Человеческая сущность — сложная штука. Чтобы раскрыть потенциал или показать истинную личину, нужно создать условия. Перевернуть привычный мир вверх дном, окунув с головой в новые правила — и теперь можно наблюдать за выживанием сильнейшего. Нет-нет, борьба с задирами в школе или место в институте — цветочки. Всегда остаётся второй шанс: достойно ответить однажды или поискать себя в другом месте. А вот если оставить человека подыхать, кинуть прямо в лапы незнающим чувства насыщения тварям, падким на живую плоть, — вот настоящая борьба, которая, словно кукловод, дёргает за ниточки, показывая весь арсенал и нутро игрушки.
Мир кричал. С каждым днём — всё громче. Случай следовал за случаем: разорванная семья, ожившие посетители морга, обезумевшая старушка-каннибал, нападение в зале школы, многочисленные пропажи людей. Власти просили сохранять спокойствие, не покидать домов, но ситуация была уже не в их руках: контролировать «болезнь», как это обозвали умники-учёные, невозможно. Она, словно кошка, тихо подобралась к добыче, с лёгкостью проникнув в недра и так нестабильного общества, окончательно его разломав. Отцы убивали детей, многие прыгали с крыш, стреляли в прохожих, душили родных; начался разгул бандитизма, и уровень насилия скаканул до небывалых высот. Люди сами рыли себе яму: кто теперь пойдёт на крики, когда на кону своя жизнь и игра в лотерею «убьют ли тебя за наивную доброту?».
Потом мир начал затихать. Крик переходил на шёпот. Шёпот боли. Шёпот жалких остатков человечества, схлестнувшихся с живыми и мёртвыми за право встретить ещё хоть один рассвет. Людская натура такова, что «ожившие мертвецы» — это опасность, ничтожная на фоне человеческой жестокости. Как гласил слоган одного популярного сериала: «Боритесь с мёртвыми. Остерегайтесь живых».
Шёпот — это определённо подходящее слово. Раньше планета кричала. Человек постоянно находился в клубке звуков. Рёв двигателя проезжающей машины, звонкий смех группы ребят, громкое оповещение на смартфоне проходящего мимо паренька, гавканье непослушного пса, так и норовившего потянуть хозяина за собой, звонко разбившаяся бутылка — это окружало со всех сторон, заглушая сердцебиение. Настала тишина. Всепоглощающая, сводящая с ума. Биение собственного сердца да шарканье ног вперемешку с хрипом за стеной — стало тем самым шёпотом, изредка сменяющим тон на выстрелы и крики — вестники смерти.
И Норин казалось, что людям, прожившим дальше точки, где заканчивается родительская опека и ты всецело отдаешься самому себе, - иными словами - взрослым, что им проще. "Взрослым" проще принять факт произошедшего, им проще понять то, что происходит, проще, банально, выживать. Наверное, это тот самый случай, когда к месту оказалась бы излюбленная фраза взрослых - "доживешь до моих лет и поймешь". Ведь есть разница между тем, когда ты споришь с отцом, о том какую одежду носить, а его главный аргумент это "тебе десять, Нора, что ты можешь решать?" и тем, когда тебе немногим больше десяти и ты выброшен в погибший мир, брошенным щенком, где "тебе тринадцать, Нора, что ты вообще можешь?" И все что тебе остается - это доказывать, что ты все-таки что-то можешь. И, наверное, главное отличие тех действительно взрослых и вынужденно рано повзрослевших детей в том, что первые не сдавались, потому что могли бороться, а вторые боролись потому что не знали, что можно по-другому. Брошенный в воду ребенок - поплывет в девяноста процентов случаев.
— ... Но ты и нас взрослых прости. Мы все еще живем в том мире. — Это, кстати, неправда. Иначе как объяснить, что сейчас происходило в мире? Все эти быстро организовавшиеся группировки, например. Разве в том мире было в порядке вещей объединяться в группы и враждовать со своими же, ведя борьбу за территории, что прежде были общими; за ресурсы, что прежде были в свободном доступе (или в обмен на другие ресурсы); за жизнь в конце концов, которая прежде имела гораздо больше ценности, чем сейчас. Нет, никто уже не жил в том мире, всем пришлось как сорняковому грибку адаптироваться к новому. И тут, как говорят, чтобы построить новое - нужно разрушить старое.
С дальнейшими аналогиями Аарона Норин не то чтобы не согласна, она скорее их не до конца понимает. Она ведь не отказывается от протекции Сент Луиса, она говорит о том, что ей перекрывают воздух. Не дают себя проявить, оказаться полезно и не просто сидеть, сложа руки под защитой. Если все это для ее сохранения, если это все для того, чтобы она могла себя показать позже, то где гарантия что потом будет проще? Цифры, что будут говорить о ее возрасте, будь ей пятнадцать, двадцать, да хоть все сорок - они не дадут ей того ценного опыта, который можно начать получать уже сейчас.
Норин не осуждает Аарона за его позицию, как и дает поблажку самой себе за то, что действительно не понимает его. А его словам с просьбой воспользоваться выигранным "джек-потом", она дает статус риторического вопроса и в ответ лишь кивает. Молча. Едва ли Нора осознает, что значит воспользоваться этим выигрышем, едва ли правильно растолковала слова Беркли, но пока то, как она все это поняла ей не нравилось. Пока что воспользоваться выигрышем означало сесть и сидеть, пока все вокруг тебя суетятся и пытаются тебя защитить; сесть и не рваться на помощь, даже если очень хочется и ты знаешь, что сможешь помочь.
Сравнение с Маугли у Норин вызывает спорную реакцию, Аарон вроде бы и прав, но Марш была не столько одиночкой, сколько просто самостоятельной. Она не против помощи, но там, где сама не способна справиться.
Когда Аарон крутит в руках палки, Марш вопросительно вскидывает бровь, смотрит скептически, но дает ему шанс.
— он помогает, когда ты не сможешь найти Полярную звезду и полтора градуса от нее — север. — Норин очень силится сделать вид, что все понимает, даже кивает, внимательно следит за Беркли; только в голове разве что обезьянка играет в железные тарелки. Волопс, Арктур, рожки мороженого, Нора понимает, что ничего не понимает. А дело все в том, что в отличие от Аарона, который не считал себя астрологом, Джо, что прежде учил Марш, действительно им не являлся, а потому и не представлял названий всех этих светяшек на небе. У него просто было для каждой точки свое название и какие-то образные ориентиры, чтобы было понятно о чем речь. Про идиотов среди взрослых, кстати, меткое замечание. Норин смеется, прикрывает рот и смолкает, снова обращая внимание на колышки в земле.
— Я сейчас. Постарайся, приглядеть себе звезды.
— Все же я предпочту компас, — язвительно подытоживает мышь, еще раз обводя взглядом мини макет самопроизвольного леса, — ох уж эти гаджеты, упрощают жизнь! — Марш говорит это не с целью обесценить учения Беркли, нет, просто Норин имеет слишком много сомнений на тему того, что ей придется оказаться где-нибудь ночью в полном одиночестве настолько далеко от знакомых мест, что придется искать путь по звездам. Она провожает Беркли взглядом, пока он не пропадает из поля зрения.
— Взрослые так любят все усложнять, — обращается Нора не то в пустоту, не то к псу, что поднял голову, когда Норин звякнула чем-то в руках. — Сначала придумывают как упростить, а потом снова усложняют, потому что становится слишком скучно. — Она вертит в руках карманный компас, слишком маленький для обычного, но едва ли игрушечный. Смотрит как стрелка крутится словно маятник какое-то время, а после замирает, практически точно указывая пусть.