рейд, она со мной.
[indent]Вот так просто, без каких-либо длинных объяснений, надежд на кого-то хрена из рации и неразговорчивой мамашки с очень даже разговорчивым ребёнком. Когда один из этой охраняющей банды недоверчиво впирается взглядом в Шепард, она имитирует пальцами ствол и с беззвучным «пиу», но отчётливо вырисовывая этот звук губами, отправляет невидимый выстрел в него с совершенно не терпящим возражений лицом. И, прикиньте, у них получается. Преодолев лестницу, они вываливаются на свежий воздух и, несмотря на то, что на улице было довольно-таки пасмурно, в Шепард все равно ударяет свет. Он пронизывает болью сетчатку глаз, заставляя сощуриться, потому что они уже успели отвыкнуть от дневного света, который покинул их и оставил в объятиях мрачной темноты станции и работающего на последнем издыхании искусственного освещения. Ровно также непривычно было вдохнуть воздуха, который она протяжно набирает в свои легкие, оставляя лишь в воспоминаниях мерзотный, спертый воздух этой кучки никчемных и жалких людей.
[indent]Но что теперь? Оглядывается.
[indent]Территория входа в метро очищена, потому что рейдеры регулярно выбирались наружу, ведь без порядочной организации и тупости в целом этой станции как базы для выживания, боевых припасов и пропитания регулярно не хватало. На несколько метров от входа был установлен специфичного вида забор со слабыми подпорками в виде камней с двух сторон - он выполнял функцию защиты от возможных ходячих и, действительно, парочка них удачно попадалась в ловушку, судя по сваленным сбоку телам убитых. Да, вот им и ещё одна причина адского вонища там внизу. Но сейчас заострённые пики пусты, видимо, мертвецы в последнее время обходили стороной станцию, вот только это не преуменьшало возможность того, что в городе их должно быть дохуя.
[indent]- До твоего лофта кварталов двадцать, блять, мы не могли что ли тогда выбрать станцию поближе, - бурчит негромко Шепард, на всякий проверяя сохранность пистолета и ножа у себя на поясе, благополучно спизженных накануне Дрезденом. И тут ее озаряет. - Подожди, секундочку, - также вполголоса говорит Рэйчел, вспоминая, что перед тем, как пару месяцев назад залететь в метро, выбросила пакетик с травкой в урну рядом. И действительно, она оказывается все там же, потому что мозгов у этой банды нихуя не хватало проверить все, ровно как обнаружить пропажу оружия или пустить их двоих хуй пойми куда и почему.
[indent]- Все, пошли, теперь будет чем отметить возвращение домой, - она нарочито говорит «домой», закрепляясь ещё устойчивее в жизни Дрездена, и переплетает их пальцы. Даже если от лофта ничего не осталось, ее «дом» теперь всегда будет там, где будет он.